— Да. Это люди сенатора, — сказал Вильсон.
— Сенатора? — Джон Бейкер постарался, чтобы на его лице не отразилось никаких эмоций. Отвернулся от страшного, покрывшего прежнюю сушу моря, уставился на холмы на востоке.
— Сенатора Артура Джеллисона, — пояснил Дик Вильсон.
— Вы сказали это так, будто он вам не очень-то нравится, — сказал Рик Деланти.
— Не совсем так. Не надо порицать его, но любить его я не обязан.
— Что он делает? — спросил Бейкер.
— Устанавливает организацию и порядок, — ответил Вильсон. — Он — хозяин расположенной там долины, — Вильсон показал на северо-восток, в направлении предгорий Хай Сьерры. — Его долина окружена горами. Люди сенатора выставили патрули, стражу, перекрывшую границы долины, и не позволяют никому проникнуть в нее без его разрешения. Если тебе нужна помощь, он окажет ее, но за чертовски высокую цену. Нужно кормить посланных им на помощь бойцов. И передать ему немалое количество пищи, горючего, военного снаряжения, удобрений — то есть того, что теперь просто так добыть невозможно.
— Если у вас есть горючее, ваши дела не так уж плохи, — сказал Рик Деланти.
Вильсон сделал широкий жест рукой:
— Как нам держаться здесь? Никаких естественных преград на границах. Никаких скал, в которых можно было бы соорудить укрепленные пункты. Нет времени возводить укрепления. Никакой возможности остановить поток беглецов, не дать им ограбить нас, не дать им забрать то, что еще не обнаружено нами. Нужно накрепко перекрыть границы. Но у меня не хватит на это людей. Слишком много иной работы. Это неизбежно: иная работа, которую необходимо сделать.
— Да. А записи нужно сохранить, — Петр вскарабкался по борту «Союза»и закрыл люк.
— Нет электричества, — сказал Джонни Бейкер. — Как обстоят дела с атомными силовыми центрами? Кажется поблизости от Сакраменто существовал такой центр?
Вильсон пожал плечами:
— Сакто, должно быть, расположено примерно на высоте футов двадцать пять над уровнем моря. Но в результате землетрясения многое изменилось. Возможно, этот центр сейчас находится под водой. А может быть, нет. Я просто не знаю. И все же там, видимо, дела обстоят лучше, чем здесь… Болото на двести пятьдесят миль, и повсюду появились озера. Большая часть долины покрыта глубоким слоем воды. Перекрыть заставами такой район? А надо бы.
Они шли вверх по склону холма к дому. Когда они подошли ближе, Бейкер увидел насыпи и ямы, вырытые вокруг здания. Копошились женщины и дети, добавляя к имеющимся укреплениям новые. Взгляд Вильсона сделался задумчивым:
— Генерал, нужно бы придумать что-то получше, чем эти ямы, но я не знаю что тут можно придумать.
Джонни Бейкер ничего не ответил. Его ошеломило увиденное. Ошеломило то, что он узнал. Здесь вообще не осталось цивилизации, здесь были только отчаявшиеся фермеры, пытающиеся удержать за собой несколько акров земли.
— Мы не можем работать, — сказал Рик Деланти.
— Вам придется работать, — сказал Вильсон. — Послушайте, через несколько недель придет весть от сенатора; я сообщу ему, что вы здесь. Может быть, он захочет увидеться с вами. Может быть, ему так захочется увидеть вас, что он решит, что я должен отослать вас к нему. И тогда он окажется у вас в долгу, что возможно, мне позднее удастся использовать.
НЕДЕЛЯ ЧЕТВЕРТАЯ: ПРОРОК
Из всех государств в наихудшем положении окажутся те,
чьи законы более не будут обладать достаточным авторитетом
для людей, и по доброй воле люди не пожелают повиноваться
этим законам, но где власти обладают достаточной мощью,
чтобы силой принудить жителей к повиновению.
Это был сумасшедший мир. Это ощущение ярко отпечаталось в памяти Алима Нассора. Однажды, белесые деятели вздумали уделить часть своих благ жителям гетто, надеясь этим остановить мятеж, и Алим взял, что мог — не просто деньги, есть такая штука — власть, а Алима уже знали в Городском совете, и он готовился для больших дел.
