Глава 5
«Неужели прошло семнадцать лет с тех пор, когда я в последний раз видела Хэйан Кё? Столица столько выстрадала за эти годы: гражданская война, пожары, землетрясения, чума, мор. Более половины зданий было разрушено и восстановлено. Это уже не тот сказочный город, в который мы с Дзебу пришли много лет назад. Но нет уже и той девушки, которая видела его таким.
Монголы были выдворены, и Хидейори решил посетить столицу с официальным визитом. Мы следовали по Токайдо с тремя тысячами конных самураев и вдвое большим количеством пеших. Я бы предпочла путешествовать верхом, как много лет назад, но Хидейори настоял на том, что занавешенный паланкин – единственное средство передвижения, подобающее супруге сегуна. Сам он ехал на том беспокойном белом жеребце, Цветке Сливы, хотя и держался в седле так же свободно, как сидела бы я – на спине слона. Но люди выстроились вдоль Токайдо, чтобы посмотреть на сегуна, и Хидейори чувствовал, что ему следует показать себя воином. Саметомо не было с нами. Он попросил позволения остаться, и я согласилась, слишком хорошо зная, как он ненавидит Рокухару.
Визит Хидейори бесконечно расстроил императорский двор. Начиная с регента и ниже, он убрал со службы членов семей Фудзивара и Сасаки, заменив их людьми, принадлежащими менее древним родам, которых считал более надёжными. Он также предпринял действия против воинствующих монахов, велев главному консулу государства издать указ, запрещающий синтоистским и буддистским монахам носить оружие и приказывающий Ордену зиндзя распустить своих членов. Неудивительно, что Хидейори предпочел следовать в сопровождении армии.
Мой господин, кажется, больше опасается призраков, нежели живых воинствующих монахов. Со времени нашей женитьбы я лишь несколько ночей провела в мирном сне. Каждый раз он просыпается с криком, покрытый холодным потом. Такое впечатление, что вся его семья преследует его в снах, не только Юкио, но и его отец, герой Домей, его дед, его дядья и разные знаменитые предки. Хидейори верит в то, что это не просто сны, а явления призраков. Мне трудно понять, почему его семья преследует его во сне, когда он, как никто, сделал клан Муратомо более могущественным и доблестным, чем они были когда-либо. После одного из таких снов только слияние наших тел восстановило его рассудок. Должна добавить, хотя я осмелюсь доверить это только моей подголовной книге, что слишком часто он не способен удовлетворить свои желания со мной.
Через свою собственную сеть самураев и слуг я узнала, что Шисуми, смелая возлюбленная Юкио, сослана в монастырь, в нескольких часах езды отсюда. Я должна выяснить, почему она так внезапно покинула Камакуру.
Как вдова Хоригавы, я унаследовала не только его владения, но и его личные бумаги. Его семья поместила их на хранение в монастырь Кофукудзи в Наро, и я послала за ними. Мысль о том, что я прочту документы, написанные собственной рукой Хоригавы, заставляет мое тело пританцовывать, и нет сомнения в том, что из этих бумаг можно много узнать, в том числе и пикантных и скандальных историй».
Женский монастырь Дзаккоин располагался в горах Охара, севернее Хэйан Кё. Для приличия Танико позволила доставить её туда в паланкине. Сам монастырь являл собой древнее строение с ветхой черепичной крышей и был построен около водоёма, окруженного величественными деревьями. В горах, скрывающих монастырь, маленькие хижины уютно расположились в тени сосен и дубов. Многие из здешних женщин, ушедших от мирской жизни и давших обет, происходили из семьи Такаши. Эти женщины должны были обижаться на таких, как она, кто значительно приобрел при том же повороте колеса кармы, при каком они были унижены.
Танико отдала дань большой деревянной статуе Амиды, стоящей в монастыре, Будды Безграничного Света. Потом она представилась настоятельнице, справилась о Шисуми и была направлена по спиральной каменной лестнице, ведущей к травянистому склону. Через некоторое время Шисуми предстала перед ней с корзиной горных азалий в руке.
