Маша с Петькой старались наперегонки.

Выдох! Нагибаешься, а весло в уключине взлетает над водой и заносится к носу лодки.

Вдох! Опускаешь весло в воду и начинаешь распрямлять спину. Упираешься ногами в деревянную рыбину на дне лодки. Кряхтишь, загребаешь и, уже почти лежа на спине, выхватываешь весло из воды.

Выход-вдох, выдох-вдох. Журчит за тонким бортом вода. Пот ручейком бежит между лопаток. Жарит голые руки яростное солнце. Выход-вдох, выдох-вдох. Тут не до разговоров.

Каждый, кто вырос на воде, знает, что гребцы сидят спиной вперед. Куда плывешь — не видишь, это дело рулевого. Дед сидит, правит. Лицо счастливое. А за его спиной удаляется, плывет Укрополь, парят над зеленью садов черепичные крыши, сверкает купол старинной часовни. Красота, особенно издалека и летом, когда не лезет'под ноги вездесущая укропольская грязь.

Дед поворачивает. Вот уже по правому борту… (Здорово звучит «по правому борту», правда? Это вам не сухопутное «справа».) По правому борту прошел Олюшкин мыс с нависшим над водой черным валуном. За ним будет бухта, такая маленькая, что ее нет ни на одной карте (хотя, может, и есть — на военных).

Маша обернулась. Каменная пристань в бухте пестрела от рубашек и сарафанов. Как будто весь Укрополь собрался на берегу. Да так оно и было. Если не весь Укрополь, то половина — точно. Когда живешь в городе, где ничего не случается, просто невозможно пропустить испытания подводной лодки системы Самосвалова! Она поискала глазами опрокинутый микроавтобус «Скорой помощи» под обрывом. Нет, не видно. Наверное, уже прицепили на буксир и увезли.

И вдруг Дед страшным голосом закричал:

— Табань!

«Табань» — морское словечко, означает «тормози». Только у лодки тормозов нет, и надо растопырить весла и неподвижно держать их в воде. Тогда они сработают как тормозной парашют.

Маша стала табанить, а Петька спросил:

— Зачем?

И загреб изо всей силы, даже привстал на скамейке.

Лодка — крак! — налетела на какую-то железную трубу, которой только что не было и быть не могло в километре от берега.

Труба проскребла по днищу, вынырнула у борта, кашлянула сизым дымом и скрылась под водой.

На мгновение стало тихо-тихо — ни плеска весел, ни Петькиного сопения рядом. Так тихо стало, что Маша расслышала странный звук, словно в море по какому-то глупому волшебству включили душ.

Из пробитого днища лодки бил тонкий фонтанчик. Ветер срывал его верхушку, разбивал на капли, и они барабанили по пластиковым бортам. Вот вам и «душ»!

— Дедушка Коля, не волнуйтесь, ваша ручка пока побудет у меня, — сказал Динамит, пришпиливая дедову ручку к майке. Он встал и, подняв руки, надел своего утенка. В глаза Маше бросились кривые буквы: «Средсва вет-ренова спосеня ДИНАМИТА».

— Если кто не умеет плавать, можете держаться за меня? — благородно предложил Динамит.

И вдруг на пристани закричали.

Слов Маша не различала, но голоса были жуткие. Мужчины вроде ругались, женщины визжали и выли. Только тут Маша сообразила, что за труба булькнулась под воду.

По-моему, мы ее утопили, — спокойным голосом сказал Дед. — Петя, есть веревка или хотя бы леска?

Под б-банкой, — заикаясь и клацая зубами, выдавил несгибаемый «укропольский егерь». — Только у меня к-ключа нет.

Под задней банкой у Петькиного папы был рундучок с крючками и лесками. Понятно, Петька любил там похозяйничать. А его папа любил запирать рундучок на висячий замок.

Дед привстал и каблуком с одного удара сбил замок. Маша не понимала, зачем ему леска. Не вылавливать же подводную лодку Самосвалова. Но Дед вел себя очень уверенно. Открыв рундучок, он бросил Петьке пустую жестянку от консервов:

— Не сиди, вычерпывай воду!

За жестянкой из рундука появилась катушка с толстой леской. Дед снял пиджак и отдал Маше:

— Там документы, не намочи.

Конец лески он взял в зубы, сковырнул туфли — и в брюках, в белой рубашке с затянутым в тоненький узелок галстуком выпрыгнул за борт!

