– Мне нужен брат, – сказал Юкио, – мой кровный брат стал моим смертельным врагом.

– Ты всегда будешь у нас под защитой, – сказал Ерубуцу, отворачиваясь и делая знак своим родственникам следовать за ним.

Не успел новый предводитель отойти далеко, когда бы он уже не смог ничего услышать, Юкио спросил:

– Правда ли, господин Ерубуцу, что, как слышу, армия, посланная моим братом, приближается к границе вашей земли?

Ерубуцу слегка покраснел. Осю не привыкли что-либо скрывать. С покорным недовольством он опять повернулся лицом к Юкио;

– Я собирался рассказать тебе об этой армии, Юкио-сан. Но мне не хотелось без нужды беспокоить тебя. Мы до сих пор не знаем, кто послал их и почему. В любом случае, это только небольшая сила, около трёх тысяч. У нас здесь пятьдесят тысяч человек на военной службе.

– Мне не хотелось бы никого осуждать, господин Ерубуцу, – сказал Юкио с любезной улыбкой, – но если бы я проводил разведку для вас, я бы узнал много больше об этой армии к настоящему времени. Как видите, без какой-либо помощи мне удалось узнать об их существовании, даже несмотря на то, что вы так любезно старались оградить меня от этой ужасной вести. Может быть, вы смогли бы предоставить мне небольшой отряд самураев, а я мог бы посодействовать вам в разведке.

Ерубуцу усмехнулся, подобно демону-людоеду в буддистских изображениях ада.

– Мы способны сами защитить вас, Юкио-сан! Вы – наш гость. Мы не хотим обременять вас заботами!

Когда обширная толпа разошлась с места церемонии, предоставив совершать захоронение праха Хидехиры священникам из Дайдодзи, Юкио и Дзебу отправились пешком к горам на севере.

– Они хотят избавить меня от забот навсегда, – криво улыбнулся Юкио.

– Ерубуцу недолюбливает тебя, но он не пойдёт против воли своего отца, – сказал Дзебу. Его слова гулом отозвались в его собственных ушах.

– Прошлое это прошлое, а настоящее это настоящее, – ответил Юкио, повторив старую самурайскую пословицу. – Со мной всё кончено, Дзебу-сан. Ерубуцу знает это так же хорошо, как и я. Хидейори получит мою голову, даже если он должен будет сокрушить эти горы, чтобы добраться до меня.

Дзебу подумал о своем собственном отце, безжалостно поверженном воином Чингисхана, Аргуном, и он почувствовал, как его переполняет волна любви к маленькому, кажущемуся слабым человеку, рядом с которым он сражался более двадцати лет.

– Я никогда не покину тебя, Юкио!

– Ты мне будешь нужен в конце, Дзебу-сан!

Пошел снег. Белые шапки выросли на черных валунах, которые были разбросаны по равнине. Юкио плотнее закутался в свой тонкий белый плащ.

Они еще долго шли по завьюженной земле к замку, переданному им князем Хидехирой как убежище. Когда Юкио прибыл в Осю десять дней назад, накануне последней болезни князя Хидехиры, Ерубуцу обещал снабдить Юкио и его отряд лошадьми, но лошади так и не появились. Ерубуцу и его семья уехали с похорон Хидехиры обратно в Хирайдзуми; Дзебу и Юкио должны были идти. Дорога, по которой они шли, была вычищена за долгое время вереницами путников, сносивших на обочину камни и гравий. Тропа поднималась в чёрные голые горы и начала виться и петлять. Новый снегопад омрачил путь. Холод обжигал пальцы на ногах Дзебу сквозь его ботинки из оленьей кожи.

– Ерубуцу собирается предать меня, – сказал Юкио.

– Что же, давай уйдём отсюда, Юкио-сан!

Юкио покачал головой.

– Священники говорят: живи так, как будто ты уже был умершим. Я живу так с тех пор, когда Хидейори на мое предложение восстановить союз ответил, подослав убийц. Куда мне бежать? На север, в Хоккайдо, чтобы жить среди волосатых варваров? Назад, в Китай, бросить себя на милость Кублай-хана? Нет, Дзебу, жизнь представляется такой несчастной, что смерть предпочтительнее. Большую часть жизни я прожил как животное, на которое охотятся. Все было ничего, когда я был молод и мечтал о великом будущем для себя и Священных Островов. Хидейори закрыл двери для всех надежд. Мне уже поздно начинать борьбу заново.

– Тебе только тридцать восемь, Юкио-сан!

