– Хорошо, пойдем, – согласился Мстислав. – Все равно спать рано. Да и не хочется.

На берегу Волхова собрались и стар и млад. Степенно ходили под ручку пожилые, бегали детишки, хороводилась молодежь.

– Вон твоя Дарина стоит, – снисходительно проговорил Мстислав.

Дарина была крупной, упитанной девушкой, на полголовы выше Ярия. Мстислав не раз видел, как она командовала им, а тот с удовольствием подчинялся. На недоуменный вопрос друга отвечал:

– Умная и основательная она у меня. С такой не пропадешь!

– Жду, жду тебя, где прохлаждался? – встретила она Ярия строгим голосом.

– За Мстиславом заходил. А у князя всегда есть дела! – заливал Ярий, как видно побаиваясь гнева Дарены.

Мстислав усмехнулся, но промолчал. Какие у него дела? Все государственные вопросы решают за него Скрынь и посадник.

Рядом с Дареной стояла подружка, которую звали Росавой. Он знал ее с детства. Была она обыкновенной, ничем не примечательной девушкой. Тонкая фигурка, негустые волосы, худенькое лицо с небольшим носиком и пухленькими губками. Но на этом ничем не привлекающем внимания лице выделялись глаза – большие, темно-синие, которые из глубоких глазниц смотрели то внимательно и строго, то таинственно и загадочно. Была она всегда сдержанной и серьезной, с ней никто не решался затевать легкомысленных шуток. Мстислав знал, что жила она с тетей, зарабатывали на жизнь шитьем и вязанием кружев.

Они стали прогуливаться по лугу. Впереди шли Ярий и Дарена, за ними Мстислав и Росава. Росава поглядела на Мстислава, удивленно проговорила:

– Как ты вымахал за последнее время. Я даже не уследила.

Мстислав повел широкими плечами, усмехнулся – довольный. Ответил:

– Ты тоже в чем-то изменилась. Какой-то другой стала.

– И какой же? – бросив на него пытливый взгляд, спросила она.

– Не знаю. Загадочной кажешься...

Она ничего не ответила, на губах ее блуждала легкая улыбка.

– Мне много уверенности придало плавание на плоту, – продолжал Мстислав. – Там все от тебя зависит. Все время в деятельности. Все время работаешь, хлопочешь, чем-то занят.

– Интересно было?

– С самого отплытия и до последнего дня. Плот стал родным домом, жаль было расставаться.

– И не страшно было одним по реке среди леса плыть? А вдруг из воды водяной за пятки схватит? Или леший в чащобу затащит?

– Не страшно, – смеялся Мстислав.

Они посмотрели выступления скоморохов. Бесовские увеселения запрещала церковь, но народ представления любил, охотно собирался вокруг бродячих комедиантов. Платили чем могли: и монетами, и яйцами, и пирожками, и разными сладостями. Посмешив народ в одном месте, они переходили на другое, но большинство зрителей шли за ними, восхищенно и восторженно наблюдали за их проделками. А скоморохи и плясали, и пели, и кувыркались через голову, да еще ручной медведь на цепи выделывал невиданное: танцевал, кивал головой, валялся на земле, будто пьяный, с шапкой в лапах обходил людей и собирал подношения.

Молодежь водила хороводы. Это было тоже красочное зрелище, когда наряженные в пестрые одеяния парни и девушки слаженно двигались кругами и пели различные песни.

Кое-где парни затевали соревнования по стрельбе из лука, некоторые принимались бороться. Возле берега издавна лежал большой камень. К нему подходили любители, поднимали над собой столько раз, сколько осиливали. Победителей хвалили, девушки дарили им венки из цветов.

С наступлением темноты во многих местах зажглись костры. Вокруг них собиралось все больше и больше молодежи. Звучали песни, рассказывали диковинные истории, от которых стыла кровь в жилах, а влюбленные перепрыгивали через пламя, стараясь не разрывать тесно сплетенных рук...

Поближе к ночи народ стал расходиться. Мстислав проводил Росаву до ее дома, она медленно удалилась и скрылась за скрипучей дверью. У него всю ночь сладко ныло сердце и снились какие-то неясные, расплывчатые тени...

Утром прибежал Ярий, взъерошенный, возбужденный:

– Ты все спишь? Пойдем купаться!

