«Приснилось, – решил он про себя, – насколько я знаю, чудес на свете не бывает».

– Игорь Николаевич, – окликнул его Синельников, когда они вышли из палатки Скрипичкиной, – можно вас на минуточку?

– Да. Что такое?

– Скрипичкиной не приснилось, – зловещим шепотом проговорил Синельников.

– Ты откуда знаешь?

– Сам видел этого домового.

– Где?

– Только что у нас в палатке.

– Что же ты молчал?-воскликнул Игорь.

Олег подошел вплотную к Мартьянову и что-то тихо ему сказал.

– Не может быть! А доказательства? Чем ты можешь это подтвердить?

– Вам еще и доказательства нужны? – усмехнулся Олег. – Давайте пройдем к себе в палатку, может быть, он снова появится. Далеко он уйти не мог. Согласны?

– Согласен.

Мартьянов с Синельниковым вошли в палатку и легли на свои кровати. Ждать им пришлось недолго.

Устало опираясь на суковатую палку, к палатке Скрипичкиной шел сгорбленный старик. Его длинная волнистая борода отливала белизной. Резко выделялся неестественно длинный нос, В руках у этого странного субъекта была внушительных размеров коробка. На черной коробке белый крест и какая-то надпись. Когда старик приблизился к палатке, Игорь и Олег сумели прочитать надпись – «АТОМИС БОМ-БАС».

– Пусть заходит, – шепнул Мартьянов Синельникову, – его Митрич там встретит.

– Что ты, – не поддержал его Олег, – этого допускать нельзя. Будет мировой скандал.

Старик внезапно остановился и настороженно стал прислушиваться. Несколько секунд он напряженно вглядывался в сторону «командирской» палатки и… неожиданно пустился наутек.

– Спугнули! – воскликнул Синельников.- Говорил , надо тише.

Притворяться было бесполезно. Заговорщики вскочили с кровати и бросились вдогонку.

Догнали они старика метрах в трехстах от палаток: несмотря на преклонные годы, старик бегал , как Владимир Куц в расцвете своего таланта.

– Стой! – закричал Мартьянов. – Кто такой?

Видя бесцельность бегства, старик остановился. Подбежал Синельников и внимательно посмотрел на физиономию «деда».

– Так и есть, – сказал он торжественно, – заслуженный артист республики… Простите, забыл фамилию.

«Артист» молчал и только тяжело дышал – чувствовалось отсутствие постоянных тренировок.

Игорь двумя пальцами потянул «старика» за бороду. Борода легко отделилась.

– Пакля? – спросил Игорь, как будто это было так важно.

– Пакля, – подтвердил Жорж.

– Здорово! – восхитился Игорь.

– Ничего, – сдержанно похвалил себя Лукьяненко.

– Я тебе дам « ничего »! – нахмурился Игорь.

– Ему Митрич и без вас даст, – усмехнулся Синельников, – за Скрипичкину он из Жорки настоящего старика сделает, век будет

кашлять и кланяться медицине.

– Волкову бы не надо говорить, – попросил Жора.

– Это почему же ? Боишься ?

– Нет… Но все же..

– Предусмотрительность – качество завидное, – подковырнул Олег, – а раньше ты о чем думал? И с чего это тебя вдруг в старики

потянуло? Молодость надоела? И оделся, как на Северном полюсе. А сам кричал: «Жара, жара, работать невозможно».

– Искусство требует жертв, знаете такое изречение? Вот я и страдаю,-вздохнул Жора.

– Деятель, – хмыкнул Синельников, – артист-на летчик…

– Вот видите, – Жора повернулся к Игорю, – опять не верит.

– Чему не верю? – насторожился Синельников.

– Что артист из меня получится. Вот я и решил доказать…

– Сообразил, – расхохотался Олег.

– Мальчишка ты еще совсем, – удивился Мартьянов, – честное слово, мальчишка. Ребенок. – И, обращаясь к Синельникову,

добавил: – А ты тоже хорош, разве над мечтой можно смеяться!

– Да ведь мы…

– И не оправдывайся, – перебил его Игорь, – виноват. Теперь надо исправлять положение. Для начала поступим так: ни слова Волкову. Раз.

– А что – два? – заинтересовался Лукьяненко.

