Но пройдут десятилетия, прежде чем НАСА научится строить корабли ручного управления, пригодные для такого маневра. Если только научатся строить их вообще. А когда это произойдет, Рик Деланти будет уже старым и дряхлым.

Но сейчас не последний мой полет. Скоро к взлету будет готов «Шаттл», если только чертовы заправилы из Конгресса не пустят деньги на закупку свинины для своих избирательных округов…

Петр Яков работал со спектроскопом. Закончив замеры, он сказал:

— На это утро для нас предусмотрено напряженное расписание. Насколько я понимаю, зря мы так старательно в этот раз проверяли приборы внешнего наблюдения. Может, рискнем? Осталось два часа.

— Сумасшедший русский. Нет, не стоит погибать раньше времени. Снежный ком на такой скорости, наверное, не пробьет борт «Молотлэба», но уж наверняка проделает в вашем скафандре дыру, в которую влезет кулак. — Бейкер нахмурился, разглядывая выходные данные компьютера. — Рик, здесь у меня результаты последнего наблюдения. Какой объект ты выбрал?

— Большая гора, — сказал Рик. — Почти в самом центре ядра — как раз как нас просили. И что?

— Ничего. — Бейкер выключил микрофон. — Хаустон! Хаустон! Вы получили данные наблюдения?

— …дошли… результат отрицательный, «Молотлэб», передавайте снова…

— Что за чертовщина у вас творится, Джонни? — спросил Рик.

— Хаустон и ИРД считают, что комета пройдет на расстоянии девять тысяч километров от Земли, — сказал Джонни задумчиво. — У меня получается другое. Я ввел твои данные в бортовой компьютер, и у меня выходит лишь четверть этого расстояния. У них там более мощные вычислительные системы, но зато у нас более точные данные.

— Черт, но две тысячи километров — все равно две тысячи километров, — сказал Деланти. Голос его звучал неуверенно.

— Жаль, что у нас отказала главная антенна регистрации допплеровского эффекта, — сказал Бейкер.

— Я выйду и налажу ее, — предложил Яков.

— Нет, — ответ Бейкера прозвучал резко, по-командирски. — У нас еще нет потерь, так для чего начинать прямо сейчас?

— Может быть, стоит запросить мнение наземного контроля? — спросила Леонилла.

— Право решать предоставлено мне, — отрезал Джонни Бейкер, — а я сказал: нет.

Петр Яков промолчал. Рик Деланти вспомнил, что у советских космонавтов уже были потери в космосе. Три пилота погибли при возвращении на Землю, поэтому о них знает весь мир. И еще погибло неизвестно сколько — о них знают только по слухам и из рассказов, какие ведутся ночью под водку. Рику подумалось (и не в первый раз), а не слишком ли осторожничает НАСА? Чуть меньше заботы о безопасности космонавтов, и Соединенные Штаты чуть раньше добрались бы до Луны, удалось бы больше исследовать, больше узнать… и, да, плюс один или два некролога. Луна слишком дорого стоит, если измерять в деньгах. Но слишком дешево — если в жизнях. Одобрения это ни у кого не вызвало. А когда «Аполлон — 11» добрался до Луны, особого интереса данное событие не вызвало. Все стало слишком привычным.

Может быть, нам все же следовало бы это сделать. Ибо фотография Джонни Бейкера, выползающего на сломанное крыло «Скайлэба», фотография человека с большой буквы, рискнувшего выйти в чужую и враждебную среду, чтобы принять там, вероятно, смерть в одиночестве (и более одинокой смерти не было и быть не может!) — эта фотография придала программе космических исследований почти столь же сильный поступательный импульс, как и великий шаг, свершенный Нейлом Армстронгом.

Зазвучала сирена. Смолкла. Зазвучала снова. На приборной доске предупреждающе вспыхнули красные огни.

Подумать Рик Деланти не успел. Одним прыжком оказался у ближайшего окрашенного в красный цвет ящика. Двойники этого имеющего квадратную форму ящика были помещены всюду по «Молотлэбу». Раскрыв ящик, Рик вынул несколько плоских металлических пластинок с присосками на одной стороне, затем вытащил большие по размеру пластины похожего на резину пластыря. И глянул на Бейкера, ожидая приказа.

— Борт не пробит, — сказал Джонни. — Песок. Это было скопление песка. — Он нахмурился, глядя на приборную доску. — Значительная часть солнечных ячеек уничтожена. Петр, закройте колпаками все приборы оптического наблюдения. Побережемся для более близкой дистанции.