Танико проводила Шисуми к её хижине. Это была комната на бамбуковых сваях. К шози были приколоты листы цветной бумаги со стихами из сутр, которые Шисуми скопировала каллиграфическим почерком, отражавшим её душу танцовщицы. Сама Шисуми постарела. Её лицо было изможденным, волосы – гладкими, – она еще не побрила голову, – и края ее залатанной одежды были потертыми. Единственной ценной вещью в ее хижине был сямисен, висевший на стене.
– Ты часто играешь? – спросила Танико.
– Сырость испортила его, боюсь, – сказала Шисуми с печальной улыбкой. – Но я храню его из-за любви и искусства, с которыми он был сделан.
– Почему ты покинула Камакуру, ничего мне не сказав? – спросила Танико. – Ты бы могла остаться со мной. – Через дымку времени Танико опять увидела хрупкую, красивую, молодую женщину, которая в белых одеждах танцевала перед Хидейори.
– Я принесу несчастье любому, кто постарается защитить меня. Я носила ребенка Юкио!
Страх сжал сердце Танико, когда она задала вопрос, на который не хотела получать ответ:
– Что с твоим ребенком?
– Я не хочу об этом говорить, госпожа. Пожалуйста, простите меня.
Танико сильно сжала обе руки молодой женщины:
– Ты должна рассказать мне! Ты должна!
– Мой ребенок ничего для вас не значил, госпожа. Пожалуйста, не беспокойтесь.
– Шисуми, мой первый ребенок, моя дочь, была вырвана из моих рук и утоплена. Я беспокоюсь о детях…
Худые плечи Шисуми содрогнулись в рыданиях:
– Я сбежала из дворца сегуна, когда поняла, что подошло время. Я спряталась в пещере на берегу. Я была совсем одна, и было ужасно больно, но мой сын родился живым. Группа самураев верхом подъехала к пещере. Они, должно быть, услышали крик мальчика. Один вошел и отнял у меня ребёнка!..
На мгновенье она задохнулась в рыданиях.
– Он схватил его за лодыжки и разбил его голову о стену пещеры…
– О нет, нет! – Танико обняла Шисуми и зарыдала вместе с ней. – Ты знаешь, кто это сделал?
– Мне жаль, госпожа, я не хочу говорить вам.
– Я настаиваю, чтобы ты сказала мне, Шисуми-сан! Кем бы он ни был, я прослежу, чтобы он понёс наказание. Я не беспомощна, Шисуми. Я – жена сегуна.
Шисуми посмотрела на нее завороженным взглядом:
– Простите за то, что скажу вам, госпожа. Я обязана вам, и вы настаивали. Это был ваш муж, сегун.
Танико почувствовала, как её ударили молотком в сердце.
– Только не Хидейори, – сказала она слабым голосом. – Он не убивает детей!
Шисуми сжала руку Танико:
– Забудьте то, о чём я вам рассказала, госпожа. Если вы будете размышлять об этом, это не принесёт вам ничего хорошего. Было бы значительно лучше, если бы вы не поверили мне вовсе.
Танико покачала головой. Несмотря на потрясения и боль, которые она чувствовала, она была совершенно убеждена, что Шисуми говорила ей правду. Согамори оставил Хидейори и Юкио в живых из-за их молодости, но два мальчика выросли и уничтожили семью Такаши. Хидейори не сделает той же ошибки! Танико смахнула слезы рукавом.
– Ты была очень любезна со мной, Шисуми-сан. Никогда не вредно говорить кому-то правду.
Она проговорила с бледной молодой женщиной до того часа, когда звон колокола оповестил о заходе солнца. Потом она попрощалась с танцовщицей. Танико позвала сопровождающих, и они отнесли её в столицу. Вернувшись в свои покои в Рокухаре, она приказала отослать десять платьев из её собственного гардероба в женский монастырь, для Шисуми. Потом она занялась ларцами, содержавшими документы Хоригавы.
Бумаги Хоригавы были принесены Танико священником Кофукудзи, монастыря, который веками богато одаривала семья Сасаки. Она пока не говорила Хидейори, что бумаги попали к ней в руки. Услышав рассказ Шисуми, она теперь решила, что ничего не будет говорить ему. Сегодня вечером он встречался с военачальниками всех провинций, чтобы обсудить оборону столицы на случай нового нападения монголов. Встреча, вероятно, продлится почти до самого утра, и не похоже, чтобы он послал за ней. Танико зажгла лампу и сказала себе, что не желает быть в смятении.
