Я дал тебе имена, которые тебе были нужны.

И сейчас всё, что ты должен сделать — найти их.

Ты сможешь отличить их по татуировкам в виде бабочек на их телах."

В самом конце тон бога стал сухим.

Почти…насмешливым.

И снова, если бы все было так просто.

"Как бы там ни было, почему бабочки?" проворчал он, зная, что лучше было бы не спрашивать.

Никто не был более упрямым, чем Кронос.

Но он также знал, что нужен Кроносу, чтобы найти и поймать Галена.

Чего он не знал — и никто не знал — так это, почему царь богов не может сделать этого сам.

Кронос не был особо откровенен.

"По многим причинам. Долго рассказывать."

"Я освободил свое время, как было велено, так что у меня его достаточно в запасе, чтобы выслушать каждую из причин."

Кронос сжал челюсти.

"Я вижу, что кто-то считает себя более полезным, чем он есть на самом деле."

"Прошу прощения", сказал он сквозь зубы.

"Я еще хуже, чем ничтожный и бесполезный."

Кронос наклонил голову, принимая извинения.

"Раз моя зверушка так быстро поняла, где её место, я дам ей вознаграждение.

Ты хочешь узнать о бабочках.

Бабочками мои дети, Греки, наградили вас."

Торин натянуто кивнул, не смея ничего сказать, чтобы отговарить Бога от этого дара.

"До того, как вы стали одержимы, вы были ограничены в своих действиях, в том куда могли пойти.

Можно сказать, что вы были словно в коконе.

Посмотри на себя сейчас."

Он махнул рукой вдоль тела Торина.

"Ты представляешь собой нечто темное, но прекрасное.

Вот почему я выбрал такой знак.

Ну точнее, мои дети…" Он открыл рот, чтобы сказать что-то еще, но остановился, склонив голову на бок.

"У тебя еще один посетитель.

В следующий раз, когда я навещу тебя, Болезнь, я ожидаю получить результаты.

Иначе, я уже не буду с тобой таким снисходительным."

А потом бог ушел, и кто-то постучал в дверь.

Торин взглянул на монитор слева от него.

Камео махнула ему рукой, как будто ее призвали его недавние мысли.

Он отодвинул переживания о Кроносе и его предупреждении на задний план.

Он планировал помочь королю, но не собирался прыгать, когда этот ублюдок скажет "прыгай".

Действительно, домашняя зверушка.

Его тело было всё еще напряжено и в полной готовности из-за мимолетного видения этих острых ушек. Он нажал на кнопку, открывая дверь.

Камео проплыла вовнутрь, с щелчком закрыв за собой деревянную дверь.

Он повернулся на своем стуле, изучая её с новым чувством.

Она была в светлом, очень хорошенькая, и от неё исходило напряжение.

И только.

Напряжение.

Надо избавиться от него.

Нет, она также не выбрала бы его.

"Позволь задать тебе один вопрос," сказал он, обхватив себя руками за талию.

Ее бедра покачивались, когда она шла к нему, и ее губы сложились в улыбку.

"Спрашивай".

Она, вероятно, хотела, чтобы ее голос казался хриплым, сексуальным, но этот трагический голос только внушал, "в конце концов, может я и не убью себя".

"Почему я? Ты могла иметь любого мужчину здесь."

Это остановило ее.

Улыбка медленно превратилась в хмурый взгляд, когда она села на край стола, вне его досягаемости, покачивая ногами.

" Ты действительно хочешь поговорить об этом? "

"Да"

"Разговор будет малоприятным."

"Что вообще происходит все эти дни?"

"Ну, ладно.

Ты понимаешь меня, моего демона.

Мое проклятье."

"Как и все остальные здесь."

Ее пальцы, лежащие на коленях, сжались.

"Я вновь должна спросить тебя, действительно ли ты хочешь продолжать этот разговор?

Тем более, что мы могли бы заняться кое-чем другим…"

Хотел ли он? Это могло перечеркнуть те приятные вещи, которыми они занимались.

Удовольствие для каждого из них.

Удовольствие, которое он не был в состоянии — и не мог — получить где-то еще.

"Да.

Я хочу этого."

Идиот.

Он каждый день видел Мэддокса и Эшлин, Люциена и Анью, Рейса и Данику, теперь Сабина и Гарпию, и он хотел что-то подобное для себя.

Не то, чтобы у него могло когда-либо быть это.

Он попытался однажды, около четырех сотен лет назад.

И всё, что ему нужно было сделать, чтобы разрушить всё, это снять перчатки, лаская лицо его возможной возлюбленной, а затем, на следующий день, наблюдать, как она умирает, как её тело уничтожает болезнь, которую он ей дал.

Он не мог пройти через это снова.

С тех пор он намеренно избегал всех женщин.

До Камео.

Она была первой женщиной, на которую он смотрел, по-настоящему смотрел, за бесчисленное количество лет.

Её пристальный взгляд метнулся прочь от него.

"Ты здесь.

Ты никогда не уезжаешь.

Ты не будешь убит в сражении.

Мужчину, которого я любила, забрали у меня, его пытали мои враги, а затем вернули мне его четвертованным.

С тобой я могу не беспокоиться об этом.