— Тетенька Анисья, а что нам могут полудницы сделать?

— А то, что хотя они и не нашего стада овцы, а тоже проказить умеют. К примеру, детей малых, которые по хлебам ходят, полудница с пути сбивает и так завести может, что до вечера домой не попадешь. Да и взрослым повредить может… Я, когда еще девчонкой была, видела раз во время жнив полудницу, но подходить к ней близко забоялась… Вся в белом, высокая-высокая, идет между бабами, останавливается, смотрит, как жнут, а те ее не замечают. Ходила, ходила, остановилась около одной и до темечка ей рукою коснулась. Баба сперва села, а потом еле до воза дотащилась и начала себе голову из кувшина мочить… Все потом говорила, будто солнцем напекло. А полудницы этой никто, кроме меня, тогда не видал. Старые люди рассказывают, что она не дозволяет бабам жать в полдень и голову будто даже открутить может… Я в это не верю. Но ты, ежели когда-либо ее встретишь, вежливенько посторонись и дорогу дай. Можешь не кланяться, но и кукиша не показывай. Это не бесовка… Теперь нам в разные стороны. Тебе — направо. Огородами ты до своей Праскухи скорей доберешься… А ко мне завтра после полудня приходи; да и медку не забывай, — закончила свою речь Аниска.

На ночном синевато-мглистом небе уже чернели очертания деревенских построек.

Аксютка побежала по тропинке, ведущей вдоль огородов, и скоро скрылась во мраке. Слышно было только, как топочут вдали ее быстрые полудетские ноги…

Всю ночь не могла заснуть Анискина ученица. Так беспокоил ее вред, причиненный ими Федотовой ниве. Посмотревшая на нее утром Праскуха даже ахнула, увидя тревожно осунувшееся лицо своего приемыша.

— Что с тобою, девонька? Никак захворала?! Не сглазил ли кто тебя?

— Нет, бабушка. Я здорова, и сглазить меня пока некому. А в лице я изменилась потому, что на сердце у меня неспокойно. Этой ночью я вместе с Аниской на Федотовой ниве закрутки делала.

— Что с тобой, дитятко?! Да как же ты с ней спозналась?! Чем она тебя соблазнила? И что за сласть вред людям делать?!

— Аниска меня не соблазняла. Я сама к ней пришла. И хоть сласти никакой нет людям вредить, а тянет меня к себе ведовство, как мотылька на огонь. Видно, я и вправду прирожденная… А в науку ведьмовскую к Аниске я напросилась потому, что ты, бабушка, мне в том отказала, научить меня нечистых вызывать и власть над ними иметь.

— Да ведь, Аксюточка ты моя бедненькая, ничего тебе нечистые даром не сделают. За все им платить надо, и ох как платить, злыми делами. Ты вот вчера Федоту какой вред причинила!

— А зачем же я тебе, бабушка, это и рассказываю, как не затем, чтобы ты сделанное разделала?.. Ведь не к кому сегодня, как к тебе, Федот или жена его прибегут…

— Так-то оно так… А какой заговор был?

— С отворотом. На семь бесов с сатаницей.

— Ага… Знаю. Спасибо, что сказала… Не могу я тебя понять, однако. Может быть, ты и впрямь прирожденная, что тебя на ведовство тянет… Однако совесть у тебя есть. Ни у бесовок, ни у прирожденных совести не бывает. Жаль мне только тебя, Аксюточка. Ни за что пропадешь. Погубит тебя нечистая сила!

— Мне бы только, бабушка, про родителей узнать. Увидеть, какие они были, как звались и чем согрешили. А там я и в монастырь пойду свои да ихние грехи замаливать.

— Хорошо, кабы так, а только "они" не допустят тебя до монастыря, девонька. Не любят "они", когда добыча из рук у них уплывает… Вижу, что ты на гибель идешь… Неужто это на роду у тебя написано?

— Сама не понимаю, бабушка. Тянет и тянет. А пуще всего мать повидать хочется.

