***

Заррэт вышел из кузни, поглядел исподлобья: чего пришла?

— Затхэ снова пошел вниз, — сказала Сорэн. — Вечером соберемся на вершине. Нужно с ним разобраться.

Заррэт хмыкнул, поправил в ножнах меч и ушел, хлопнув дверью.

***

Тэхэ вовсе не вышла — прислала вместо себя к опушке лесов оленя.

“Когда буду убивать тебя, сестрица, — подумала Сорэн, — убью не сразу. Рога для начала вырву. Чтобы больнее. Любишь ударить больно — отплачу той же монетой”.

Эйру, дурочку, просто проткну лучем света, тебя же — нет. С тобой разговор будет дольше.

***

К Лаэфу она сама не решилась зайти. Остановилась на границе света и тени у самого ущелья. Крикнула:

— Лаэф! — и шагнула назад — из тени к ногами метнулись змеи. Замерли, свернулись клубками, готовые броситься на нее, сделай она лишнее движение.

— Чего ты хочеш-шь? — прошептала тьма.

— Хочу убить тебя, — призналась она. И тьма презрительно расхохоталась, и пахнуло холодом и гниль‍ю. — Но не сейчас. Сейчас нужно поговорить с Затхэ. Нам всем ‍нужно поговорить с Затхэ.

— Мне не нужно, дорогая сестра, — с мягкой насмешкой прошептала тьма, Лаэф мгновенно менял голоса. Но она всегда узнавала. Она всегда узнавала его. — Меня не интересуют дела монстра.

— Он ходит к людям, — напомнила Сорэн.

— Боишься заразиться от него человечностью? — послышался второй голос. И смех — нежный, серебристый и безумный. Вот почему был запах гнили — братец Ух’эр гостил у Лаэфа. Он частенько заглядывал, ко всем, без спросу, почти как Затхэ. Только вот Затхэ до поры до времени были рады видеть, Ух’эра — нет, никогда нет. И все же — он ходил в гости. Для Смерти любые двери открыты. И не существует ни света, ни тьмы.

Ух’эр взбирался с ногами на столы, шутил, смеялся сам с собой, бросался безумными фразами, и разобрать, что из его бреда несет смысл, а что — нет, было невозможно.

Затхэ перенял у него бесцеремонность. И манеру насмехаться. Всегда — насмехаться. Только вот Затхэ был куда разумнее.

Любой здесь был разумнее Ух’эра, даже слепец Лаэф лучше видел дорогу, по которой шел. Ух’эр же — вечно метался.

— Он настраивает людей против нас, — сказала Сорэн. — Они смеются над нами. Над тобой тоже, Лаэф. И над младшим твоим кривым отражением — уверена.

— Эй, Светлая, — Сорэн вздрогнула, обернулась — Ух’эр уже стоял в шаге от нее. Кривой и темный, даже в лучах Ирхана. Несущий гниль и разложение. И заглядывал снизу вверх. И улыбался — одними черными глазами, но так, что хотелось выжечь и эти. — Я ведь все равно смеюсь последним, не правда ли?

— Лаэф, — Сорэн развернулась к младшему спиной — не стоит он ее внимания. — Приходи сегодня вечером на вершину. Мы будем ждать.

Ее похлопали по плечу, привлекая внимание, и Сорэн обернулась к Ух’эру.

— Чего тебе? — презрительно процедила. Слишком много тьмы вокруг. Она задыхалась от нее. И от этого запаха.

— Отдай его мне, — заулыбался Ух’эр. — В подземное царство. Я его там в клеть посажу.

Сорэн, превозмогая отвращение, наклонилась к нему поближе, прошептала:

— Клетка не поможет. Ты заберешь его и разорвешь. Как только все остальные увидят, что иного пути нет.

Глаза Ух’эра восхищенно вспыхнули, и вновь разлился над Гьярнору серебристый смех.

— А что мне за это будет? — прошептал он в тон ей, отсмеявшись. Придвинулся еще ближе, и губы его были совсем близко. И хотелось ударить, чтоб разбить их, в кровь. Чтоб не так близко.

Но кровь Ух’эра — полна ядовитой гнили. К нему лучше не притрагиваться — отравит.

— А я тебя не трону, когда приду расправляться с Лаэфом, — тихо сказала она.

Ух’эр презрительно фыркнул. Но не ответил, задумался. Может, о предложении Сорэн, а может, о цвете океана в это время суток. Мысли Ух’эра — спутаны, скручены узлами, сплетены косами. Не разобрать и не распутать.

