— Господин, — ракшас показал на стоящий в углу монитор, — через десять минут позвонит заказчик. Я оставлю Вас.

Мужчина стянул с себя куртку, в которой становилось жарко, и расправил плечи, потирая ноющие мышцы.

— Останься. Посмотрим на него вместе, твое чутье достаточно остро и может заметить что-то необычное.

Дэв сдержанно кивнул, включая монитор и потирая небольшую бородку:

— Мой господин всегда видит ценное для себя. Иногда это похоже на человеческую доброту, а это так опасно для господина.

Сгусток тумана оказался за спиной ракшаса и превратился в мужчину, державшего шею того большими когтями в осторожном захвате.

— Никогда не путай выгоду с добротой. Одна дает силу, вторая лишает сил.

Бледное лицо, словно поддернутое инеем, дрогнуло в улыбке, когда ракшас спокойно кивнул, словно они находились на прогулке:

— Вы правы, господин.

Заиграл сигнал входящего вызова, и Гай принял невозмутимый вид, ожидая включения. На экране появилась рябь, а затем — лицо, завернутое по самые брови в невообразимый тюрбан и всем видом выражающее свое превосходство.

— Я ожидаю свой товар, — начал тюрбан, не удосужившись поприветствовать Гая, — мне обещали, что он прибудет в срок, осталось еще два дня до условленной даты!

— Ваш товар готовится к отлету, — Гай словно не замечал откровенно хамского поведения собеседника.

— Отлично, — тюрбан мотнул широкой бородой, — вторая половина средств будет переведена, когда груз будет у меня.

Гай чуть наклонил голову, не удостоив тюрбан ответом, и связь отключилась. Дэв стоял неподвижно как статуя, не выдавая своего присутствия и наблюдая за Гаем из-под полуопущенных век. Никто никогда не позволял себе быть неучтивым с ним, а те, кто забывали о том, с кем имеют дело, всегда получали урок. Поэтому Дэв знал, что тюрбан накликал на себя беду потяжелей, чем небольшая война за нефть. Гай подошел к большому окну, оглядывая город, лежащий внизу, у подножия здания, и повернулся к помощнику:

— Я думаю, что оружие будут сопровождать твои сыновья. Говорят, что вам нравится охота на людей?

Дэв растянул в понимающей улыбке клыки, превращаясь снова в темную смертоносную полу-обезьяну, полу-человека.

Она ожидала, что её вызовут выступать на суде, но как-то до последнего надеялась, что этого не произойдет. Нервно щелкая ручкой, Джил отмечала в блокноте важные дела, на которые им предстояло попасть. Её роль у государственного обвинителя была вроде доверенного лица — то, что не успевал сделать Стоун, успевала сделать она.

Сегодня её раздражало абсолютно все — от ткани опостылевшего делового костюма, до проходящих мимо людей, словно Джил была сплошь оголенным нервом.

— Что Вас беспокоит? — Стоун подошел сбоку и в своей обычной манере наблюдал за тем, как она мучает ручку, — какие-то проблемы с делами?

Джил спешно оставила ручку в покое и помотала головой:

— Нет, всё в порядке, мы укладываемся в график, и я разобралась с делом об ограблении. Все документы будут у Вас на руках завтра.

— Тогда что Вас беспокоит?

Джил захлопнула блокнот, и решила, что ей придется объяснить свою нервозность боссу:

— Я выступаю свидетелем на суде. Впервые в жизни, если честно.

Стоун кивнул, показывая, что внимательно слушает её. Джил сжала губы в узкую полоску, словно панику можно было проглотить. Стоун положил руку на её плечо доверительным жестом поддержки:

— Вам не стоит так волноваться. Я не оставлю Вас одну на суде, мы поедем туда вместе. Договорились?

Еще секунда и она расчувствуется. Кажется, уже тысячу лет она не ощущала себя маленькой и нуждающейся в поддержке.

— Что у нас сегодня? — Стоун как ни в чем не бывало сосредоточенно кивнул на блокнот, и Джил вернулась к состоянию собранности, подкрепленному облегчением.

