Подобные невеселые размышления мучили его всю дорогу до Нового Орлеана. Возле дома Хью отпустил кучера и, ругая себя за слабость, а Микаэлу за все сразу, вошел внутрь. В прихожей было темно и неуютно. Он вновь обругал себя, на этот раз за дурацкий характер, заставивший его тащиться сюда. Ведь ничто не мешало остаться до утра в “Уголке любви” и провести ночь в теплой постели жены. Эта мысль расстроила еще больше. Если разобраться, он вообще мог бы жить с Микаэлой в загородном доме все лето. Конечно, пришлось бы то и дело совершать утомительные поездки в город. Но разве может сравниться это неудобство с тем, что бы он получил взамен. Микаэла всегда была бы рядом: за столом, в саду, в постели!

Остаток ночи он провел, ворочаясь на холодной кровати. Болезненно было осознавать, что он сам лишил себя того, чего больше всего желал. Не будь он таким упрямым гордецом, наслаждался бы сейчас ласками жены в прекрасном загородном доме, а не валялся в этой слишком большой для одного и слишком пустой постели. Забылся он только под утро, и пробуждение настроения не улучшило. Оставалось только упрямо внушать себе, что принято было единственно правильное решение, чем и занимался беспрестанно Хью, умываясь и одеваясь. Он в одиночестве позавтракал и отправился в контору компании.

Однако и там занятий, в которые он мог бы погрузиться с головой, не оказалось. Хью в очередной раз убедился, что Жан умел подбирать работников. Служащие “Галланд, Ланкастер и Дюпре” знали свое дело и вполне обходились без надзора со стороны хозяев. Он без особого энтузиазма просмотрел списки прибывших грузов. Ничего нового в них не нашел. Пока не случится нечто, что будет способно как-то изменить ситуацию с его расследованием, делать ему фактически нечего. Только сидеть, ждать и скучать. Не слишком веселая перспектива!

Он вглядывался в строчки лежащих перед ним бумаг, почти не вникая в содержание. Мысли сами собой обратились к жене. Что, интересно, она сейчас делает? Как ей спалось этой ночью без него? Он грустно усмехнулся. Нормально спалось. По крайней мере нечего было опасаться, что нежеланный муж начнет утомлять ее своими приставаниями.

Отгоняя назойливые мысли, Хью резко поднялся из-за стола, вышел из кабинета и направился в помещение, где работал Этьен Грае. Войдя туда, он с деланным безразличием огляделся по сторонам и, убедившись, что никто не обращает на него особого внимания, подошел к столу молодого человека.

— Не удалось обнаружить какие-нибудь неточности в тех расписках, которыми я просил вас заняться? — спросил он мягко.

Этьен поднял глаза.

— Н-н-нет, — ответил он, покрываясь румянцем. — С ними все в порядке, мсье Ланкастер.

В течение нескольких секунд Хью задумчиво смотрел на него, ничего не говоря.

— Помните, о чем мы говорили на складе? — поинтересовался он как бы между прочим.

Этьен, проглотив подступивший к горлу ком, кивнул:

— Да, мсье. Я помню каждое слово.

— Предложение пока в силе, но я начинаю подумывать о том, чтобы сделать его человеку, способному на решительные поступки.

— Я понял, — произнес молодой человек чуть слышно. Хью вернулся в кабинет, сел за стол и вновь попытался вникнуть в лежащие перед ним бумаги. Но дело решительно не клеилось. И зачем он вообще вернулся в город? Чтобы сидеть вот так и неизвестно для чего в десятый раз просматривать эти документы?

Перед мысленным взором вновь возникла Микаэла, и почему-то нестерпимо захотелось узнать, что она сейчас делает. Наслаждается неторопливым завтраком на террасе в компании матери? Гуляет возле пруда? А может, все еще спит? Образ жены, раскинувшейся в постели, вызвал физическую боль в паху. Хью даже тихо застонал не то от боли, не то от страсти. Ругая себя за неспособность контролировать собственные чувства, он опять вскочил из-за стола. Лучше уж отправиться в кофейню. Если Джаспер не уехал из города, то есть шанс найти его там. Компания близкого человека была бы как никогда кстати. Хью направился к выходу, и как раз в этот момент кто-то постучался.