Он организовал группу парней и девушек, среди них были и Дарена с Росавой, и все отправились на Волхов. Купалась отдельно, границей был небольшой песчаный мысок, вдававшийся в реку, за эту условную линию переходить парням не полагалось. Девушки купались в белых рубашках и издали были похожи на русалок. Но порой кто-то из парней не выдерживал, выныривал среди них. Девушки шарахались в разные стороны, брызгали водой, кричали весело:

– Охальник! Поди прочь, бесстыжие твои зенки!

Возвращались вчетвером. Ярий дурачился, рассказывал небылицы:

– Плывем мы по Волхову. И захотелось мне искупаться. А река в этом месте бездонная, леса вплотную к воде подступают, самое место водяного! Боюсь, а все-таки тянет освежиться. Ну не утерпел, прыгнул с плота, а он как хватит меня за стопу!

– Кто? – замирающим голосом спросила Росава.

– Как кто? Водяной!

– А ты?

– А я его пяткой в нос!

– Да ну!

– Тогда он меня хвать когтями за лодыжку. До сих пор следы когтей остались!

– Покажи!

– Да ладно тебе, Росава. Какая ты доверчивая! Заливает он, – с улыбкой сказала Дарена.

Все засмеялись, и Росава тоже.

– Вечером встретимся? – спросил Ярий.

– А что делать, если не на луга идти? – сказала Дарена.

– Мне что-то не хочется, – произнес Мстислав.

И вдруг увидел исподлобья устремленный на него взгляд Росавы, глубокий, внимательный, и неожиданно для себя сказал:

– Вообще-то верно. Чего дома сидеть? Я тоже приду.

На другой день Росава стала вдруг грустной, все больше жалась к Дарене, не выпуская ее руки. И Мстиславу стало скучно, неинтересно. Он потыкался туда, сюда, а потом побрел домой. Сердце ныло смятенно и тревожно. Наутро не находил себе места, не мог дождаться вечера, чтобы пойти на луга. Там стал искать глазами Росаву. Она стояла и разговаривала с подружками, но беспокойно смотрела по сторонам, словно ища кого-то. Вот взгляды их встретились. Она вздрогнула, глянула на него вопросительно и строго, отвернулась. В его сердце будто что-то ударило, оно забилось гулко и неровно.

Мстислав подошел поближе, стал смотреть куда-то вдаль, а сам краем глаза наблюдал за Росавой. Она взглянула на него, а потом отделилась от подруг и притулилась возле деревца. Тогда он решительно подошел к ней, взял за руку. Она улыбнулась ему, и они пошли рядом.

И вдруг Мстислав почувствовал в себе прилив неудержимого счастья. Он не знал, откуда оно пришло. Но ему хотелось улыбаться, веселиться и громко смеяться. Он не делал ни того, ни другого, он просто беспричинно улыбался. И Росава тоже затаенно улыбалась, глядя себе под ноги.

Они обходили все те же представления скоморохов, те же хороводы и соревнования парней, но их это мало интересовало; им было весело и интересно друг с другом, каждый взгляд, каждое слово приобретали какой-то необыкновенный смысл, особое значение...

Так продолжалось несколько дней. А потом все вдруг изменилось. Мстислав заметил, что Росава больше внимания уделяет не ему, а Ярию, что она почти все время разговаривает с ним, приглашает в хоровод, а его избегает, и когда оставались наедине, хмурится и замыкается. Он подумал, что чем-нибудь обидел, и спросил ее об этом, но она независимо ответила:

– Нет, не обижаюсь.

– Так в чем дело?

– Что – «в чем дело?»

– Почему ты такая... хмурая?

– Я?.. Я наоборот веселая, – и неестественно засмеялась.

На другой день он взял ее за руку и повел в хоровод (ладонь у нее маленькая, но твердая, мозолистая). Она была какой-то вялой, глаза скучные и тоскливые, на его вопросы отвечала коротко и односложно, и он понял, что она разочаровалась в нем, малоразговорчивом и неинтересном, и, конечно, с Ярием ей намного интересней. Он такой веселый и озорной, каждое слово искрится остроумием, и она предпочла его ему. Мстислав чувствовал себя униженным, оскорбленным и подавленно молчал. Он хотел уйти тотчас, но не мог, скованный какой-то неведомой силой. А Росава в это время уже кружилась в хороводе рядом с Ярием, весело заглядывала ему в глаза, и ему ничего не оставалось делать, как встать рядом с Дареной.