Внезапная перемена тона Хидейори оставила Танико в еще большем сомнении о его намерениях. По-видимому, это было более опасным, чем его прошлый гнев. Про себя она поблагодарила Амиду Будду.

Из подголовной книги Шимы Танико:

«Прошло восемь дней с того дня, как я согласилась с условиями Хидейори. Я навестила Ейзена и рассказала ему о том, какие очертания начинает принимать моё будущее. Я спросила его совета, и он просто сказал: „Покажи мне лицо, какое было у тебя при рождении“. Монахи дзен любят медитацию даже по таким мельчайшим поводам, как этот, который их китайские предшественники называли кунг-ан. Ейзен пообещал мне исследовать кунг-ан, но я вряд ли ожидаю еще чего-либо, кроме соображений о Хидейори. В этом стиле предсказания Ейзена должна ли я слишком много думать о своих проблемах?

«Когда ты придешь в следующий раз, – сказал Ейзен, – приведи мальчика».

Гонцы приехали в столицу, доставив декреты, запрещающие моему отцу и Хоригаве иметь власть наместников сегуна и обвиняющие их в излишнем рвении при казнях женщин и детей, связанных с Такаши. Моему отцу приказано вернуться в Камакуру. Подумать только, он мог убить своего собственного правнука. Я делаю всё, чтобы он не смог наслаждаться властью, пока я могу предотвращать это.

Хидейори действует также против Юкио. Через день после нашего разговора он послал приказ, который гласил, что ни один человек, подвластный сегуну, не может получать звания, дары и чины от кого-либо, кто б это ни был, без разрешения сегуна. Через два дня после этого он продолжил письмо, выговаривая Юкио оскорбительным тоном за принятие повышения ранга доблести и звания командира дворцовой стражи от Го-Ширакавы, и приказывал ему отказаться от этих льгот немедленно. В начале нового года, как он говорит, он освободит Юкио от власти. Мне кажется опасным, что Хидейори обижает всех своих вассалов в Хэйан Кё одновременно. Почему бы им не объединиться против него? Хидейори так не думает. Он говорит, что правитель, если он собирается наказать своих подданных, должен делать это сразу, чтобы это быстро закончилось, в то же время награды должны присуждаться постепенно, так, чтобы люди запомнили их надолго. Он собирался только поставить Хоригаву и моего отца на место. Его же нападки на Юкио, однако, первая ступень к усилению собственной власти. Все люди поймут это, думает Хидейори, и они покинут Юкио, оставив его одиноким и несчастным.

Дзебу, насколько я знаю, пока с Юкио. Прошло столько времени с нашего последнего свидания! В действительности он смыл кровь Кийоси со своих рук спасением моего маленького Саметомо. Я молю, чтобы он не погиб вместе с Юкио. Пока я не могу простить Юкио смерть Ацуи. Почему Дзебу никогда не пришлет мне послания? Но это ничего не значит, у нас с Дзебу нет будущего. Скоро я буду принадлежать Хидейори.

Вчера, находясь в медитации после дневной трапезы, я вспомнила, как Хидейори сказал о том, что в прошлой жизни я была императором или премьер-министром. Я решила сразу же рассказать об этом Ейзену. Вместе с Саметомо, забравшимся в седло передо мной, и двумя неотвязными самураями, которых Хидейори всегда посылает со мной, когда я покидаю дворец сегуна, – они ехали позади нас, – я направила свою любимую кобылу прямо в горы, к монастырю Ейзена. Он теперь состоит из трех зданий. У Ейзена было четыре монаха и два пожилых отставных самурая, обучавшихся с ним. Саметомо и я были сразу допущены в часовню сенсея.

«Покажи мне лицо, которое было у тебя до рождения», – сказал он без слов приветствия, когда я села перед ним. Его лицо было неподвижным, как камень, и я слегка испугалась.

«Я теперь уверена, что перед нынешним рождением я, должно быть, была каким-то официальным лицом при дворе или даже императором в предшествующие времена. Видимо, поэтому государственные дела так приворожили меня».

