— Наоборот.

— Ну ладно, — сказал Аллейн. — Давайте вспомним обстоятельства побега мисс Хьюсон. Постовой слышал, как несколько раз она крикнула: «Пустите! Пустите меня!» Этого никто не опровергает?

— Конечно, нет! Она психанула и хотела убежать, — сказал Хьюсон. — Как же ещё. Её обвиняют, что она мошенница. Вылавливают из реки труп и толкуют об убийстве. Конечно, она испугалась, распсиховалась и кричала на меня, чтобы я оставил её в покое. Ну я и оставил её в салоне, а сам ушёл в каюту.

— Вы последним спустились в каюту?

— Нет, мы ушли вместе с преподобным и со Стеном.

— А доктор Натуш?

— Он был на палубе — ушёл сразу же, когда сестрёнка стала нервничать. Я тогда даже подумал: чего это он вылез в этакий туман? Но вылез, и ладно.

— Я хотел бы ясно себе представить, где кто из вас находился и что случилось после того, как вы оставили её в салоне.

Все заговорили сразу и сразу же замолчали. Аллейн взглянул на Барда.

— Давайте вашу версию.

— Ну что ж, рискну. Я был в своей каюте и уже разделся, но не лёг — я рассматривал бабочек, которых поймал в дороге. Потом я слышал, как эти трое, — он кивнул в сторону Лазенби, Хьюсона и Поллока, — прошли мимо моей каюты, потом в туалет, а затем к себе. Всем им нужно было пройти мимо меня, поскольку моя каюта — первая. Я не прислушивался к их разговору, но узнал голоса.

— Дальше.

— Вдруг раздались какие-то вопли, и я услышал, как мисс Хьюсон кричит: «Пустите!» Она крикнула это два или три раза, а потом в салоне начался какой-то топот, захлопали двери. Хьюсон звал сестру. Лазенби и Поллок что-то орали, и все помчались наверх. Должен признаться, я не сразу присоединился к ним. Откровенно говоря, я уже был сыт по горло разными ужасами, и моей первой мыслью было: «Да когда же этому придёт конец?»

— Что же вы сделали?

— Я постоял, прислушался и, так как шум все разрастался, с большой неохотой полез наверх.

— И что вы там увидели?

— Все бегали, натыкаясь друг на друга в тумане, спрашивали, что случилось и где мисс Хьюсон.

— Скольких человек вы смогли разглядеть?

— Я это представляю себе довольно смутно. Я слышал, как перекликались эти трое, а шкипер всех предостерегал, что в таком тумане можно нечаянно свалиться в воду. Лазенби кричал, что, по его мнению, лучше оставить мисс Хьюсон в покое, а Хьюсон говорил, что не может так бросить её. Поллок метался по палубе и все время спрашивал, о чем же думает полиция. Тогда я позвал полицейского, и тот плюхнулся на палубу, как кит.

Никто из пассажиров не смотрел на неподвижную фигуру за угловым столиком.

— Я правильно вас понял? — спросил Аллейн. — За все время вы ни разу не слышали голоса доктора Натуша? И не слыхали, как он спускался к себе в каюту?

Бард молчал.

— А я слыхал! — сказал Поллок. — Я слышал, как он что-то ей сказал, и она тут же начала кричать: «Пустите!» Он стоял возле неё и что-то говорил ей, готов поклясться.

— Кто-нибудь слышал голос доктора Натуша после того, как умолкла мисс Хьюсон?

Поллок, Хьюсон и Лазенби хором громко ответили:

«Нет».

— А вы, шкипер?

Шкипер положил на колени свои натруженные руки и нахмурился.

— Вроде бы нет. Я был у себя в каюте, когда поднялся шум. Я выбежал: все были уже на палубе, и кто-то звал полицейского. Не она — её уже не было. Наверное, мистер Бард, раз он так говорит. Голоса доктора я не слышал и ни разу не столкнулся с ним на палубе.

— А знаете почему? — завопил Поллок. — Его там не было — он соскочил на берег, догнал беднягу где-то на холме и задушил. Потому что никакой он не доктор, он подлец и убийца. Вот он кто!

Аллейн подошёл к Натушу. Тиллотсон встал и направился к выходу, выглянул и увидел, что наверху стоит постовой. Доктор Натуш поднялся с места.

