Некоторое время они сидели молча, наслаждаясь миром и спокойствием, которые наконец воцарились в их душах. Оставалась, правда, еще одна проблема — предстояло сообщить Микаэле, кто ее настоящий отец. Но немедленно делать это вовсе не обязательно. Конечно, они скажут правду и ей, и Хью. Но чуть позже. Они решили, чтобы избежать скандальных толков, не разглашать тайну рождения дочери. Правду узнают только те, кому необходимо ее знать. Даже Франсуа не обязательно посвящать. Собственно, обстоятельства, связанные с рождением Микаэлы, касаются только ее и ее мужа. Им о них расскажут. Скоро. Но не сейчас.

— Хотелось бы посмотреть на нее маленькую, — печально, но без тени осуждения произнес Джон. — Жаль, что я даже не знал о ее существовании.

Сердце Лизетт сжалось от любви и жалости.

— Прости меня, — тихо прошептала она. — Я так ругаю себя за то, что лишила тебя радости общения с дочерью. Джон ласково посмотрел ей в глаза и покачал головой.

— Тебе не за что ругать себя. Виноваты Рено и твой отец. — Голос его сделался твердым. — Их счастье, что они мертвы, иначе я бы задушил их собственными руками.

— О нет! — вскрикнула Лизетт. — Не говори так! Мы не должны опускаться до ненависти к мертвым. Это ничего не даст, только омрачит наше счастье.

— Не беспокойся, — сказал Джон, целуя се пальцы. — Ради нашего счастья я готов забыть о чем угодно. А теперь скажи мне, кому еще, кроме Жана, известно, что Микаэла — моя дочь?

— Никому. Мне кажется, что и Жан окончательно убедился в этом только вчера, и то только потому, что я растерялась, когда он задал мне прямой вопрос.

— Раз так, я ужасно рад! — произнес Джон и, смолкнув на несколько мгновений, посмотрел ей в лицо. — Не могу поверить, что ты боялась сказать ей правду. Неужели ты думала, что я могу отказаться от тебя?

Лизетт кивнула. Глаза ее наполнились слезами. Она вдруг стала такой беззащитной, что Джон даже простонал от жалости. Страстно прижав любимую к груди, он принялся быстро целовать ее щеки, нос, губы.

— На этом свете никто не заставит меня вновь расстаться с тобой. Тем более сейчас, когда мы обрели друг друга вновь после стольких страданий. — Он чуть отстранился, посмотрел в заплаканное лицо Лизетт и нежно улыбнулся. — Да знаешь ли ты, что ты и есть моя жизнь? Я не мыслю себя без тебя! Я просто не вынесу, если мы опять расстанемся! Двадцать с лишним лет я внушал себе, что любовь моя умерла. Ничего подобного! — Глаза его сверкнули. — Ничто больше не разлучит нас. Клянусь!

Если Джон и Лизетт окончательно поняли, что их любовь способна преодолеть любые преграды, то Хью все больше убеждался, что для окончательного решения их с Микаэлой проблем этого чувства еще недостаточно. С тех пор как он и его жена объяснились друг другу в любви, он пребывал в самом приподнятом настроении. Совершенно искренне он бы мог назвать себя счастливейшим человеком на свете. Но временами радость его уступала место невеселым размышлениям. Как ни печально, происходило это в самые интимные моменты их с Микаэлой отношений.

То, что было у них в тот день, когда он, раненный, приехал в “Уголок любви”, так больше и не повторилось. Тогда он почувствовал, что доставил жене полное физическое удовлетворение. Сама она, конечно, ничего не сказала. Но ее страстные ласки, стоны и движения были куда красноречивее любых слов. У него самого все трепетало внутри, все ликовало оттого, что он сумел сломать оковы чувств Микаэлы. Вспомнив об этом, Хью грустно усмехнулся. В ту ночь он был уверен, что эта мучительная проблема в их отношениях решена окончательно. Даже вспыхнувшая затем ссора лишь убедила его в этом. Она свидетельствовала отнюдь не о холодности жены. Когда они вновь окажутся в постели, Микаэла, как он считал, будет горячей и страстной. Не было в этом сомнений после их взаимных любовных признаний. Он ждал, что в спальне жены его ждет та умопомрачительная любовница, которая проснулась в Микаэле в день его ранения. Но он ошибся.