Брошенная на дно лодки катушка плясала и тарахтела, разматываясь. Маша испугалась, что леску заест и катушка плюхнется в воду вслед за Дедом. Она поймала катушку и надела на палец, чтобы легче сматывалась леска.

С берега слышалось трыканье. Там заводили сразу не сколько моторов, и, как это бывает второпях, ни у кого сразу не получалось. Петька так и сидел, разинув рот.

Сказано тебе: вычерпывай!! — рявкнула на него Маша.

Да что вычерпывать, все море?! — огрызнулся Петька и со зла пнул ногой бьющий посреди лодки фонтанчик.

От Петькиного удара фонтанчику ничего не сделалось. А еле державшийся надтреснутый кусочек пластика отлетел, и вода хлынула ручьем! Она бурлила, как будто в лодку бросили кипятильник.

— Макропод несчастный! — вздохнула Маша.

Забытый всеми Динамит, опоясанный своим утенком, стоял на носу.

— Я покину корабль последним! — ни к селу ни к городу объявил он и расплакался.

Дед вынырнул, хватая воздух синюшными губами. Маша потянулась, чтобы помочь ему влезть в лодку, но Дед еле слышно прошелестел:

Погоди, дай отдышусь.

Привязали? Можно тянуть? — деловито спросил Динамит и высморкался в кулак.

Дед улыбнулся:

— Привязал. А тянуть нельзя, это для спасателей. Муха, там в рундуке пенопласт…

Маша поняла. Ну конечно, на леске не вытащить подводную лодку. Зато, если привязать к ней поплавок, он точно покажет, где лодка затонула. Тогда ее можно будет зацепить веревками и поднять.

Разыскав кусок пенопласта, Маша привязала его к леске и выбросила за борт. Пенопластина была размером с книжку, оранжевая — поплавок от рыбачьей сети. Ее издалека заметят.

Дед, ты Самосвалова видел? — спросила Маша. — Он там не утонул?

Нет. Сидит за стеклом, шевелит губами. Ругается, надо полагать.

От пристани, шлепая веслами, приближалось штук пять гребных лодок. Обогнав их, вперед вырвалась моторка с тремя пассажирами. Маша узнала школьного историка Евгения Евгеньича и двоих рабочих с тарного завода, знакомых ей только в лицо. Рабочие что-то орали, а Евгений Евгеньич судя по жестам, их успокаивал. Переругиваясь, они не замечали, что мчатся прямо на тонущую лодку!

Вот когда Маше стало страшно. Из четверых терпящих бедствие только она да Петька неплохие пловцы. Дед выдохся (на какую глубину ему пришлось нырять? Его не было с минуту, а то и больше!). Маленький Динамит не проплывет без своего круга и ста метров, а круг может запросто лопнуть в аварии.

— Сворачивайте! — закричала она.

Сворачивай! — подхватил Петька. А Динамит завизжал на одной ноте:

А-А-А-А!!!

Первым их услышал Евгений Евгеньич. Он кинулся на корму, оттолкнул сидевшего на моторе рабочего и налег на рукоятку.

Но было уже поздно.

Моторка развернулась слишком близко, подняв крутую волну. Маша смотрела на нее, как во сне, когда случается что-то ужасное, а бежать невозможно.

Вот волна докатилась до лодки, и так уже до половины наполненной водой.

Вот лодка черпнула бортом, лениво качнулась и черпнула еще раз.

Вот вдруг оказалось, что они с Петькой сидят по пояс в воде. Корма лодки погружается в глубину, а нос задирается. Там по-прежнему стоит Динамит со своим утенком, придерживая бескозырку на голове.

Маша встряхнулась, подняла повыше пиджак Деда и, загребая одной рукой, поплыла к моторке.

Ну вот, еще одних утопили. Говорил вам!.. — с досадой сказал учитель и сплюнул в воду.

Чего там, Евгень Евгеньич, — промямлил рабочий, который так неумело управлял моторкой, и тоже сплюнул в воду. — Ну, не рассчитали маленько. Кого вперед спасать будем?

Сначала женщин и детей! — героически пискнул Динамит. Он сидел верхом на носу лодки, торчавшем из воды, как великанский поплавок. Похоже, там, в носу, был отсек непотопляемости, наполненный пенопластом или просто воздухом.

Дед в рубашке и в брюках лежал на воде, тяжело дыша. Волна играла с его галстуком, похожим на яркую тропическую рыбу.