— Хотите дать показания? — спросил Аллейн, понимая, что все ждут от него этой избитой фразы. Но могучий голос доктора уже гремел:

— Я один, и мне придётся защищаться. Когда эти люди, которые меня обвиняют, разошлись по своим каютам, я действительно стоял на палубе. Туман так сгустился, что я почти ничего не мог разглядеть. Было душно. Я уже собирался уйти к себе, когда на палубу вся в слезах выбежала мисс Хьюсон. Она была в истерике. Налетев с разбегу на меня, она чуть не упала, но я подхватил её за плечи и попытался успокоить. Однако тут она совсем уж вышла из себя и начала кричать: «Пустите меня! Пустите!» И поскольку она меня боялась — своего рода аллергия к людям с тёмным цветом кожи, — я её отпустил, и она тут же скрылась в тумане. Опасаясь, как бы она не упала, я двинулся вслед за нею, но, услышав мои шаги, она опять закричала: «Пустите!» К этому времени подоспели остальные. Меня они не видели. Я ещё немного постоял, пока не услышал голос шкипера, а после этого, так как я уже ничем не мог помочь, сошёл к себе в каюту, где находился до прихода ваших коллег. — Он минуту помолчал. — Вот и все, — добавил он и сел.

Аллейну, как в кошмаре, вдруг показалось, что Ла-зенби, Поллок, и Хьюсон сдвинулись, сливаясь, как кляксы, в одно зловещее и чудовищное пятно. Они действительно встали рядом и насторожённо следили за Натушем.

— Мне очень, очень жаль, — воскликнул Кэли Бард, — но я должен опровергнуть вас! Это не правда. Так не могло быть.

Недруги Натуша сдвинулись ещё плотнее. Поллок обрадованно хмыкнул, Лазенби сказал «ага!», а Хьюсон: «Даже он признал это!», будто Бард его заклятый враг.

Кэли подошёл к Натушу и посмотрел ему в глаза.

— Потому что я все время стоял возле трапа. Я не знал, что делать, и стоял там в нерешительности, пока не появились шкипер и постовой. — Он кивнул на доктора. — Взгляните на него, ведь он же огромный, я не мог бы его не заметить. Но он не проходил мимо меня, не проходил, и все. Его там просто не было.

Натуш бросился к оскорбителю, но Аллейн и Тиллотсон успели перехватить его. В суматохе они ударились о стойку бара, и со стены слетели изображённые Трои знаки Зодиака.

Хьюсон кричал:

— Хватайте его! Держите!

В это время с палубы тоже послышался шум. Когда Аллейн и Тиллотсон скручивали огромные руки Натуша, с трапа скатился вниз какой-то диккенсовский персонаж, маленький, очкастый, лысый, безумно разъярённый, за которым следовали Фокс и двое встревоженных полисменов. Человечек с недовольством взглянул на представшую перед ним странную сцену и возмущённо завопил:

— Я требую наконец, чтобы мне объяснили, что означает весь этот маскарад!

Фокс, увидев, чем занят шеф, пришёл на помощь, но Натуш больше не вырывался и смотрел на одолевших его полицейских так, будто победа осталась за ним.

Аллейн повернулся к человечку.

— Могу ли я узнать ваше имя, сэр? — спросил он.

— Моё имя! — воскликнул тот. — Я его не скрываю, сэр! Моё имя — Кэли Бард.

— На этом, собственно говоря, заканчивается дело Артиста, — сказал Аллейн, кладя на стол папку. — Ныне он вместе со своими дружками отбывает пожизненное заключение, и хорошее поведение вряд ли поможет ему сократить срок. Думаю, его гнетёт, что он лишён теперь возможности охотиться на бабочек в Дартмуре, где, как вы помните, наверно, по «Собаке Баскервиллей», их водится довольно много.

Незадолго до приезда Фолджема в Англию настоящий Кэли Бард, человек довольно известный в узком кругу специалистов, поместил объявление в газете, где сообщал, что отправляется на ловлю бабочек в Южную Америку и ищет напарника. Это объявление тут же взяли на заметку Лазенби и Поллок, которые, осторожно наведя справки, выяснили, что Бард уехал надолго. Таким образом, Фолджем счёл удобным превратиться в Барда, тем более что в школьные годы он увлекался ловлей бабочек и знал достаточно, чтобы выдать себя за любителя. В случае, если бы он наткнулся на кого-нибудь, кто знал настоящего Барда, он воскликнул бы:

«Что вы, что вы! Да я вовсе не тот знаменитый Кэли Бард. Куда мне?» Или что-то в этом роде. Преступники, конечно, не могли предвидеть, что настоящий Бард вернётся на два месяца раньше срока, подхватив какое-то тропическое заболевание.