Стоя на парапете наружной стены мощного замка, который выстроил Хидейори, Танико наблюдала за процессией, сопровождающей монгольских послов от дороги Токайдо в Камакуру. Несколько самураев стояли на стене на почтительном расстоянии позади неё.

Слезы внезапно наполнили её глаза, когда Танико вспомнила, как она и Дзебу, когда она была молоденькой девушкой, выехали из Камакуры в Токайдо. Стоя рядом с ней, пытаясь увидеть что-то за каменными укреплениями, Саметомо энергично сжимал ее руку.

– Там монгольские солдаты, мама?

– Нет, Саметомо-тян. Послы не следуют со своими собственными войсками. То наши самураи, посланные сопровождать гостей.

Посланники, ехавшие впереди дипломатической миссии, привезли тревожные вести из Хэйан Кё. Совет императорского двора по государственным делам имел встречу с монголами. Члены Совета были глубоко раздосадованы варварским, презрительным, почти кощунственным письмом Кублай-хана. Хан претендовал на божественное право Сына Небес, но, как Кублай, несомненно, предвидел, возможность гибели в случае неповиновения повергла советников в панику, и они решили принять требования Великого Хана. Письмо будет послано семилетним императором Камеямой и удостоверит власть Кублай-хана над ним. Император пошлет требуемую дань. А императорский двор позволит монгольской армии войти в страну и основать гарнизон в окрестностях Хэйан Кё.

Несомненно, подумала Танико, Аргун со своими ветеранами пятилетней войны на Священных Островах составит ядро оккупационной армии. То ли придворные не знали, то ли их и не заботило, что самураи и простой люд, до которых донеслись сведения о капитуляции, неистовствовали. Это было одной из причин того, что Хидейори послал пять сотен верховых и две тысячи пеших солдат, чтобы охранять послов и чиновников двора от разъяренной толпы. Только один Хидейори знал, что он будет делать, когда встретится с послами. Он спрашивал совета у Танико, но не посвятил ее в свои планы. Он мог бы вообще ничего не делать. Официально визит послов был вызовом ханского двора Верховному главнокомандующему императорских войск. Вместо того чтобы говорить от имени Страны Восходящего Солнца, как надеялась Танико, Хидейори должен был, как предполагалось, просто ратифицировать решение Хэйан Кё. Императорский двор решил сдаться монголам, не спросив у него совета.

С высоты, на которой был построен замок Хидейори, Танико могла видеть, как вся процессия, изгибаясь, движется по дороге. Грохот барабанов, гонгов и флейт все нарастал. Уже первые пехотинцы ритмичным бегом пересекали мост над широким рвом, который вёл через тяжёлые, укреплённые ворота дворца, открываемые лишь по случаям церемоний, таких как эта. Ряды белых знамён Муратомо на стенах развевались вместе с такими же знаменами, закрепленными ремнями за спинами командиров эскорта. Многие из людей, заполнивших улицы Камакуры, держали белые флаги поменьше. Они приветствовали самураев, проходивших мимо, но взирали с угрюмым молчанием на золочёные паланкины с тяжёлыми занавесями, покачивающиеся в середине шествия.

Когда паланкины проследовали через главные ворота, Танико и Саметомо спустились по ступеням со стены. У стены находились нарядные стражники, которые, как полагалось, походили на стражников императорского дворца в Хэйан Кё. Однако у этих стражников была и вторая цель. Они были так хитро построены, что образовывали лабиринт, в котором любой чужак запутается и будет легко пойман. В то время как командиры Хидейори вели посольство по этому окольному пути, Танико, Саметомо и самураи, охранявшие её, поспешили по тайному кратчайшему переходу в центральный зал. Танико очень хотела увидеть монгольских послов, её интересовало, узнает ли она в них кого-либо, кого она знала в те времена, когда была при дворе Кублай-хана.

Через узкие ворота она вошла во двор перед центральным залом сегуна. Она не ожидала, что первый сановник, которого она увидит высунувшимся из паланкина и наступающим на упавшего ниц слугу, окажется князем Сасаки-но Хоригавой. Окружённые самураями в доспехах, они уставились друг на друга, разделенные полосой белого гравия. Маленькие глазки на морщинистом лице сверкнули злобой, когда Хоригава отвесил ей комичный поклон.