– А что два, ты потом узнаешь. Я еще с тобой завтра поговорю как следует. А сейчас иди отдыхай. Набирайся сил. Рабочий день еще впереди.

… Не «завтра», а только через неделю между Лукьяненко и Мартьяновым состоялось продолжение разговора на артистическую тему.

– А все-таки здорово у тебя тогда получилось! – сказал Мартьянов. – Умеешь перевоплощаться.

По правде говоря, Лукьяненко ждал сейчас разноса в пух и прах, а тут вроде получается, что начальник и нахваливает еще. Случайно, не подвох? Надо быть осторожным.

– Не думал я, что Скрипичкииа такая нервная, – на всякий случай стал оправдываться Лукьяненко, – больше не буду, Игорь

Николаевич.

– И не надо, Жора. Ну ее к монаху, эту девицу, – с ней, кроме горя, ничего не наживешь. Ты бы лучше самодеятельностью занялся.

– Какой самодеятельностью? – удивился Лукьяненко. – Уж не Олег ли Синельников собирается петь? Так ему лучше в цирк идти,

тяжести поднимать.

– При чем тут Олег. В нашем подшефном колхозе самодеятельность надо подтянуть. Не клеится у них что-то.

– Кто меня туда пустит? !- оторопел Жорж. Такого поворота событий он, конечно, не мог ожидать.

– Как кто! – небрежно ответил Игорь, как будто ничего неожиданного не произошло, а без слов все ясно. – Наша бригада может тебя туда направить. Поможешь колхозникам?

– Не знаю, – ответил Лукьяненко , и с его лица исчезла скептическая улыбка. За долгие годы он сейчас впервые задумался над ответом. – Не знаю, дело серьезное. Как бы сказать, ответственное.

– Конечно, ответственное. Но ребята тебе верят. Кстати, это инициатива Синельникова. Знаешь такого? – улыбнулся Игорь.

Но Лукьяненко не спешил с ответной улыбкой. Он был серьезен сейчас как никогда.

– А с работой как? С трудовой повинностью? – Жора вопрошающе посмотрел на Мартьянова.

– Работа от этого не остановится. Да за одного тебя Зозуля обещал мне пять человек дать, – засмеялся Мартьянов, – бизнес, как ты выражаешься. А что касается трудовой повинности, то мне кажется, что для начала ты поработал неплохо. Удовлетворительно даже, можно сказать. Да что ты мне о какой-то повинности

говоришь, – вдруг разозлился Игорь. – Можешь заявление писать «по собственному желанию» – освободим, и перейдешь на другую работу. Через месяц домой едем, – сказал Мартьянов, уже успокоившись, – надо доказать колхозникам, на что способны горожане, пусть у них останутся о нас только хорошие воспоминания. По рукам?!

– Ну что ж, я согласен, Игорь Николаевич.

Так Георгий Лукьяненко, неожиданно для всех и прежде всего для самого себя, стал руководителем кружка художественной самодеятельности в колхозе «Гигант».

В своем поношенном костюме, в стоптанных яловых сапогах Пастухов был похож на охотника, рыболова, геолога, на кого угодно, но только нe на начальника крупной энергосистемы. Прожаренный солнцем соломенный бриль и двустволка, которую Пастухов прихватил с собой на всякий случай, – «может, косой подвернется», – довершали сходство.

Но разговоры Пастухов вел совсем не охотничьи, и было ясно, что приехал он на Маракуг совсем не случайно, и что, по крайней мере в ближайшие дни, зайцы могут быть спокойны за свою судьбу.

Не случайно, по-видимому, вместе с Пастуховым приехал и Зозуля. Зозуля по своему обычаю всегда вступал в разговор первым.

– Нет, не хочет он, – кивок в сторону Мартьянова, – принципиально приезжать в наш колхоз. Ни огурчики, ни сметанка, ни кефаль, ничто его не интересует.

– Приедем, обязательно приедем, – заверил его Игорь, – вот Жора подготовит соответствующую программу – и приедем.

– С Лукьяненко вы здорово придумали, – вмешался Пастухов, – если у парня действительно талант, то с нашей стороны было бы неразумно закапывать его в землю.

– А мне помнится, что кто-то говорил: «землю надо заставить их копать», – съехидничал Мартьянов.

– Ох и ехидные же вы все здесь, Игорь Николаевич! Не языки, а бритвы обоюдоострые.