Пытаясь унять бешено стучащее сердце, Шолто вздохнул.

 – Что с тобой? Что случилось?

Испытывая облегчение, он выпрямился, поднимаясь, и взглянул на стоящего у стола. Чем бы не было то, что он только что увидел, оно уже исчезло. Перед ним стоял реальный, не иллюзорный мужчина, который повторил вопрос снова, обращаясь к нему. Шолто хотел ответить, что всё нормально, но неожиданно понял, что впервые за всё время слышит в его голосе участие и беспокойство. Это было невероятно, и причиняло боль и что-то, неожиданно приятное, одновременно. Шолто стоял как истукан, и его обычная находчивость внезапно испарилась.

 – Что ты молчишь? – Говорящий шагнул к эльфу, который не мог вымолвить ни слова, – расскажи мне всё. Или, если хочешь, я могу рассказать о том, что ты прячешь в своей голове, думая, что никто не сможет узнать. Но я-то знаю.

Неожиданно он исчез. Просто испарился.

 – Помоги мне, – прозвучал стон из темноты.

 – Я знаю твои тайны, – прошептал внезапно голос, касающийся дыханием затылка Шолто.

 – Помоги мне, – цепи гремели, и эхо, отражаясь от стен, облетало комнату.

 – Как долго ты сможешь прятать свои тайны? Ведь мы оба знаем о том, в чем ты порой не хочешь признаться сам себе, – говорящий стоял перед Шотло, улыбаясь почти в лицо ему, – Скажи мне, – раздавался голос за его спиной.

 – Помоги мне, – узник шел по темноте, и его движение выдавал грохот цепей.

 – Если бы ты знал, как ты жалок, – призрачные пальцы коснулись лица Шолто, – тебя можно избивать, но это доставляет тебе только удовольствие. Тебя можно растоптать, но ты всё равно останешься. Одиночка, полный своих тайн, думаешь – я не знаю того, о чем ты молчишь? Или, может, ты хочешь, чтобы я это сказал тебе сам?

Кровь отлила от лица Шолто, и при последних словах он отступил назад.

 – Беги, ты ведь всегда предпочитал бежать, – насмешливо прошептал голос позади.

 – Ты омерзителен и жалок, – произнес стоящий перед ним.

На лбу Шолто выступил пот, казалось, что усилия держать себя в руках настолько же тяжелы, как и попытки удержать падающую скалу. Он чувствовал себя так, словно открыв двери в его мысли, в них презрительно поковырялись и отбросили прочь, как мерзкую грязь. Тонкая нить, удерживавшая Шолто, лопнула но в ту же секунду всё исчезло. Наступила тишина, которую ничто не нарушало. Лампа мягко освещала полутемное пространство с царившим в нём спокойствием.

Шолто, тяжело дыша, закрыл глаза. Он чувствовал себя раздавленным, словно по его разуму не только пронеслось торнадо, сокрушая всё на своем пути, но оно и причинило боль, оказавшуюся куда как острей чем, если бы тело эльфа изодрали в клочья. То, что произошло, застало его врасплох, и он не смог бы определить – что это было, и как оно смогло его так легко поразить. Он не мог собраться и не мог ни о чем больше думать потому, что боль жила в каждой его клетке.

Позади него распахнулась дверь, слегка поскрипывая петлицами.

 – Добрый вечер, – голос Гая, разорвавший тишину библиотеки, ударил по напряженным нервам эльфа, по-прежнему неподвижно стоящего посреди комнаты. Гай обошел его и остановился, ожидая, что тот ответит что-либо. С трудом, словно мозг отказывался складывать слова в простые фразы, Шолто заставил себя ответить:

 – Добрый вечер.

 – Я ожидал тебя немного позднее, но раз ты уже здесь, мы можем приступить.

Гай оглядел Шолто, который постарался принять непринужденный вид, не желая, чтобы тот что-либо заметил.

 – Я благодарен, что ты нашел то старое дело с этой свидетельницей, – назвать её имя Гай просто не мог себя заставить, поэтому выплюнул слова так, словно они жгли ему язык. Эльф кивнул, он разделял эмоции Гая, не имея причин чувствовать иначе в отношении женщины, перешедшей ему дорогу, – Ещё я хотел бы, что бы ты взглянул на пару бумаг, их подписали только сегодня.

 – Новая сделка?