Нахмурив брови и стиснув зубы, он пытался найти ошибку, но ничего вразумительного на ум не приходило. Без ложной скромности он мог назвать себя опытным любовником. В постели он делал все как нужно и вовремя. Он не торопился и не торопил ее, стараясь, чтобы не только он сам, но и она получила удовольствие, чтобы любовь доставила ей истинное наслаждение. Он вел себя нежно и осторожно. Жена вызывала в нем страстное желание. Но акты любви, к их обоюдному смущению, стали необычно короткими.

Это было бы понятно, если бы Микаэла не любила его, но она сама сказала, что любит, и Хью не сомневался в ее искренности. Бывают женщины, совершенно равнодушные к физической близости. Но и этого нельзя сказать о Микаэле. Она никогда не отказывала ему. Более того, всегда с радостью и готовностью отвечала на его ласки. Не было ни малейшего признака, говорящего о ее недовольстве. И все же… Губы Хью скривились в грустной усмешке. И все же порою ему кажется, что рядом с ним в постели не живая женщина, а теплая, мягкая и податливая кукла! Она отвечала на его ласки, но уверенности в том, что ей так же приятно и хорошо, как ему, что она возбуждена не меньше, чем он, не было.

Хью прекрасно знал, что Микаэлу, как и всякую креольскую девушку, на протяжении всей ее жизни родственники пытались оградить от любых темных сторон жизни. Интимные отношения, по понятиям креолов, тоже относились к тем вещам, о которых порядочным девушкам даже знать неприлично. Креолы оберегают своих дочерей от всего, что связано с особенностями противоположного пола, почище, чем самые богобоязненные пуритане. Он вновь усмехнулся не то над креольскими предрассудками, не то над собой. Но все же через столько недель после свадьбы должна была она перестать стесняться и сдерживать свои чувства! Он так любит свою острую на язык жену! Его устраивает в ней все, за исключением этой ее непонятной сдержанности. Как ни крути, а приходится признать, что ему недостаточно простой покорности и теплоты. Хочется большего, черт побери! Хочется обладать живой женщиной, а не просто ее телом.

Хью тяжело вздохнул, представив, как тяжело будет заговорить об этом с Микаэлой, если даже он решится на такой разговор. Можно ли вообще поговорить с ней на столь деликатную тему так, чтобы она не обиделась, не подумала, что он сердится на нее? Он как капризный владыка, мечтающий заполучить все, даже то, что он и назвать-то толком не может. Ему стало стыдно. Он женился на женщине, которую любит. Жена тоже любит его и не отказывает ему в близости. Чего еще надо? Такой семейной жизни можно только радоваться. Однако он чем-то недоволен. Рассердившись на себя, Хью попытался направить мысли немного по другому руслу.

Надо попробовать понять причины ее странного поведения в постели. Ведь по натуре она живая и страстная женщина. Вряд ли кто решится утверждать, что Микаэла привыкла скрывать свои чувства. Может, она все еще немного стесняется близости с мужчиной, со временем это пройдет само собой, и она превратится в горячую любовницу? Перебирая в памяти подробности их интимных свиданий, Хью вдруг понял, что жена всегда стеснялась предстать перед ним полностью обнаженной, всегда пыталась прикрыться одеялом или просила задуть свечи. Врожденная женская стыдливость? Или причина в нем самом? Он помрачнел еще больше. Может ли быть такое, что женщина любит мужчину, но не находит удовольствия в близких отношениях с ним? Он что-то делает не так, или ей неприятен сам акт любви? Вряд ли последнее. Микаэла с готовностью принимает его в свои объятия, ласки его явно возбуждают ее. Дело все-таки в нем самом. Как бы это ни было трудно, а надо откровенно поговорить с ней обо всем. Однако теперь такой разговор пугал еще больше. Мысль о том, что он сам является причиной холодности жены, мучила и лишала мужества. Есть, видимо, в том, как он ведет себя в постели, нечто пугающее и отталкивающее Микаэлу.

Микаэла, уставшая от полуденной жары, с удовольствием погрузилась в прохладную благоухающую ароматом гардении воду. Удобно расположившись в огромной ванне, она предалась приятным воспоминаниям о минувшей ночи, проведенной с Хью. Узнай Микаэла сейчас о мыслях мужа, она бы ужаснулась и не поверила. Ночи доставляли ей огромное наслаждение, она ждала их и готова была делать все, чтобы доставить ему удовольствие.