«Ерунда! – сухо отрезал Ейзен. – Личность не переходит из одной жизни в другую. Ты не поняла истинного значения возрождения».

Если я не поняла, подумала я, то и Хидейори не понял.

«Кто же возрождается, как не человек?» – спросила я.

Ейзен вскинул свои руки в небо и закричал: «Кватц!» Я вздрогнула, так как сенсей поступал так несколько раз и прежде, когда я задавала ему вопросы о религии.

Саметомо был удивлен. Он так смеялся над срывами Ейзена, что упал на край циновки. Мое сердце растаяло при виде маленького кругленького мальчика, катающегося по полу. Он был очень похож на своего отца в возрасте четырех лет. Мои глаза наполнились слезами, но я строго ему выговорила за такое поведение в часовне сенсея.

«Этот мальчик имеет в себе больше от дзен, чем многие взрослые монахи, – сказал Ейзен с величайшей серьёзностью. – Учись у него, госпожа Танико, защити его знания. Не дай его сознанию Будды затуманиться, когда он вырастет».

Мы покинули монастырь Ейзена, мой кунг-ан был не решен. Весь путь вниз с холма Саметомо кричал: «Кватц! Кватц!»

Седьмой месяц, пятнадцатый день,
Год Лошади.

Глава 19

Три тела лежали бок о бок на возвышении. Два мужчины и женщина, одетые в лучшие одеяния. Только их мертвенно-бледные лица были видны меж складками сияющей одежды, скрывающей страшные раны. Они приняли сеппуку. Сначала Сензо Сабуро сделал себе харакири своим коротким мечом, затем его лучший друг обезглавил его, чтобы закончить его мучения. В свою очередь, друг Сабуро вскрыл себе живот и был обезглавлен Тотоми, сыном Сабуро. А тем временем жена Сабуро, на женской половине, присоединилась к своему мужу, перерезав себе сонную артерию маленьким кинжалом.

Сензо Сабуро был одним из наиболее уважаемых и надёжных военачальников Юкио во время Войны Драконов. Теперь он лежал мёртвый со своей женой и своим другом в главном зале собственного особняка в Хэйан Кё, а Юкио оплакивал одного из своих старейших товарищей. Вытирая глаза рукавом одеяния, Юкио обернулся к Сензо Тотоми, который стоял в ожидании, с бледным лицом, с огромными глазами, сознавая торжественность дел, которые он видел и творил.

– Почему твой отец сделал это?

– Из-за любви и привязанности к вам, мой господин, – сказал молодой человек. – Когда повелитель Хидейори назначил нового командующего вашими войсками и объявил, что вы – предатель нации и замышляли против сегуна заговор, отец почувствовал, что он должен протестовать наиболее сильным из всех возможных способом. Мой господин, могу я представить вам предсмертное стихотворение отца и его завещание?

Юкио кивнул головой, и с глубоким поклоном молодой человек достал из своего рукава свиток.

– Предсмертное стихотворение моего отца посвящено вам, господин Юкио!

Юкио прочитал стихотворение сначала про себя, потом вслух:

На вершине Юмато
Стоит одинокая сосна,
Не ведая о приближающейся буре.

Смысл стихов был ясен Дзебу так же, как, несомненно, был ясен для каждого, кто находился в зале. Юкио закрыл глаза и снова своим шелковым рукавом вытер слёзы, текущие по щекам. Он был так же бледен, как и мертвые. Затем сын Сабуро вручил ему другой свиток – завещание. Юкио начал читать его. Дзебу увидел, что множество людей, самураи и слуги, заходят в зал – слушать. Письмо Сабуро начиналось с его генеалогического древа, как будто он вызывал кого-то на поле битвы.

Затем Юкио прочитал:

– «Я пытался предупредить господина, что он позволяет причинять большой вред себе, а также своей семье и преданным соратникам. Благородство воспрепятствовало ему услышать мое предупреждение. Следовательно, его благородство требует от меня выбрать этот крутой путь, чтобы достичь его уха. Я обращаюсь к нему с просьбой не допустить моей смерти, а также бессмысленной гибели всех тех, кто близок мне».