— Так вот что я тебе скажу, Ксаня. Ты, ежели кому какой вред вместе с Аниской причинишь, всегда мне про то говори. Я буду выправлять, как могу. Ты же ни на что самое страшное или грешное не решайся и согласия своего не давай. И нечистых, какими бы господами разодетыми они ни были, до себя не допускай. Говори, что боишься, и все тут. Они, гляди, и отстанут, а ты от них, может, и впрямь что-нибудь тем временем про родителей выведаешь. А там что Бог даст.

— Бабушка, я вчера у тебя стакан меду взяла и сегодня возьму. Обещала я ей…

— Сегодня возьми, а больше ей не носи. Скажи, что я догадалась и от тебя запираю. Не за что ей носить-то!.. Кабы за хорошее дело благодарность была, а то, прости Господи, за блуд бесовский…

Видя, что Аксютка охотно учится колдовству и, не колеблясь, помогает не только в ворожбе, но и в личных делах своей наставнице, Аниска вовсе перестала с нею стесняться. Она не только обучала ее заговорам и приворотам, но и показала девочке, как доить чужих коров, не выходя со двора. Кроме того, ведьма обещала своей ученице научить ее летать на помеле и оборачиваться совой, лягушкой и кошкой.

— Только в этих делах, милая, без нечистой силы уже не обойдешься. А силе этой угодить надо, — говорила Аниска внимательно ее слушавшей девочке.

— А как угодить-то?

— Так делать, чтобы та довольна была. Первым долгом — от креста отказаться и от Того, кому попы молятся, и от всего, чему в церкви поклоняются.

— Креста у меня нет. Был, да я его еще с малолетства потеряла, а как мать у меня бесовка болотная, то мне, значит, и отрекаться не от чего, — возразила Аксютка.

— Ты уже это мне говорила. А все-таки, хоть на словах, отречься придется. Да и поклониться новому господину тоже надо будет.

— Какому-такому еще господину?

— Да такому, от которого ты власть над нечистыми получишь.

— Мне и власти никакой не надо… Мне бы только с матерью повидаться.

— Если ты власти над водяной или болотной нечистью не получишь, лучше туда и не суйся. Не допустят.

— Ну, если без этого нельзя, можно будет и поклониться, — задумчиво произнесла девочка, вспоминая свой неудачный поход на болото. — А где же и когда ему кланяться-то надо будет, чтобы власть получить?

— Это уже ночью, милая. Вот как случится в четверг новолуние, мы и пойдем с тобою за село, на перекресток, с ним повидаться… А пока надо заранее его задабривать…

В эту минуту в хату постучалась, а затем и вошла баба из другого села и, отведя Аниску в сторону, начала с нею шептаться.

Аксютка отошла поодаль.

Видно было, как ее руководительница, слушая страстный шепот вошедшей бабы, кивала время от времени сочувственно головою и произносила задумчиво: “Так… так…"

— Отчего же… Можно, — спокойно и уверенно произнесла наконец Аниска, когда ее гостья закончила свой рассказ.

С этими словами ведьма встала с лавки и пошла к сундуку.

Порывшись там, колдунья достала жестянку, вынула бумажку и отсыпала оттуда три столовых ложки.

— Давай вместе с квасом или во щах, — сказала она. — А если в случае чего найдут и спросят, скажи, что от крыс, мол, это.

Баба, получив желаемое средство, вынула и дала Аниске старинный серебряный рубль. Когда она ушла, ведьма объяснила ученице:

— От свекра отделаться хочет. Надоел он ей приставаньем своим, хрыч старый… Вот, глядишь, я хозяину своему и угодила… Учись, Ксанька! Много в этой жестянке ему угождения.

— А сколько давать-то надо? — спросила девочки.

— Да по понюшке раз, чтобы не очень заметно было.

— А чтобы уже сразу?

— Ну, с пол-ложки положи…

Ни о чем больше не спрашивая, Аксютка сосредоточенно смотрела, как тетка Анисья прячет в сундук свою жестянку.