– Как много лет прошло с тех пор, когда я имел удовольствие встретиться со своей уважаемой женой! Ты достигла возраста элегантности, госпожа.

Если бы она повстречалась с Хоригавой несколько лет назад, Танико, должно быть, попыталась бы убить его подвернувшимся оружием. Теперь огонь этой ненависти только тлел, как остывающий вулкан. Демонстрируя свою невозмутимость, она решила, что это будет лучшим ответом червяку. Но она не смогла сдержать слов презрения:

– Много лет назад ты отдал свою жену в руки варваров, теперь ты собираешься сделать то же самое со своей страной!

Хоригава улыбнулся:

– Хорошая же судьба ждет мою страну, если эти варвары будут с ней обращаться так же хорошо, как с тобой. Ах, я едва не забыл выразить свое сочувствие. Этот зиндзя, монах, с которым ты была близка много лет назад, наконец предан забвению. Я его мельком видел перед его давно заслуженной смертью. Он пытался убить меня. Мой друг, господин Бокуден, говорит мне, что видел эту рыжую голову, сохраненную в саке. Достойный конец для такого отчаянного парня!

Говоря о нем, Хоригава осквернял память Дзебу. Теперь она действительно хотела выхватить меч у одного из самураев и проткнуть князя, чтобы отомстить за Дзебу. Вместо этого она заставила себя улыбнуться:

– Все мы в конечном итоге обретаем судьбу, какую заслуживаем, ваше высочество!

Хоригава взглянул на неё озадаченно, раздраженный её спокойствием.

– Все мы, действительно, подвластны собственной судьбе, моя госпожа, – согласился он писклявым голосом. – Возможно, моя рука будет определять твою судьбу, если дела этой империи устроятся. – Он отвернулся и начал подниматься по ступеням.

– Прикажи – и я разрублю его надвое! – голос прогремел над ее ухом. Она обернулась и подняла взгляд на Мунетоки, стоящего за ней.

– Спасибо, кузен, но в этом нет необходимости, – сказала она. – Нарушение мира послужит плохой услугой сегуну. – Она обнаружила, что дрожит. Только потом она осознает, какое усилие ей пришлось сделать над собой, чтобы сохранить самообладание.

– Кто это был, мама? – спросил Саметомо. – Он сказал, что ты его жена. Он действительно твой муж?

Танико глубоко вздохнула и выдохнула, чтобы успокоиться.

– Он никто, дитя мое. Совсем никто!

Был вечер, когда Хидейори и высокопоставленные самураи Камакуры собрались в большом зале для аудиенций дворца сегуна для встречи с монгольской делегацией. Церемониальный этикет требовал, чтобы Танико обозревала собрание из-за ширмы на возвышении, довольно близко от того места, где будет сидеть Хидейори. Зал был огромным помещением, освещённым сотней масляных ламп, с рядами знамен Белого Дракона, закрепленных на перекрытиях. Более пяти сотен вассалов Мурамото и чиновников бакуфу сидели на подушках. Что бы Хидейори ни задумывал, он хотел, чтобы при этом было побольше свидетелей.

Когда вошел Хидейори, величественный в своем чёрном одеянии сокутаи, собравшиеся самураи поклонились, ударив лбами об пол. Его лицо было каменным, и он сел, ни слова не говоря. На возвышении по левую и правую руку от него сидели главные советники, Бокуден и Мунетоки, предводители великих кланов и главы секретариата бакуфу, самурайский трибунал и суд. Хидейори повелительно кивнул охране в задней части зала аудиенций, и большие двери раздвинулись.

Три посланника вошли в зал: солидный, бородатый китаец в красном и голубом одеянии, украшенном золотыми драконами и два высоких монгола в расшитых золотом халатах, отделанных мехом. У монголов были сабли в ножнах с драгоценными камнями. За послами следовал князь Хоригава с пятью другими придворными чиновниками из Хэйан Кё, в шёлковых одеждах весенних тонов с жемчужно-серым и светло-зеленым отливом. Затем начался длинный обмен дипломатическими любезностями. Китайский дипломат обратился к присутствующим на языке Страны Восходящего Солнца, Он представился как Монь Лим, секретарь в управлении иностранных дел Великого Хана. Два человека в золоте были принц Гокшу и принц Белгутей, внучатые племянники Великого Хана, потомки самых знатных семей в империи монголов.