Золотой свет огней, мерцавших в хрустальных лампадах вдоль стен, бросал таинственный свет на Круг Вечности, который  напоминал молящимся о бесконечности и справедливом воздаянии, всегда приходящем в свое время.  Святыня, выглядела такой же древней, как и стены храма, а уж его возраст никто не мог бы назвать. Если бы такая безумная идея и пришла вообще кому-либо в голову.

Склоненная перед алтарем фигура одного из священников, одетого в белое одеяние, которое носили все служители храма, казалась почти нереальной, словно он сам тоже был одной из призрачных светлых теней, которые скользили по храму в бликах лампад. Всё в храме было белым – от камня стен и стекла лампад, до одежд священника. Белый напоминал пришедшим о том, что Круг Вечности – это лишь святыня, призванная говорить о том, что всё в мире подчиняется тому Великому и Милосердному, чья любовь бесконечна, как и линия круга, и чей свет настолько ослепителен, что разгоняет любой мрак как снаружи, так и внутри того, кто пришел в храм.

Священник поднялся с колен, когда одна из ажурных дверей храма отворилась, пропуская внутрь женщину. Посетительница закрывала лицо глубоким капюшоном плаща из дорогой ткани, явно не желая, чтобы кто-нибудь её увидел.

Спустившись по широким ступеням из белого камня, священник подошел к женщине и наклонил голову в установленном традициями приветствии.

 – Двери Храма открыты для каждого, – произнес он, – что привело тебя сюда – просьба или молитва?

Женщина молчала, явно затрудняясь ответить. Но затем заговорила, осторожно подбирая слова:

 – Я прибыла на Праздник издалека и слышала, что служители Храма видят то, что не дано видеть остальным.

Священник внимательно взглянул на неё и осторожно произнес:

 – Не всё нужно видеть и не всё открывается по желанию.

Незнакомка, которая явно была из чужих земель и прибыла на праздник Объединения, собиравшего множество гостей в городе, боролась со смущением и необходимостью, которая привела её в Храм. Священник, на чьем, лишенном возраста, лице не отражалось ничего, кроме участия и спокойствия, молчал, давая ей возможность собраться с мыслями.

Наконец женщина произнесла:

 – Моё сердце встревожено и говорит, что надвигаются недобрые перемены. Один из моих близких совершил поступок, который грозит ему опасностью. А я не могу сделать что-либо, не зная – не принесет ли это вреда тем, кто мне дорог.

Очевидно, беспокойство в её голосе заставило священника мягко ответить, успокаивая женщину:

 – Я обращусь с молитвой, и если твоё беспокойство действительно так серьезно, мы получим ответ. Подожди здесь.

Он оставил её стоять у подножия, а сам вновь поднялся по ступеням, приближаясь к алтарю и Кругу Вечности.

Женщина стояла неподвижно, но ткань плаща переливалась как шкура хамелеона, отчего казалось, что она находится в непрерывном движении. Священник, погрузившийся в молитву, выглядел так, словно он был бесплотным существом, лишенным тела и замершим в воздухе. Белое одеяние лежало вокруг него облаком, и только нашитое изображение Круга поблескивала золотыми нитями, как маленькое солнце.

Спустя некоторое время воздух над алтарем задрожал, словно превращаясь в льющийся поток, в котором неожиданно стали появляться какие-то образы. Они двигались, исчезали, на смену им приходили другие, но те были настолько нереальны и неотчетливы, что казались слабыми отражениями предыдущих. Время шло, и чем дальше, тем ярче становились некоторые из мелькавших изображений. Женщина смотрела на них, силясь различить хоть что-то, но те исчезали раньше, чем она могла рассмотреть их.

Круг Вечности неожиданно стал светлеть, словно сияя изнутри. Образы стали прозрачней, а воздух медленно возвращался снова в свое привычное состояние. Наконец, священник поднялся и протянул руку, заставляя чашу, стоящую на каменном выступе стены, закуриться, окутывая алтарь дымом плавящихся благовонных смол. Затем он повернулся и направился снова к женщине, ожидавшей его ответа.

Лицо священника было почти суровым, и она подалась вперед, скрывая нетерпение.

 – То, о чем ты спрашиваешь, принесёт много страданий всем. Оно разрушит покой и порядок, ввергнет  в смуту и принесет много боли и нерадостных дней многим. Оно будет идти рука об руку с разрушениями и потерями, с потоками крови и горя.

Плечи женщины напряглись, словно она выпрямилась, принимая удар.

 – Но только от разумного и верного решения, принятого с любовью и мудростью, темный час ночи может смениться часом рассвета. Не ошибись в решении, иначе оно принесёт большие беды, которые потрясут не только твою семью, но и всех живущих, дойдя до дверей самого Храма.

Священник замолчал, но выражение его лица оставалось по-прежнему суровым и отдаленным. За его спиной Круг Вечности сиял как солнце, и женщина невольно задержала на нём взгляд. Затем наклонила голову.

 – Благодарю, я запомню это, – произнесла она.

Зал Храма, украшенный колоннами, несущими летящий прозрачный купол, словно был наполнен силой, которая почти ощутимо гудела, заполняя всё пространство. Казалось, что она течет вдоль стен Храма, исходя из святыни и возвращаясь обратно в неё.

Женщина поправила капюшон и зашагала к ажурным дверям Храма, созданным неведомым резчиком, который сплел кружево из материала, похожего на камень. Они раскрылись перед ней, выпуская на площадь перед Храмом от которого вниз уходила широкая дорога, спускающаяся в город.

 Круг Вечности медленно угасал за спиной священника, смотревшего вслед ушедшей.

 – Она всё равно сделает то, что решила, – произнёс более звучный голос, приближаясь. Он звучал слишком взволнованно, и священник обернулся к его обладателю. Одетый так же, как и он, один из служителей Храма стоял неподалеку и явно был обеспокоен тем, что услышал.

 – Это выбор её свободной воли, – священник знал, что как бы жестоко не звучали его слова, они были правдой. Каждому предоставлялось право на выбор, и только он мог определять их будущее.

 – Но ведь она совершенно спокойно позволит пролить кровь или даже убить. Как можно просто наблюдать за тем, что происходит, не пытаясь остановить явное зло? Как ты мог отпустить её, не сказав, что то, что она решила сделать, это неправильно?

Священник выглядел более сурово, когда посмотрел на собрата.

 – Они сами должны принять решение – совершать преступления или остановиться и изменить свое будущее. Ты слишком ревностен, но порой нельзя быть только мечом и воином, надо слышать не то, что просит от нас наше служение, но то, чего оно хочет на самом деле. Верить в то, что они выберут верное решение, гораздо сложнее, чем вмешиваться и менять всё. Но именно это помогает им найти верную дорогу. Ты не должен оспаривать то, что так же дано и нам, и им – свобода выбора. Ты хранишь Волю того, кто оставил нам этот подарок, наблюдаешь за жизнью и судьбами. Тому, кто имеет много, всегда сложнее, чем тем, кто лишен бремени знания.

Он говорил о том, кто стал вечным напоминание о том, куда может привести знание и сила. Они оба хорошо знали того, чье имя никогда больше не произносилось у алтаря Храма.

Белое одеяние служителя ничем не отличалось от одеяния священника. Они одинаково служили святыне. Но лица обоих были полной противоположностью друг другу: если первый испытывал волнение, которое выдавали его глаза, то второй был спокоен, как скала посреди моря. Служитель наконец справился со своими эмоциями и стал по-прежнему спокойным, словно с его лица сбежала туча. Пристально смотревший на него священник заметил перемену и улыбнулся.