Ефим Котик уже несколько минут, дрожа от негодования, стоял у распределительного щита, зажав в кулаке связку проводов, которые он должен был завести в силовую сборку и подключить давным-давно, но звонок младшей сестры сбил с него весь рабочий настрой. Вот убил бы гадину, несмотря на то что она его единоутробная сестра! Подключил бы к ней связку, что сейчас непонятно зачем болтыхалась зажатая в кулаке и подал триста восемьдесят вольт! Нет, лучше сразу десять киловольт, чтобы избавить мир от наглой поганки! Ведь как пить дать, эта язва, привыкшая всё получать на блюдечке с голубой каемкой и без зазрения совести манипулировать всеми родственниками, сейчас капает на мозги матери, а та, само собой, наслушавшись жалоб любимой доченьки, скоро начнёт названивать сыну, чтобы влезть грязными ногами прямо ему в душу. Не жди Ефим звонка от напарника, и не будь мобильник служебным, он бы к чертям собачим отключил телефон или внес номера мамашки и сестрицы, хотя он их не помнил, в чёрный список, как сделал это на личной трубке, но не судьба. И откуда только Ольга выкопала его рабочий номер? Наверняка в контору секретарше позвонила и присела Аллочке на уши. Это Олечка умеет, приседать, искусно глоссируя голоском и вызывая жалость вкупе с желанием помочь несчастной молодой женщине.

Сплюнув и немного успокоившись, Ефим вернулся к работе. Здесь не контора, тут за постой деньги не заплатят. Подвернувшаяся шабашка требовала серьёзного отношения, хоть и калымили напарники в непонятном НИИ со смешным названием. Или не в НИИ? Впрочем, чего гадать, НИИ, не НИИ, главное, что наниматели базировались в здании научного учреждения, а всяких левых контор тут на два этажа мелкими клетушками, вот ему ещё и в этом гуано разбираться. Своих забот полон рот. Предоплату внесли, фронт работ и сроки обозначили, с условиями напарники согласились, остальное не их собачье дело. Одна радость, здание располагалось в парковой зоне, и автостоянка у него была приличных размеров, не приходилось мотаться по улицам в поисках парковки. Всё рядом в шаговой доступности.

Плохо, что пропускной режим и лишний раз в машину за забытым инструментом не сбегаешь, потом тебя на вахте по три часа мурыжат, будто первый раз пропускают. Причём за «вертушками» сидели не старички пенсионного и предпенсионного возраста, а плечистые мордовороты с цепкими взглядами записных душегубов. Желание спорить с этими церберами пропадало с первого взгляда. Такой монстр мог поднять тебя одной рукой и перевернуть вверх тормашками, вытряхивая всё из карманов на предмет поиска бомбы. Да какая тут бомба, душу и сердце бы с такими секьюрити в левой пятке не потерять. Вот Ефим с Мишкой и не спорили, заранее определяя объём работ с набором необходимых инструментов и материалов, чтобы по максимуму сократить свидание с охраной, да только не всегда получалось. Заказчики не первый раз подкидывают им незапланированный объём работ. Один плюс, деньги подкидывать они тоже не забывают. Вот и сегодня им свалилось «счастье» поменять кабель в подвале, а то старый потрескался и давно грозился сгинуть в синем пламени. Нагрузка-то с Советских времён выросла ого-го, всякими кондиционерами и сплит-системами все стены снаружи и внутри увешаны, потому «старичок» и грелся немилосердно, будто светодиодами подсвечивая болтовыми соединениями на шинках вводной сборки. Толку-то от новой внутренней разводки в кабинетах и лабораториях, если главный кабель, идущий к щиту, на ладан дышит и резерва не имеет. Сгорел резерв, отойдя в мир иной ещё при царе Горохе или за пару веков до него. Пока Ефим занимался разводкой в одном из кабинетов, укладывая кабели и провода по новеньким кабель-каналам, Мишка закончил работу в подвале и махнул в город за вводным щитом, которым решено было заняться завтра, но ещё он обещал подкупить цветных изолирующих термоусаживающихся трубок, так как заказчики попросили сделать цветовое обозначение фаз на части проводов, которые не входили в перечень заменяемых. Продукция мануфактур каменного века давно выцвела и, по-хорошему, просилась на помойку по десятку разных поводов и причин, но из-за каких-то внутренних делёжек владельцев и арендаторов помещений оставалась догнивать на прежних местах в ожидании грядущих коротких замыканий в самых неподходящих местах и в самое неподходящее время. Ну, скупой платит дважды. Хозяйственные споры, как понятно из контекста, также не входили в список забот калымщиков.