– Для самурая это начало старости. Скоро моё тело станет подводить меня. Я уже сейчас думаю, как старик, о том, как глупы были мои юношеские мечты. Люди говорят, что мои победы над Такаши были блестящими. Все, чего я достиг этими блестящими победами, так это навлек на страну значительно более худшую тиранию, чем при Согамори, тиранию, которая может процветать десятилетия. Я воевал, чтобы восстановить славу и власть императора, а сейчас император значит не больше, чем кукла. Где-нибудь нанебесах или в аду Согамори и Кийоси смеются надо мной. Я хочу присоединиться к ним и дальше смеяться вместе, Дзебу-сан, над бесплодностью человеческих надежд.

Ветер жег лицо Дзебу острыми, очень холодными частицами льда и снега.

– Что с твоей женой и детьми? Если ты останешься здесь сражаться, то они наверняка умрут, когда ты погибнешь.

Свёкр Юкио отправил из своего имения его семью в паланкине. Сын и дочь Юкио редко видели своего отца и не знали, кем он был.

– Помнишь, что случилось с женщинами и детьми Такаши? – сказал Юкио. – Я останусь со своей женой и детьми. Я не хочу, чтобы их похоронили заживо.

Узкая тропа взбиралась по склоку утеса. Полуслепые от огромных белых хлопьев, задуваемых им в лица, они шли одной связкой, Дзебу впереди, одной рукой опираясь на скалистую стену. Когда же наконец ветер стих, они смогли увидеть желтое, мерцающее свечение огней высоко в горах. Они набрели на расщелину, дававшую укрытие, и протиснулись в неё, чтобы отдохнуть.

– Ты несравненный воин, бесстрашнейший человек и благороднейшая душа во всей Стране Восходящего Солнца, – сказал Дзебу. – Ты должен в славе восседать у ног императора. Ты, а не Хидейори, хитрый и лживый трус, должен держать бразды правления. Орден учил меня не ждать от жизни ничего, кроме насильственной смерти. Даже при этом я нахожу, что то, что случилось с тобой, невозможно понять.

Давным-давно один набожный путник вырезал глубоко в расщелине образ стоящего Будды – его рука поднялась в благословении. С улыбкой Юкио кивнул в сторону резьбы:

– Если ты, зиндзя, веришь в карму, как хороший буддист, ты поймешь, что в прошлой жизни я совершил, должно быть, такой грех, что мои теперешние беды лишь расплата за него.

– Люди верят в карму, потому что не могут найти другой идеи, придающей жизни смысл, – сказал Дзебу.

– В жизни нет смысла, – сказал Юкио, спокойно глядя на разыгравшуюся бурю. – Будда учит, что жизнь есть страдание. Первая благая истина. Мы страдаем потому, что не можем понять жизнь. Порча и мука без всякого смысла настигают добродетельных и злых. Не только именно меня ждет неудача и смерть. Несомненно, Хидейори кончит также могилой. В конце жизнь не только побеждает нас, она побеждает наши усилия понять ее. Мы умираем такими же невежественными, как и родились. – Юкио похлопал Дзебу по плечу. – Пошли! Это будет только дополнением к общей бессмыслице, если мы замерзнём насмерть прямо здесь!

Они поплелись дальше, поднимая столбы снежной пыли. Буря начала затихать, а фонари над бревенчатой стеной замка были ясно видны.

Хотя и небольшой, замок был хорошо расположен для обороны. Он был поставлен на каменную платформу, возвышающуюся над глубоким ущельем, а скалы за ним были абсолютно вертикальны. Тропа, приближавшаяся к нему, была такой узкой, что могла быть защищена даже горсткой людей, которые были с Юкио. В смутные времена это был оплот племени варваров рода, которого больше не существует. Позже, перед тем как Северные Фудзивара объединили землю, бандитский притон занял это орлиное гнездо. Князь Хидехира знал, что делал, когда передал это место Юкио перед самой болезнью.

Теперь Юкио и Дзебу были достаточно близко, чтобы видеть фигуру в сером шерстяном плаще и капюшоне, наблюдающую за ними со сторожевой башни, возвышавшейся над воротами. Это была жена Юкио, Мирусу, которая вывесила в башне фонари, указывающие путь домой. Ноги Дзебу закоченели. Его сердце также сделалось закоченевшим. Зиндзя, напоминал он себе, не заботится о том, живет ли он или умер. Это было то, что его беспокоило. Он больше не верил, что ему не следует заботиться, он хотел умереть заботясь.