Затем, черный дядя Том стал мэром, и поток денег прекратился, власть, которой добился Алим, улетучилась. Алим ничего тут не мог поделать. Без денег, без всяких там штучек — символов богатства и власти — ты — ничто. Ты ничтожнее проституток, торговцев наркотиками и прочей шушеры, зарабатывающей себе на жизнь на жителях гетто. Алим потерял свою власть, но должен был вернуть ее обратно. Затем он попался на ограблении магазина, и единственная возможность выпутаться была — заплатить судье и полицейскому — и тот и другой белесые. Алима выпустили на поруки, а чтобы заплатить, ему пришлось ограбить другой магазин. Сумасшедший мир!
Затем сотни белесых, из тех, кто побогаче, удрали в горы. С небес на землю падал удар рока! Алим и его братья могли сделаться богатыми — навечно богатыми. Они и стали богатыми, у них было полно барахла, стоящего хорошей монеты, а потом…
Сумасшествие, сумасшествие. Алим Нассор вспоминал, но это походило на навеянные наркотиком грезы — мир, существовавший до Молота. Алим сделал все, от него зависящее, чтобы защитить братьев, тех, которые повиновались ему. Четыре из шести групп, ранее выделенных для ограблений, двинулись вместе с Алимом — сквозь толпы беглецов. Вместе с ним! Но пришлось остановиться в одной хижине вблизи Грейпвайна. Двигатель одного из грузовиков сдох. С него ободрали все, что можно, выцедили из него горючее, и оставили его в канаве. Выкинули заодно и весь этот электрический хлам: телевизоры, аппаратура высокой точности воспроизведения, радиоприемники, маленький компьютер. Однако оставили бинокли и телескоп.
Сперва все было прекрасно. Неподалеку от хижины обнаружили ферму, где были и коровы и другая пища. Этого хватило бы на две дюжины братьев надолго. Не пришлось даже драться за это добро. Фермер был мертв: на него обрушилась крыша, он так и лежал с переломанными ногами, и умер то ли от голода, то ли от потери крови. Но явилась толпа белесых, вооруженных ружьями и отобрала ферму. Восемнадцати братьям на трех машинах пришлось уехать прочь — в дождь.
Затем дела действительно пошли ни к черту. Нечего есть, некуда направиться Черные никому не нужны. И что им теперь делать, интересно, умирать с голода?
Алим Нассор сидел под льющим на него дождем, скрестив ноги, полудремля, вспоминая. Это был сумасшедший мир, с законами, придуманными ополоумевшими идиотами. Мир совершенно неправдоподобной роскоши: мир горячего кофе, мяса на обед, сухих полотенец. На Алиме была шуба, сидевшая на нем просто великолепно: женская шуба, мокрая как губка. Никто из братьев не осмелился проехаться на этот счет. Алим Нассор вновь обладал властью.
В поле его зрения показались чужие ноги: сворованные у кого-то ботинки, расползшиеся по швам, почти отвалившиеся от беспрерывной ходьбы подошвы. Алим поднял взгляд.
Сван был человеком ниже среднего роста, и все его поведение показывало, что он чрезвычайно высокого мнения о своей персоне. Когда Алим пришел к нему с предложением совершить ограбление, он был изящен и строен, словно профессиональный танцор. Хладнокровный и опасный. А сейчас вид у него был растерянный и неуверенный. И — будто он не умирал с голода — Джекки снова полез к Касси. Касси была против. Наверное, она все рассказала Чику.
— Дерьмо, — Алим встал.
— Нужно убить Чика, — сказал Сван.
— А теперь послушай меня, — Алиму было страшновато, что голос его звучит недостаточно внушительно. Алим устал, очень устал. Он подвинулся ближе к Свану и тихо заговорил: так, чтобы было видно, насколько он рассвирепел: — Без Чика нам не обойтись. Я скорее убью Джекки, чем Чика. И убью тебя.
Сван отшатнулся:
— Хорошо, Алим.
Алим смаковал его страх. Свану не хотелось испробовать ножа. Он отшатнулся Алим еще обладал властью.
— Из всех братьев, что с нами, Чик самый большой, самый сильный, — объяснил Алим. — Чик — фермер. Фермер, понимаешь ты это? А тебе бы понравилось заниматься этим вот до конца жизни? Парень, мы в пути уже десять дней, это тебе как нравится? Где-то для нас должно отыскаться место, но какая разница, отыщется оно или нет, если мы не знакомы с фермерскими работами…