– Ничего жестокого не будет, если мы накажем людей, повинных в гибели и разорении многих твоих подданных. Нет, князь, если ты не приструнишь их, то народ не поймет и будет возмущаться и проклинать нас с тобой!

– Ну хорошо, хорошо. Вели написать приказ явиться им в Полоцк, а я подпишу.

Гонец с грамотой поскакал в Усвят и Минск. Вернулся скоро, привезя устный ответ братьев: явиться в Полоцк не могут, потому что заняты делами по укреплению крепостей.

– Совсем распоясались! – воскликнула Росава, выслушав гонца. – Но пусть не думают, что неповиновение сойдет им с рук. Я это так просто не оставлю!

– Что ты намерена делать? – встревоженно спросил Михаил.

– Возьму дружинников и сама приведу их на суд и расправу!

– Не делай этого! Они не пощадят тебя, они не оставят тебя в живых! Я не хочу тебя потерять!

– Я – княгиня! Как посмеют они меня тронуть? К тому же ты все время говорил, что они добрые и отзывчивые люди.

– Да, но мама иногда предупреждала, что от них можно ожидать всякой пакости.

– Тем более надо привезти в Полоцк и призвать к ответу!

– Ах, поступай как тебе хочется! – отмахнулся он наконец.

Росава стала думать, к кому из братьев ехать в первую очередь. Давыд шумный, буйный, вспыльчивый, так просто он не сдастся. Надо его первым лишить связи с братом и подданными, а потом уже взяться за Глеба. Глеб, конечно, хитрый и изворотливый человек, но любит действовать наверняка и, когда увидит, что окружен ее дружинниками, покорно сдастся. Значит, надо сначала ехать в Усвят.

Так она и сделала. С десятком дружинников явилась в Усвят и направилась в терем князя. Выскочивших навстречу слуг спросила:

– Князь Давыд у себя?

– Да. Пирует вместе с братом.

Это было неожиданно, положение резко осложнялось. То, что братья окажутся вместе, она даже не предполагала, думала, что они как сидели, так и сидят по своим городам. Что делать? Как поступить? Выманить одного из них и взять под стражу или брать обоих сразу? Размышлять некогда, надо идти в горницу и решать все на месте.

Подозвала к себе десятского, приказала:

– Войдем вместе. Как кивну головой, брать обоих!

– Управимся, княгиня!

Она резко открыла дверь и увидела братьев, сидящих за столом, на котором стояли кувшины, бокалы и разная снедь. Братья уставились на нее пьяными глазами. Приход ее был для них совершенно неожиданным, они растерянно молчали.

Росава решительно подошла к столу, положила перед ними грамоту, проговорила властным голосом:

– Вот приказ князя, предписывающий вам явиться в Полоцк немедленно!

Дружинники прошли за спины братьев, завели им руки назад.

– С какой стати? – наконец выкрикнул Давыд. – Что мы такого сделали? Мы отмечаем нашу победу над новгородцами, а вы тут врываетесь и мешаете нашему торжеству!

– Вам обоим ответят на это в Боярской думе. Выводите их! – приказала Росава.

И тут произошло неожиданное. Давыд, обладавший большой силой, чуть пригнулся, а потом рванулся вперед. Дружинники от неожиданности выпустили его, он кинулся к окну, ногами выбил раму и вместе с ней вылетел со второго этажа.

Росава обернула белое лицо к дружинникам, произнесла коротко:

– Догоните!

Стуча каблуками сапог по деревянной лестнице, воины сбежали вниз и выскочили на улицу. Росава бросила двум воинам, которые держали Глеба:

– А этого связать.

Стали ждать. Сначала было тихо. Но потом на улице раздался громкий говор, он переместился в терем, и вскоре в горницу ворвалась большая группа вооруженных людей во главе с Давыдом. На Давыде дыбом стояли черные волосы, красная рубаха распахнута, показывая заросшую растительностью грудь, пьяные глаза полыхали. Он громко закричал, указывая пальцем на Росаву:

– Забирайте эту чертову девку и тащите в подвал! И остальных тоже заприте и сторожите на совесть! Я покажу, как руки заламывать князю!

Когда Росаву увели, он тяжело опустился на кресло, проговорил Глебу, стоявшему перед ним:

– Садись, что как столб воротный торчишь перед глазами. Давай выпьем.

