— Только если присяжные всё же решат смягчить приговор в силу молодости обвиняемого. Но когда на судью давит мэр, чей племянник убит, надеяться на адекватность присяжных — это, то же, что хвататься за соломинку в шторм.

— Он защищал мою дочь, — врач поморщился при упоминании о мэре. Он помнил, как тот верещал, брызгая слюной, что сотрет в порошок всех, кто имеет отношение к этому делу. Он посмел угрожать его дочери, и этого заведующий не мог потерпеть. Поэтому спокойно, сдерживая шквал бессвязных воплей, заявил, что если имя его дочери будет хоть как-то побеспокоено, он подаст в суд о возмещении морального ущерба. И, воспользовавшись влиянием отца — дедушки Джил, привлечет к этому внимание журналистов. После этого упоминания о его дочери исчезли из разговоров.

— Ты не имеешь права не пускать меня! — Вопли Джил разрывали барабанные перепонки и не прекращались ни на секунду, — Выпусти меня! Я должна его увидеть!

Дверь сотрясалась от ударов, словно Джил швыряла в неё по меньшей мере шкаф. Мать сидела, устало опустив голову на руки, и уже даже не вздрагивала от каждого шквала криков. Отец стоял у окна и курил. Раньше он никогда не позволил бы себе этого в доме, но сейчас, докуривая последнюю сигарету из пачки, старался унять дрожь в руках. Родители уже тысячный раз прокляли тот выпускной, на который отпустили Джил, понадеявшись на её одноклассника. Да, отец приезжал потом к нему, просто захотев посмотреть в глаза недоумку. Парень перетрусил так, что едва не обделался, узнав о том, что ему могут тоже грозить неприятности. Но никто не мог вернуть происшедшее и исправить его.

Спустя два дня полиция получила ордер на арест Райза, лежавшего в больнице. Около его палаты дежурил страж порядка, и после выписки его должны были забрать. Об этом родители не говорили Джил, которая в свою очередь отходила от сотрясения, чудом не оставившего пока последствий. Им и так хватало того, что она не хотела никого видеть, кроме Райза, и упорно молчала в ответ на все их попытки отвлечь её внимание на другие темы.

Джил знала, что тот парень убит, но отказывалась принять то, что это затронет Райза. Такая нелогичность для неё объяснялась тем, что Райз не был преступником. Он не сделал зла, спасая её. Преступником был именно убитый. Пусть кто-то скажет, что он просто развлекался, нелепо шутил, но чутье подсказывало Джил, что не вмешайся Райз, сейчас она была бы уничтожена на всю жизнь.

Эта ночь, запах крови и сырой травы, разбившийся прежний мир и единственно уцелевшее — их дружба связали их крепче, чем что-либо. И Джил готова была выть волком от острой необходимости оказаться сейчас рядом с Райзом, за которым наверно уже пришло правосудие.

Когда она собралась пойти к нему, родители словно сговорились. Они не спускали с неё глаз, не давали ей находиться одной, внезапно находя массу причин пойти с ней на улицу или оказаться где-то поблизости от неё. В Джил медленно нарастал страх и ужас перед будущим, ожидавшим Райза. За ней никто не приходил. Один раз приехала полицейская машина, и отец, поговорив с человеком в штатском, поехал куда-то с ним. Но больше ничто не менялось. Джил не знала новостей, не слышала и не видела никого из прежних знакомых, и в голове её рождались подозрения, одно хуже другого.

Спускаясь утром вниз, Джил услышала разговор родителей:

— Главное, что это не коснется Джил. Вряд ли можно надеяться, что ему хоть как-то смягчат приговор. Мэр постарается, как-никак это же был его племянник.

— Какой ужас, — мать нервно передернула плечами.

Джил села на ступеньку, осмысливая услышанное. Она знала, что за убийство дают срок. Приличный срок. Она знала, что убитый парень не был простым школьником. Но, если бы не она, тащившаяся по ночной улице, зная, что это небезопасно, ничего бы не произошло. Это её вина, целиком и полностью.

— Дорогая, ты куда? — Отец напоминал охотничью собаку, настороженно замершую в стойке. Джил молча направилась к двери. Отец догнал её и заслонил собой дверной проем.

Сейчас она была готова зубами и ногтями выдрать себе дорогу к Райзу.