— Да? Что там еще? — спросил он, распахивая дверь. На пороге стоял высокий статный господин. Он улыбнулся, и на его смуглых щеках появились чуть заметные ямочки. Господину было на первый взгляд около пятидесяти лет, может быть, чуть меньше. Он был широкоплеч, строен, с хорошо развитой мускулатурой. Волосы еще густые и черные, только на висках поблескивала седина.

— Я прервал какое-то важное занятие? — произнес господин, и в глазах его мелькнули озорные искорки.

— Папа! Как же я, черт побери, рад тебя видеть! — воскликнул Хью, широко улыбаясь. От мучившего его со вчерашнего дня плохого настроения в одно мгновение не осталось и следа. — Когда ты приехал? — спросил он, сжимая отчима в объятиях. — Вообще-то я ждал тебя, но думал, ты сообщишь о своем прибытии письмом.

Джон Ланкастер бросил свою шляпу с загнутыми полями на стул, а сам уселся на стоящий рядом.

— Я чувствовал себя одиноко с тех пор, как ты уехал, мой мальчик, — — заявил он. — А уж когда пришло послание с сообщением о твоей неожиданной женитьбе, усидеть и вовсе было невозможно. Я приказал немедленно упаковать чемодан и побежал на первый же корабль, отправлявшийся в Новый Орлеан. — Глаза Джона озорно блеснули. — Тебе должно быть известно, что в нашей семье ты не единственный, кто действует быстро и решительно.

— Я никогда не сомневался в этом, сэр, — рассмеялся Хью, присаживаясь рядом с отчимом. — Как долго ты здесь пробудешь? Мне бы хотелось, чтобы как можно дольше. Пожалуй, я уговорю тебя остаться в Новом Орлеане навсегда.

— Может, тебе это и удастся, кто знает, — улыбнулся Джон. — Я передал все дела нашему уважаемому агенту в Натчезе и предоставил действовать самостоятельно. Не сомневаюсь, он будет работать так же великолепно, как и всегда, поэтому могу жить здесь столько, сколько захочу.

— Вот и отлично! — искренне воскликнул Хью, радостно блеснув серыми глазами. — До переезда сюда я даже не подозревал, что мне будет так не хватать вас, сэр. Как же здорово, что вы приехали!

На лице Джона появилось такое же теплое сердечное выражение, как и у Хью.

— Я тоже не думал, что буду так сильно скучать по тебе, — признался он. — Потому и решил в конце концов, что глупо отказывать себе во встрече с самым дорогим мне в мире человеком из-за какой-то древней клятвы. — Он улыбнулся. — И вот я здесь, в том самом месте, куда, как я поклялся двадцать лет назад, никогда больше не должна ступать моя нога!

— Так вот почему ты не ездил в Новый Орлеан! Ты дал слово не появляться здесь? — спросил Хью, слегка помрачнев.

— Именно так, мой мальчик. Когда я уезжал отсюда, сердце мое было разбито, гордость ущемлена и на душе было так горько, что я дал себе слово никогда не возвращаться. Но все это было так давно, что сейчас уже не имеет никакого значения! Лучше расскажи мне о своей жене. Из твоей до смешного короткой записки я понял только то, что ты решил обзавестись семьей. Даже имя невесты не сообщил. Кого же ты осчастливил? Маленькую Алису Саммерфилд? — Джон улыбнулся и погрозил пальцем. — Тебе явно следует взять у кого-то уроки по написанию писем, мой мальчик. Я весь извелся от желания узнать, что за ангела, возбудившего в тебе желание срочно отправиться с ним к алтарю, ты встретил в Новом Орлеане. Так кто же она?

— Не Алиса Саммерфилд, — сообщил Хью, придав лицу притворно грустный вид. — Это девушка из знатной креольской семьи.

— Она — креолка? — переспросил явно удивленный Джон. — Бог мой! Как же вы сумели так быстро сговориться?

Хью чуть было не начал рассказывать об обстоятельствах, заставивших его жениться, но благоразумно сдержался. У них с отчимом практически не было секретов друг от друга, и врать он, конечно, не собирался. Но сообщать Джону, что брак его, по сути дела, результат хитроумной ловушки, в которую загнала его Микаэла, тоже было не обязательно. Хью, сам удивляясь, вдруг понял, что ему почему-то очень хочется, чтобы отчим не думал о Микаэле плохо и полюбил ее. В итоге, вместо того чтобы раскрыть все связанные с его женитьбой неприятные факты, он сказал совсем другое.