Глеб присел и стал молча глядеть на брата. Он тоже ненавидел Росаву, понимал, что от нее им грозит беда, но в то же время своим рассудочным умом прикинул, что нельзя применять насилие над княгиней, которая после победы над новгородцами неожиданно приобрела большое уважение и влияние в народе. К тому же за ее спиной стоял муж. Пусть недалекий, неполноценный, но любящий ее, и от него можно было ожидать самого непредсказуемого. Лучший выход из создавшегося положения он видел в спокойном разговоре с Росавой, где было можно бы покаяться, пообещать строгое подчинение полоцкой власти, ну а там, как говорится, поживем – увидим...

Поэтому он сказал:

– Зря ты, брат, так сурово поступил с княгиней. Михаил любит ее и не простит грубого обращения.

– Никакая она не княгиня! Сколько раз я тебе говорил: она обыкновенная уличная девка, которая оболтала нашего глупого племянничка. И этому надо положить конец!

– И как ты поступишь с ней дальше?

– Очень просто! Вздерну на перекладине – и делу конец!

– Ты не имеешь права. Согласно «Русской правде», смертная казнь на Руси отменена. Самое страшное наказание – «поток и разграбление».

– Знаю! Но для нее это не подходит. Не могу я и отобрать у нее имущество, и продать в рабство!

– Вот то-то и оно! Штраф ты тоже не имеешь права наложить. Так что придется отпустить.

– Ни за что! Сейчас же прикажу накинуть ей на шею удавку, а потом без хлопот зароем где-нибудь на окраине города.

– Знаешь, брат, что я еще тебе скажу...

– Ну скажи. Только все равно я сделаю по-своему!

– Когда я видел Росаву во время военного похода, то показалось, что она беременна.

– Ну и что?

– Как что? Если ты задушишь ее, то убьешь сразу две жизни. Погубишь не только Росаву, но и ее дитя, то есть невинную душу. А этого Бог никогда не простит. На том свете гореть тебе в вечном огне!

– Не стращай!

– Я не стращаю. Но ты и сам знаешь не хуже меня, что убийство дитя – непрощенный грех!

Давыд на некоторое время задумался, потом буркнул под нос:

– Ладно. Пусть посидит в подвале, а потом посмотрим. Но все равно живой из рук я ее не выпушу! Или я, или она – другого не дано! Давай выпьем.

Весть об усвятских событиях в Полоцк принес один из дружинников Росавы, которому чудом удалось выскользнуть из рук Давыдовых воинов. Он вбежал в горницу князя, запричитал громким голосом:

– Ох, князь, ох, отец ты наш! Пленили нашу княгиню, захватили голубоньку проклятые Давыдовы люди! Заломили ей белы рученьки, связали быстры ноженьки! Точат мечи булатные, готовят ножи острые, хотят ее зарезати!

Страшно закричав, Михаил вскочил с кресла, в чем был выбежал во двор, запрыгнул на коня и помчался по дороге на Усвят. Следом за ним, вразброд, отдельными группами попылили часть слуг, приближенные, некоторые дружинники.

Едва не загнав скакуна, поздно вечером князь прибыл в Усвят. Сразу бросился в княжеский терем, нашел спящего Давыда, упал у его кровати, стал говорить, заливаясь слезами:

– Давыд, милый, дорогой! Дядя родненький мой! Отдай мне мою Росавушку, верни мою ненаглядную! Я жить без нее не могу! А я тебе за нее все, что ни попросишь, отдам! Хоть полкняжества, хоть все владение подарю! Ничего не жалко! Только отпусти мою Росавушку!

Давыд заворочался в кровати, открыл глаза и пьяным, непонимающим взглядом уставился на Михаила. Тот улыбнулся, стал гладить его руку, приговаривая:

– Вот и хорошо, вот и ладненько. Только скажи людям, чтобы освободили Росавушку.

Как видно, Давыд не понял, кто перед ним, потому что грубо оттолкнул князя и проговорил: «Чего спать мешаешь? Поди прочь!», повернулся лицом к стене и захрапел.

Поняв, что его не разбудить, Михаил некоторое время сидел на полу, тупо уставившись в угол, а потом встал и решительно направился к выходу. Выйдя на улицу, он прихватил валявшуюся возле крыльца палку, стал подходить к каждому дому, стучать в дверь. Когда выходили хозяева, низко кланялся и говорил, обливаясь слезами: