А за окном купались в садах одноэтажные домики Ук-рополя. Визжала соседская пила. Маша заранее знала, что за весь день в Укрополе не случится ничего важнее. Один напилит побольше дров, другой поменьше. А настоящая жизнь так и пройдет где-то далеко, в больших городах. Из-за этого Маша терпеть не могла новости.

Она посмотрела на стол: молоко, печенье, персики — завтрак. И листок из маминого блокнота — записка!

Пришлось встать с кровати. Что там пишут любимой дочери? «Сори новсти». Мама часто пропускала буквы, потому что думала быстрее, чем писала. «Смотри новости», — перевела Маша.

Еще непонятнее. Зачем ей новости в городе, где не бывает новостей? Только расстраиваться… А вдруг покажут знакомых или даже маму? Кстати, а она-то куда умчалась?

Мамина газета выходит по четвергам, а сегодня пятница — библиотечный день. Так у журналистов называют лишний выходной.

Маша заглянула в мамину комнату.

Никого.

Натренированным сыщицким глазом она сразу же заметила, что сигнальная стрелка будильника стоит на половине четвертого. Мама никогда не вставала так рано. Вот лечь так поздно — это у нее запросто. Сидит всю ночь, клавиши компьютера клацают. А по утрам телик включается и будит Машу, Маша брызгается холодной водой и будит маму. У них это называется «ежедневный подвиг».

Маша вернулась к себе. Российские новости кончились, пошли местные. Теледикторша Алена рассказывала, что огородник по фамилии Триантафилиди вырастил помидор небывалой величины. Раньше Алена работала в газете вместе с мамой. Но чтобы на нее посмотреть, не стоило подниматься с утра пораньше. Алена же целыми днями ведет передачи.

На экране появился старенький неопрятный Триантафилиди в мятом пиджаке. Помидор он держал у живота двумя руками.

Тут Маша сообразила, что ни Алену, ни Триантафилиди не должны показывать по российскому телеканалу. Она переключилась на местный, потом на московский. Триантафилиди был всюду!

— Участок у меня всего две сотки, — говорил он, шамкая ввалившимся ртом с двумя зубами. — Нету простора для опытов. Но и здесь я добился значительных успехов.

Вся страна, конечно же, смотрела другие передачи, московские. Только на Черноморском побережье Москву отключили, чтобы показать Триантафилиди всем, кто хочет и кто не хочет. Вместо президентов, министров, героев, телеигр и сериалов про богатых — старик с помидором!

Натянуто улыбаясь и глядя куда-то поверх телекамеры,

Алена несла чушь:

— Остается только пожалеть, что такое чудо природы нельзя сохранить надолго. Хотя господин Триантафилиди утверждает, что ему достался от бабушки рецепт маринада, в котором помидоры сохраняются десятилетиями. — Глаза у Алены забегали, как будто она читала какую-то невидимую для зрителей надпись. — А теперь, — сказала она жалким голосом, — теперь мы повторим репортаж о чудо-помидоре для тех, кто пропустил начало.

Ага, сообразила Маша, неполадка на студии. Алена ждет какую-то другую, по-настоящему важную видеозапись, а ей опять подсунули Триантафилиди, чтобы потянуть время.

Бойкий Триантафилиди пробирался сквозь помидорные заросли. Картинка пропала, и без предупреждения пошла ТА передача. Тревожная. Настолько важная, что ради нее стоило пропустить все другие. Маша поняла это по лицу незнакомого полковника милиции, который глядел в телекамеру жестким немигающим взглядом.

— Земляки! — необычно начал полковник. — Ограблен Музей дворянского быта. Преступники похитили более пяти тысяч предметов, в том числе уникальную коллекцию русских и иностранных орденов, золотой сервиз князя Потемкина и три картины Айвазовского.

У полковника слезился один глаз. Маша знала, что такое бывает от яркого света в телестудии. (Однажды она сидела в Аленином кресле и читала новости. На пробу, конечно — по телику ее не показывали.) Было интересно, сморгнет полковник слезу или нет. Маша так внимательно уставилась на экран, что у нее самой заслезились глаза. То, что говорил полковник, наполовину пролетало мимо ушей. — Одна только бу-бу бу-бу-бу бу-бу тысяч долларов… Общий ущерб оценивается бу-бу-бу-бу-бу… Объявлена операция… Результатов не дала…

Полковник замолчал и наконец-то моргнул.

— Грабежей такого масштаба, — сказал он, — у нас на Черноморье не случалось со времен Мишки Япончика и батьки Махно.

«Что же я сижу-то? — встрепенулась Маша. — Ведь это НАСТОЯЩЕЕ преступление! Мечта, а не преступление!»

Музей не очень далеко. Машин класс туда возили на автобусе, значит, можно и самой добраться. Осмотреть место преступления — вдруг милиционеры пропустили важную улику, а она заметит! А что, бывает и такое. У милиционеров глаз наметан на всякие ножи, гильзы, отмычки. А Машина улика будет ОСОБЕННАЯ. Такая, что ее и за улику не примут. Придется бегать с ней за милиционерами, а они будут отмахиваться: «Не отвлекай нас, девочка! Мало ли что под ногами валяется. Выброси на помойку и вымой руки».

И тогда Маша начнет свое расследование. Улика подскажет ей, как найти преступников.

— Незнамова! — объявила Алена.

«Ну да, и по телику меня покажут», — кивнула себе Маша. И вдруг осознала, что дикторша НА САМОМ ДЕЛЕ назвала ее фамилию!

Под обрывом валялся измятый белый микроавтобус. Ночной шторм занес его песком и глиной с обвалившегося берега. На расчищенной от грязи дверце краснел известный всем номер телефона: «03». Мама с прицепленным к воротничку микрофоном-прищепкой бодрым голосом объясняла, что к чему:

— Микроавтобус «Газель» номер сто тридцать семь был угнан позавчера днем в городе Сочи со стоянки у закусочной «Ласточка». Бригада «Скорой помощи» — двое фельдшеров и водитель — обедала за столиком на веранде. Угонщик действовал буквально в пяти шагах от них. Но бригада ничего не замечала до тех пор, пока не заработал мотор. Как сообщили нам на станции «Скорой помощи», угон санитарной машины — большая редкость. Водители привыкли к тому, что их машины не привлекают угонщиков, и часто даже не запирают дверцы.

Телекамера скользила по беспомощно задранному к небу колесу, по номерному знаку, добела ободранному волнами с песочком. Потом оператор показал старую каменную пристань, и Маша узнала безымянную бухту за Олюшкиным мысом. Все стало ясно!

Вчера, когда Маша засыпала, мама еще сидела за компьютером. Сидела, сидела, пока не зарябило в глазах, и пошла прогуляться. Шторм ей нипочем. Мама говорит, что штормовой ветер мозги проветривает. Надела плащ, дошла до бухты и увидела под обрывом «Скорую». Наверное, она сразу же позвонила Алене и договорилась, что сделает ей сегодняшний репортаж. Поэтому и будильник у нее стоял на половине четвертого. Как только солнце взошло, подъехал оператор с телекамерой. Мама снялась и поехала на студию монтировать сюжет: вырезать лишнее и оставлять нужное. Вот так. А любимой дочери ничего не сказала! Ни ночью, ни рано утром, когда шла на съемку.

— Микроавтобус был обнаружен здесь вчера, точнее, уже сегодня около часа ночи, — продолжала мама. — На его спидометре прибавилось более пятисот километров пробега. Тридцать шесть часов прошло с момента угона. За это время был ограблен Музей дворянского быта. Преступники взяли большую добычу. Такую большую, что не смогли бы вывезти все ценности в багажнике обычной машины. Для этого им понадобился грузовик или хотя бы микроавтобус. Такой, как этот!

Оператор для наглядности снова показал опрокинутую набок «Скорую». А мама, торопясь, выкладывала самое важное:

— По нашим сведениям, похожий микроавтобус долго стоял неподалеку от музея прошлой ночью, именно в те часы, когда произошло ограбление. Но в журнале на станции «Скорой помощи» не отмечено ни одного вызова в этот район! Делайте выводы, господа сыщики! — победным тоном закончила мама и объявила, как будто поставила подпись: — Маргарита Незнамова, оператор Игорь Ивандиков.

Опять показали знакомую студию и Алену на фоне сочинского вокзала. Маша знала, что на самом деле за спиной у Алены синяя стена, а картинку с вокзалом как-то вставляют в кадр. Она маленькая, размером с альбомный лист.