— Ладно, — сказал Яков. — Поплыл к приборам.

Деланти стоял наготове, держа противометеоритный пластырь — на всякий случай.

— Все зависит от того, насколько большим окажется ядро, — крикнул с дальнего конца кабины Петр Яков. — Кроме того, нам следует точно оценить степень твердости кометного вещества. Я полагаю, что она очень близка к соответствующей твердости земного вещества… значит, для нас… это будет как удар камнем, которому придана высокая скорость. А может, и хуже.

— Н-да. Вот о чем я размышляю, — сказал Джонни Бейкер. — Мы пытались обнаружить боковое смещение. Мы обнаружили его, но достаточно ли оно велико? Может быть, нам стоит прервать полет…

На мгновение стало тихо.

— Не надо. Нет, — сказала Леонилла.

— Поддерживаю: не надо, — добавил Рик. — Ты не хочешь рисковать. Кто еще за твое предложение?

— Только не я, — сказал Яков.

— Единогласно. Но вряд ли это можно назвать свободным и правильным выбором, — сказал Бейкер. — В нашем распоряжении мало энергии. Скоро здесь будет жарко.

— Ты оставался в «Скайлэбе» пока не отремонтировал крылья, — сказал Деланти. — Если ты смог пойти на такое раньше, то сможешь и сейчас. Так же, как и мы все, — мы сможем.

— Ладно, — кивнул Бейкер. — Но держи наготове противометеоритный пластырь.

— Есть, сэр.

Через несколько минут Земля закрыла собой ядро кометы Хамнера-Брауна. Поднималась Луна, опутанная призрачной сетью колеблющихся волн. Леонилла приступила к раздаче завтрака.

Рассвет застал Гарви Рэнделла сидящим в шезлонге на лужайке. Перед ним стоял столик — для сигарет и кофе. Рядом стоял второй столик, для переносного телевизора. Рассвет смел с неба «зрелище-какое-можно-увидеть-лишь-один-раз-в-жизни». Гарви был чуточку подавлен, чуточку пьян. И в таком состоянии и обнаружила его Лоретта двумя часами позднее.

— Я в плохой форме, — поведал ей Гарви. — Не знаю, как я буду работать. Но зрелище того стоило.

— Я за тебя рада. Ты уверен, что сможешь вести машину?

— Разумеется, смогу.

Вечно повторяющийся у них спор.

— Где ты собираешься быть сегодня?

Гарви не обратил внимания на тревогу, звучащую в голосе Лоретты.

— Я потратил чертовски много времени, пытаясь ответить на этот вопрос. Если честно, мне нужно быть во многих местах одновременно. Но черт побери, в ИРД будет дежурная бригада научных телепередач. Так, в Хаустоне тоже будут ребята что надо. Наверное, я начну с городского совета. Бентли Аллен и его люди едва ли слишком заняты городскими делами, коль скоро половина населения города удрала в горы.

— Но ведь тогда ты окажешься в низкой части города.

Теперь он расслышал, как тревожно звучит ее голос.

— Ну и что?

— Но что если произойдет столкновение? Ты будешь далеко от дома. Как ты сможешь вернуться?

— Лоретта, не будет никакого столкновения. Послушай…

— Ты заполнил плавательный бассейн свежей водой, накрыл его и не разрешил мне вчера купаться! — Она все повышала и повышала голос. — Ты закупил на две сотни долларов сушеного мяса, ты услал нашего мальчика в горы, ты забил весь гараж бутылками с дорогими напитками, а…

— Лоретта…

— А… а мы не сможем выпить все это, и никто не станет есть это мясо, если только не будет умирать с голоду! Значит, ты считаешь, что нам предстоит умирать с голоду! Считаешь?!

— Нет. Милая, многие сотни шансов против одного, что…

— Гарви, пожалуйста. Останься сегодня дома. Я никогда не беспокоилась, что ты все время пропадаешь где-то, что тебя все время нет дома. Я не сетовала, когда ты по собственной воле отправился во Вьетнам вторично. Я не спорила, когда ты уехал в Перу. Я не жаловалась, когда ты остался на Аляске на три лишних недели. Я никогда не заводила разговоров на тему, что надо помочь в воспитании твоего сына… а ему больно, что рядом с ним только я, что Ральф Гаррис постоянно видит своего отца, а он своего отца — нет. Я знаю, что твоя работа значит для тебя больше, чем я, но, Гарви, неужели я для тебя вообще ничего не значу?