Миссис Родерик Аллейн

Мисс Хейзл Рикерби-Каррик

Мистер Кэли Бард

Мистер Стенли Поллок

Доктор Френсис Натуш (врач)

Мистер Эрл Дж. Хьюсон

Мисс Салли-Лу Хьюсон

Преподобный Дж. де Б. Лазенби

Джеймс Тритуэй, шкипер

Миссис Тритуэй, кок и буфетчица

Том Тритуэй, юнга

Джо Бэг, агент по продаже подержанных товаров

Миссис Бэг, его мать

Мистер и миссис Джон Смит, стиляги

Старший инспектор Элберт Тиллотсон, полиция Толларка

Постовой Кейп, полиция Толларка

Старший инспектор Р. Бонни, полиция Лонгминстера

Старший инспектор Аллейн, уголовно-следственный отдел, Лондон

Инспектор Фокс, уголовно-следственный отдел, Лондон

Агент Бэйли, уголовно-следственный отдел, Лондон

Агент Томпсон, уголовно-следственный отдел, Лондон

— Артист всегда действовал наверняка, — рассказывал Аллейн. — К делам он готовился тщательно, не надеясь на случай, работал, как говорится, со вкусом и не жаловался на связанные с его профессией неприятности. Принимая то или иное решение, он смело шёл на риск, но думаю, что убивал не ради удовольствия, а по необходимости. Его способности полностью соответствовали избранной им профессии: ловкость рук, поразительная дотошность, недюжинный математически точный ум, богатое воображение и при этом крепкие нервы. И, наконец, главное: он превосходный имитатор. Это талант врождённый, выучиться ему нельзя. С самого детства Артист обладал виртуозным даром подражания. Он не только подражал манере говорить и поведению разных людей, он инстинктивно чувствовал, как они должны вести себя в определённых обстоятельствах. Неудивительно, — сказал Аллейн, — что он гак долго водил нас за нос.

Он обвёл взглядом аудиторию: шесть рядов коротко остриженных голов. Действительно ли туповатые с виду настолько глупы, как это кажется? Действительно ли так уж способен тот, во втором ряду, тот малый, прибывший сюда с отличной аттестацией? Он продолжал:

— Я решил остановиться именно на Артисте, потому что в нем одном сконцентрировались все те черты, которые у других убийц встречаются по отдельности. Его настоящее имя Фолджем. Он родился в Иоганнесбурге, получил хорошее образование и, по слухам, года два изучал медицину, но с детства пошёл, так сказать, по плохой дорожке. Кличку ему дали ещё в Южной Африке его сообщники, и она привилась: под ней он и известен полиции многих стран. Я начну свой рассказ с момента его удивительно остроумного побега из боливийской тюрьмы 7 мая позапрошлого года.

Несколько человек застрочили карандашами в тетрадках. Эту свою лекцию старший инспектор Аллейн читал на курсах повышения квалификации при полицейском колледже.

— Вследствие необычайного стечения обстоятельств, — начал Аллейн свой длинный рассказ, — я оказался лично причастным к этому делу, «Лично», то есть не только по долгу службы, но и как частное лицо. Случилось так, что моя жена…

«…и главное: выставка является обзором творческого пути художницы, но отнюдь не его итогом; художница продолжает исследовать, искать, и эти поиски доставляют и ей, и нам, зрителям, безмерную радость».

— Господи боже мой! — пробормотала художница, в чью честь был сложен этот панегирик, и украдкой отложила в сторону утреннюю газету. Она вышла из ресторана гостиницы, расплатилась по счёту, договорилась, что зайдёт за багажом перед отходом лондонского поезда, и отправилась прогуляться.