 – Да, –  Гай подошел к столу, вынимая из ящика документы, – теперь у нашей компании есть ещё одно приобретение. Он получает поддержку своей кандидатуры везде, где только захочет, а мы расширяем влияние.

Шолто с уважением взглянул на Гая, занятого документами. Он не встречал ещё никогда более странного существа, всегда добивающегося того, чего хочет, и приносящего с собой атмосферу пустоты и холода. Она пугала и отталкивала окружающих, но только не Шолто.

Гай поднял голову, протягивая ему светлые листы бумаг. Эльф взял документы в руки и погрузился в чтение того, что подтверждало, что “Хрустальный Мост” выделяет некую сумму на поддержку фонда господина Стоуна.

Шолто споткнулся на этой фамилии и удивленно взглянул на Гая, но тот спокойно смотрел на эльфа, пытавшегося понять смысл его действий и не находившего им объяснения. Очевидно, его лицо говорило об этом гораздо красноречивей потому, что Гай поинтересовался:

 – Ты нашел ошибку в договоре?

Шолто опустил глаза. Если Гай задумал игру, пускай играет.

Джил внезапно проснулась посреди ночи. Несмотря на все её попытки снова уснуть, казалось, что мозг просто отказывается выключаться и упорно настраивался на работу. Самое отвратительное, что только может случиться посреди ночи в четвертом часу. Джил уставилась в потолок, с раздражением понимая, что вместо того, чтобы выспаться сейчас, она начнет клевать носом в середине дня. Стояла тишина, какая бывает только в момент границы ночи и рассвета, когда всё, что живет ночью, уже затихло, а то, что встает с рассветом, ещё не проснулось.

Где-то далеко ревела сирена, словно крик о помощи, разносящийся эхом в неподвижном воздухе. Джил повернула голову к окну, напрасно надеясь, что если она закроет глаза и сосчитает до ста, то сможет уснуть. Не помогло. И она просто валялась, наблюдая за тем, как шевелится занавеска на окне от ветра, проникавшего через открытый верх окна.

Колыхание ткани действовало гипнотически, и Джил медленно расслаблялась. Она неожиданно вспомнила свою детскую, большую и светлую, с широким окном, в которое неизменно стучалась ветка яблони. Джил улыбнулась, когда внезапно стены квартиры исчезли, сменяясь такими привычными светлыми обоями с пушистыми зайцами. За шевелящейся занавеской  покачивалась яблоня, шурша по стеклу.

Джил закрыла глаза, наслаждаясь покоем, которого не испытывала с того самого дня, как уехала из дома. Она пыталась отсечь от себя всё, что хоть как-то могло напомнить о прошлом, убеждала себя, что так будет правильней. Джил редко звонила отцу. Она приехала домой только один раз, на похороны матери, и это стало ещё одним поводом избегать дома.

Она подумала, что это неправильно. Утром она позвонит отцу и прекратит вести себя так, словно и он тоже виноват в её собственных проблемах. Джил открыла глаза, смотря на призрачных зайцев. Когда она не могла заснуть, она считала их и засыпала на двадцатом пушистике. Джил подтянула подушку поудобнее и принялась считать нереальных зайцев на нереальных стенах. Она дошла до двадцатого и повернулась на спину, чтобы продолжить считать тех, кто был на другой половине стены, когда увидела сидящего на краю её кровати. Он смотрел на неё спокойно и сурово, и ветер, долетающий до него, слегка шевелил его волосы. Джил ощутила, как её горло сжимается, язык прилипает к небу, а сердце останавливается.

 – Ты забыла про меня, – произнёс Райз.

Он смотрел на неё, то самое прошлое, заставляющее её бежать от самой себя, и его лицо было полным укора. Райз протянул к ней руку, словно хотел коснуться Джил. Она же не могла пошевелиться, словно её парализовало.

 – Ты предала меня, – его голос звучал так же глубоко и хрипловато, словно прошла пара дней, а не десяток лет с того момента, как он в последний раз обращался к ней. Джил снова видела его непослушные волосы, от которых черты лица становились резче и угрюмей. Волосы, которые она столько раз взлохмачивала со смехом, чтобы посмотреть, как солнце переливается в их прядях. Старая, изношенная рубашка явно была велика ему, как и раньше. Джил не могла ничего сказать, мысленно при этом исходя на крик в попытках произнести хоть слово.