День Икс настал незаметно, и Джил поняла, что отступать некуда тогда, когда над ухом истошно заверещал будильник. Она все утро дергалась и подпрыгивала от шума ветра за окном, от собственного резкого движения, от стука упавшей ложки, превращаясь в самую настоящую истеричку. Непонятно зачем полностью разобрала и сложила заново шкаф с одеждой. Всего-навсего ей предстояло честно ответить на вопросы в суде. А нервничала она так, будто сама была обвиняемой.

Когда негромкий голос Стоуна в телефоне успокаивающе поздоровался и сказал, что ожидает её внизу, в машине, Джил заметалась по квартире, сшибая и роняя всё на своем пути. Она кое-как проглотила бутерброд, обожгла рот слишком горячим кофе и вылетела из квартиры, закрыв дверь только со второй попытки.

Стоун ничего не сказал, но явно видел её состояние, близкое к истерике. Хорошо, что он не стал ничего говорить, просто создавая атмосферу спокойной тишины, привносившей некоторое расслабление. Руки Джил зябли, несмотря на то, что в салоне было тепло. Чтобы отвлечься она стала повторять мысленно статьи Кодекса. Неожиданно промелькнувшая мысль, что она докатилась до того, что убаюкивает себя Кодексом, как колыбельной, заставила Джил улыбнуться, и напряжение, державшее её всё утро, начало исчезать.

У дверей зала суда было достаточно народу, несмотря на то, что слушание ещё даже не началось. Стоун увлек Джил за собой по коридору, как бы напоминая, что сегодня ей придется быть в другой роли. Они стояли неподалеку от дверей зала заседания и оба смотрели в окно. Джил не хотела говорить, а Стоун молчал, по натуре не будучи разговорчивым. Наконец он все же произнёс:

— Возможно, Вам стоило все записать на бумагу? На всякий случай, чтобы упорядочить мысли?

Джил отрицательно покачала головой.

— Я не люблю записывать. Ощущение, что есть подсказка, сбивает с толку.

Время тянулось невыносимо долго, словно испытывая нервы на прочность. Секретарь пригласил уже троих свидетелей, ожидавших своей очереди в коридоре, и теперь Джил оставалась последней. Чем больше времени проходило, тем хуже становилась ситуация. Откуда-то из глубин её мозга начали вылезать уродливые щупальца воспоминаний, и Джил поняла, что теряет контроль над собой. Она запрещала себе думать о том, что когда-то, так же… Эти мысли, как стая гончих, загоняли её в угол, из которого точно не выбраться просто так. Рука Стоуна накрыла её, нервно барабанящие по подоконнику, пальцы и пожала их, напоминая, что он рядом. Это простое движение заставило Джил взять себя в руки, не желая показаться еще трусливей перед государственным обвинителем, стоящим рядом с ней.

— Мисс Кэйлаш, прошу Вас пройти в зал, — хорошо поставленный голос секретаря прогремел на весь зал, как показалось Джил. Она нервно сглотнула, зачем-то разгладила складки на рукавах, и, пытаясь выглядеть уверенно, направилась в зал.

Она шагала и думала только об одном — как не споткнуться и не сделать ещё что-нибудь нелепое. Благополучно достигнув середины зала и поднявшись на кафедру для свидетелей, Джил выдохнула и приказала себе расслабиться. Что за детский сад, в конце концов? Она в состоянии ответить на несколько вопросов, не трясясь как осиновый лист.

— Джил Кэйлаш, Вы вызваны для дачи показаний…

Остальная часть официальной речи проскользнула мимо Джил, она на автомате присягнула давать правдивые показания, и эти сухие слова выгнали остатки нервозности.

— Расскажите, пожалуйста, о том вечере, когда Вы встретились с погибшей, — произнёс обвинитель, который так и дышал едва сдерживаемой энергией и решимостью от макушки своих седоватых волос до носков блестящих туфель. Джил на мгновение закрыла глаза и стала говорить, разворачивая перед собой снова картину того вечера.

Она ответила ещё на пару вопросов, которые касались опять того же вечера, а затем судья обратился к адвокату обвиняемого, предлагая ему задать свои. Пока он говорил, Джил подняла глаза, оглядывая зал. Она не могла не заметить повисшего в воздухе напряжения, словно под потолком повисло грозовое облако, вот-вот грозившее разразиться ледяным потоком дождя.