Сорэн пошла прочь.

Она свое слово сказала. Решение за Лаэфом. За каждым из богов.

***

Лаэф шагнул к Ух’эру из тени, положил руку на плечо, и Ух’эр покосился снизу вверх.

— Что она сказала? — спросил Лаэф. Когда говорил с Ух’эром — голос был твердым и чистым. И сам он сплетался из теней, становился телесным. Осязаемым. Он рассыпался тенями только перед Сорэн — чтоб если проткнет сверкающим ножом одну тень, — остальные набросились и задушили.

Ух’эру, значит, доверял.

А ведь как будто бы не глупое существо…

— Смотри на ее спину, — прошептал в ответ Ух’эр.

Лаэф присмотрелся — в том месте на плече, где Светлую тронул Ух’эр, остался черный отпечаток его ладони. Черный след на белом плаще.

— Сорэн! — крикнул ей вслед Ух’эр. — А ты не такая чистая, как думаешь!

И расхохотался.

Лаэф покачал головой и нырнул во тьму.

Йен остановился у темной деревянной двери. Тихо выдохнул, опустил голову и набросил капюшон.

Так нужно ходить в Нат-Каде?

Толкнул дверь, та не подалась, а рука скользнула - дерево было будто размокшим. Будто от постоянной влаги начало гнить изнутри. Йен встряхнул руку, бездумно уставился на ладонь.

Как же тут грязно...

“Зато не холодно”, — наставительно напомнил себе он и решительно толкнул дверь обеими руками. Та медленно и тяжело двинулась вперед.

Йен вошел в таверну в Туманном переулке.

Внутри было темно, пахло горелым и спиртным.

“Зато не рыбой”, — с усилием направил мысли в нужное русло Йен.

Он не знал наверняка, но догадывался: стоит упасть духом — и всё. И дороги обратно не будет. Не в его ситуации.

А в его ситуации нужно во всем искать плюсы. Осталось всего ничего — найти их в этой дыре.

Тяжелые грязные столы стояли впритык друг к ‍другу, а существа, теснившиеся за ними, вели себя очень по-нат-кадовски. Многие прятались за капюшонами. Сидели кучно, но почти не разговаривали — каждый был сам по себе. Лишь за большим столом у стены громко и пьяно хохотали — те явно пришли большой группой.

Что-то хрустнуло под ногой — Йен наступил на кость. И кость его добила.

“Да уберите же здесь! — мысленно взвыл. — Это же ваш город! Вы же здесь живете! Дождь — не оправдание! Тут же не из костей идет дождь прямо через дыры в потолке!”

Вскинул было голову, проверить, что там с дырами, но тут же опустил.

“Не крутить головой, — напомнил себе. — Хватит крутить головой”.

Это было невероятно трудно. Тем более — вдруг, там правда дыры? И из них правда валятся кости? Это же Нат-Кад!

“Именно потому что это Нат-Кад, — сказал себе Йен, — хватит крутить головой”.

Двинулся к стойке в дальней углу.

За ней сидел бородатый скучающий гном.

— Комнату. На ночь. И выпить, — тихо сказал ему Йен, старательно копируя манеру эльфа вести переговоры. И выгреб из кармана монеты, украденные у покойников. Монеты звякнули о стойку, все в кровавых разводах. Кровь осталась то ли на перчатке, то ли на серьге, которую Йен тоже сунул в карман. И запачкала теперь все.

Гроза же на улице! Он эту серьгу в руке всю дорогу держал! Дождь у них тут что ли тоже из крови? Хорош городишко — дожди из крови и костей.

"Успокойся, — приказал себе Йен. И снова с усилием вытолкул новую мысль. — Про дожди выходит отличная история. Жаль, не расскажешь никому... Потому что нет никого... Успокойся!"

Дэшону вот можно рассказать, например.

“Новый план! — решительно заявил он себе. — Незаметно вернуться в Даар, поймать в коридоре Дэшона и рассказать ему о нат-кадовских дождях!”

Дэшон, конечно, не поверит. Рэй бы поверил.

"Но если поймать Рэя, то окажется, что это он поймал тебя..."

Пока Йен старательно не нервничал, гном задумчиво глядел на монеты. Потом таки сгреб их в кулак, стащил с полки небольшую бутыль с мутной жидкостью в ней, выдвинул ящик на стойке. Тяжело звякнула лежавшая в нем связка ключей, перекочевав гному на пояс. Гном закончил наконец приготовления, кивнул, приглашая следовать за ним, и двинулся вглубь полутемного помещения.