— Куда ты собралась? — Повторил отец.

Джил подняла на него глаза.

— Мне нужно по делам.

— Джил, ты ещё не совсем поправилась — отец незаметно принял оборонительную позицию.

— Я давно поправилась, папа, и ты это знаешь. Это важно, я должна идти, — она была готова играть в эту игру.

— Нет. Тебе не стоит ходить одной. Тебе может стать плохо!

— Но я должна навестить знакомого.

Отец поморщился, как от головной боли.

— Джил, ты не можешь этого сделать.

— Почему это?

— Ты не можешь навестить этого парня.

— Почему? — чувствуя, как медленно холодеет всё внутри, но спокойно, словно отец разговаривал на другом языке и не понимал её, повторила Джил.

Он отвел глаза.

— Потому, что его уже забрала полиция? Или потому, что все должны забыть, что это моя вина? — Джил было смешно вот так просто стоять и произносить всё это.

— Ты не виновата! — Мать отбросила с грохотом книгу на стол и поднялась, — Не смей такое даже думать!

Джил душил смех. Она отступила на шаг назад от отца.

— Неужели? Если бы я не пошла одна ночью, ничего бы не было. Если бы мы не были в ссоре, я пошла бы с ним, и ничего не было бы!

— Джил, он убил человека, — словно стараясь донести до неё смысл всего происходящего, осторожно произнес отец.

— И что! — Джил развела руками, — ты предпочел бы видеть мертвой меня или его?

Отец, защищаясь, возразил:

— Нет, это не одно и то же! Он просто убил его, забил до смерти. Ты тут не причем. Он совершил преступление.

— Нет, — качая головой, Джил попятилась к лестнице, — Нет, это не так.

— Джил, есть законы, которые в человеческом обществе имеют вес.

Отец пытался убедить её, что Райз — злодей?

— Какие? — Сдерживая закипающее бешенство от одной этой мысли, притворно спокойно спросила Джил.

— Разные. И, переступая их, люди несут ответственность перед обществом. Даже если они поступили верно.

— Да ладно, отец?! Значит, Райз — злобный преступник, а ты, изменявший маме и делавший со мной вид, что всё отлично — хороший? Так считает общество? — Джил сорвалась на пронзительный крик. Мать сдавленно охнула от неожиданности, а лицо отца попеременно меняло цвет от багрового до белого, — Если это — ваше общество, то мне нет дела до того, что оно думает!

Она бегом поднялась по лестнице, лихорадочно придумывая способы выбраться на улицу.

— Джил! Джил, немедленно остановись, — мать бросилась за нею.

Объявив войну родителям, Джил проиграла её, даже толком и не начав. Утром она обнаружила, что дверь её комнаты закрыта снаружи.

— Прости, Джил, — отец прислушивался, стоя под дверью, к подозрительной тишине, которую не нарушал ни единый звук. Она продлилась ровно полчаса, а затем Джил принялась громить свою комнату. Окно для побега не годилось, выбраться в него было можно. А вот спуститься на землю по голой стене — нет. Она останавливалась ровно на пару секунд, ища новый предмет для штурма.

Мать устало взглянула на отца.

— Ты не должен ничего говорить ей о суде. А что. Если они захотят вызвать её, как свидетеля?

— Не захотят, — отец вертел в пальцах остаток сигареты, — об этом я позаботился.

— Мне жаль этого мальчика, — мать покачала головой.

— Мы не можем ему помочь, только если адвокат не найдет вариантов. А если не найдет, то вся эта история должна быть похоронена так, чтобы её последствия никак не отразились на нас.

Врач стряхнул задумчивость и оторвал взгляд от окна, за которым ветер шумел листвой кленов. Адвокат кашлянул, привлекая его внимание.

— Мой подзащитный просит об одном одолжении.

— Каком?

Адвокат помешал пластиковой ложечкой остатки кофе, заинтересованно рассматривая их.

— Он хочет увидеться с вашей дочерью.

Сужающие пространство серые стены комнаты давили со всех сторон. Как стены ямы, на дне которой сидели присутствующие. Разложив бумаги, адвокат взглянул на своего подзащитного. Он отметил, что тот действительно соответствует описанию не внушающего доверия человека. Даже сейчас парень сидел с отсутствующим видом, словно никого в комнате не было.