Гостиница находилась недалеко от реки. Летнее солнце освещало приземистые викторианские торговые постройки, однообразные ряды которых изредка разбивались высокими домами, напоминающими гигантские вертикально поставленные вафельницы. Сквозь утреннюю дымку виднелись готические шпили и неуклюжее здание ратуши. Трои повернулась к ратуше спиной и стала спускаться к реке. Чем ближе она подходила к набережной, тем больше менялся вид улиц: к реке вели узенькие улочки, мощённые булыжником. Трои прошла мимо лавки, пекарни, пахнувшей свежевыпеченным хлебом, ломбарда, магазина подержанных запчастей, и тогда наконец перед ней открылась живописная панорама реки. «Причальный переулок» — так гласила надпись — вёл к берегу, где на причале стояли речные суда. Но, ещё не дойдя до берега, Трои наткнулась на контору Компании увеселительных речных прогулок. К оконному стеклу были приклеены выцветшие объявления, где сообщалось о всевозможных рейсах. Пока она проглядывала их, какой-то человек показался в окне и приклеил к стеклу только что написанное объявление; заметив Трои, он слегка улыбнулся и, пятясь, исчез.

Она прочла объявление.

«На теплоходе „Зодиак“ освободилась одноместная каюта. Отплытие сегодня. За справками обращаться сюда».

В витрине были выставлены фотографии теплохода в пути и на стоянках. Рейс от Норминстера до Лонгминстера и обратно длился пять дней. Ночлег и пансион на теплоходе. Раскрытая брошюрка сообщала, что рейс проходит по местам, связанным с историческими событиями. «Пять дней вне времени», — восклицал автор брошюрки, как видно, любитель цветистых фраз.

У Трои выдалось тяжёлое лето: сперва она готовила персональную выставку, а через несколько недель картины нужно везти в Париж, а затем в Нью-Йорк. Муж был в командировке в Америке, сын учился в Гренобле. Трои представила себе утомительную поездку в железнодорожном вагоне, грустное возвращение, летнюю лондонскую скуку, пустой дом. Неожиданно для себя она открыла дверь, подумав: «На пять дней покину время».

«Моё двуличие, — писала мисс Рикерби-Каррик, — беспредельно!»

Она рассеянно взглянула на кончик шариковой ручки и громко откашлялась.

«Взять хотя бы, — писала она, — мою филантропию. Или, скорее, так как я не против словотворчества, мои добродеяния».

— Нет! — вслух воскликнула она. — Это не годится. Добродеяние — отвратительное слово, просто ужасное.

Оглянувшись, она встретилась глазами с худенькой дамой в темно-синем полотняном платье, сидевшей на чемодане, как и она сама.

— Добродеяние, — повторила мисс Рикерби-Каррик. — Как по-вашему, остроумное это слово?

— Это зависит, вероятно, от контекста.

— Вы с таким удивлением глядите на меня.

— Да? — спросила Трои Аллейн, которая и в самом деле с изумлением смотрела на свою собеседницу. — Простите, я задумалась, я сейчас была где-то за тысячу миль отсюда.

— Хорошо бы и мне там же оказаться. Или нет, — поправилась мисс Рикерби-Каррик, — я опять неточно выразилась: хорошо бы мне очутиться где-то за тысячу миль от самой себя. Уверяю вас, — добавила она и снова что-то застрочила в своей тетради.

Трои внимательно оглядела её. Сидящая перед ней фигура была скорее нелепа, чем смешна. Все нескладно. Казалось, кто-то бросил в неё унылый свитер, бордовый костюм, а чуть повыше вязаную жокейскую шапочку, а они так и прилипли. У неё была странная манера выставлять зубы, растягивая рот, отчего казалось, что она то и дело усмехается. Вцепившиеся в ручку пальцы были искривлены артритом.

— Моё имя, — представилась она, — Хейзл Рикерби-Каррик. Приходская старая дева. А вас как зовут?

— Аллейн.

— Миссис?

— Да. — И, минуту помедлив, добавила, поскольку этого, очевидно, от неё ждали:

— Агата.

— Странно, — недовольно сказала мисс Рикерби-Каррик. — А я решила, что вы К. Дж. З. Андропулос, каюта 7.