— Вы скоро? — к Ефиму подскочил лысоватый плюгавый мужичонка в вязаном свитере с оттянутым воротом. Белый халат поверх свитера висел на задохлике мятым колоколом. — У нас температура в лаборатории поднимается, если срочно не включить охлаждение…

— Десять минут, — перебил Ефим выплясывающего за его спиной сотрудника местной конторы.

— Сколько можно?! — визгливой сиреной взвился плюгавый, пусть будет учёный, хотя роль истерички подошла ему бы куда лучше.

— За последние тридцать минут вы пятый раз отрываете меня от работы, — навис на сжавшимся мужичком Ефим, — если вам так необходим свет, то могли бы спокойно посидеть в сторонке и не дёргать меня лишний раз, не мешай вы мне, я бы десять минут назад закончил. Вы сами у себя отнимаете время. Всё, не мешайте! Сказал же — через десять минут!

— Я буду жаловаться! — под утихающий топот ног донеслось до Ефима.

— Ага, в трёх экземплярах, у меня как раз туалетная бумага закончилась.

Из-за приоткрытой двери, ведущей в очередной кабинет-лабораторию, донеслось хихиканье молодых сотрудников, довольных тем, как залётный электромеханик отбрил их руководителя. Видимо плюгавый авторитетом у молодёжи не пользовался.

— Ефим Петрович!

— Минутку! — не оборачиваясь, обронил Ефим на прозвучавший глубокий баритон, будто человек, которому срочно понадобился Ефим Котик, подставил вместо рупора бочку. — Пал Кузьмич, у меня просьба. Оградите меня и Михаила от своих неадекватных сотрудников. Я всё понимаю, рабочий процесс, но и мы не Ваньку валяем. По вашей просьбе мы иногда, в нарушении всех правил, работаем под напряжением и, если кого-нибудь шваркнет или, не дай бог, прибьёт, кто будет отвечать? На нас травматический случай повесите? Тогда пошло оно всё нах… пошло оно всё, насилуйтесь тут сами, а мы умываем руки и пошло оно всё хутором, хотя я уже вроде посылал. Ваш жалобщик с огнём играет, мы ему с утра сказали, что в три часа дня половину автоматов обесточим на час, так какого хрена он каждые пять минут над душой висит? Надоел, честное слово, простите за прямоту. Мы ведь тут тоже не в бирюльки играем.

— Казимира Ивановича тоже можно понять, у него эксперимент горит, — прогудел начальник чего-то там научного, а чего, Ефим не вникал.

Для общения ему хватало имени и отчества высокого мужчины с широченной грудью на которой ни в какую не желали сходиться пуговицы и петли дорогого пиджака из английского сукна, да и сорочка жалобно трещала по швам при каждом движении. Как сказано выше, обладатель густого баритона и владелец пиджака был высок, широкогруд и рукаст, а ещё у него было немного простоватое лицо с волевым упрямым подбородком, рязанским картофельным носом и умными серыми глазами под кустистыми «брежневскими» бровями. Тёмные, с густой проседью волосы, Павел Кузьмич зачёсывал назад, что делало его похожим на позабытых за угаром капитализма советских учёных, которых раньше показывали по телевизору и которые на голом энтузиазме двигали вперёд науку.

— А Казимир Иванович поймёт, если вдруг сгорю я? — посадив на место последний контакт, обернулся к учёному Ефим. — У него сгорит эксперимент, выражаясь фигурально, а я сгорю реально. Пых, и даже квакнуть не успею. Он потом замучается помещение проветривать от палёной человечины. Знаете, как она воняет? Нет? И не надо узнавать, поверьте мне на слово. Готово, Пал Кузьмич, можете обрадовать Казимира Ивановича. Семь минут. Три плюсуем к перекуру.