— Понятно… Только я к тому, что он ведь сидел на спине фашиста.

— Ну, сидел, а что из этого? Хотя, уж если говорить правду, то он вовсе и не сидел на нем. Это тебе так с земли показалось. Он, видно, хотел винтом рубануть его, да не удалось. Скажи спасибо, что не дали Гансам бросить бомбы на цель.

— Дак… — только и вымолвил смутившийся пулеметчик.

— Вот тебе и «дак». Разберись сначала, а потом каркай.

Овраг дрогнул от дружного хохота.

— Ладно, ты на меня не серчай, браток, это я ведь так, любя, преподал тебе урок воздушного боя. Я тоже в некотором роде летчик. В начале войны служил в БАО — есть такая часть, обслуживающая авиацию. Повоюешь с мое, тоже разбираться будешь. Давай лучше закурим махры, — и Мясников хлопнул пулеметчика по широкому плечу. Их плотным кольцом окружили гвардейцы, и седая дымка повисла над головами.

…Вечером к нам прибыл связной из штаба дивизии и вручил пакет. Ознакомившись с присланными бумагами, Харитонов чертыхнулся и передал их мне.

— Что такое?

— План форсирования.

— Ну и что же?

— Да ты прочитай сначала, а потом будешь спрашивать…

Планом предусматривалось начать переброску дивизии через Волгу в ночь на 15 сентября. Первым должен идти 1-й стрелковый батальон гвардии старшего лейтенанта Червякова с ротами автоматчиков и противотанковых ружей, а за ними и основные силы 42-го стрелкового полка. 34-й и 39-й полки предполагалось переправить 16-го.

Это-то и смущало комбата.

— Давай просить генерала включить нас в первый эшелон, — предложил он.

Я согласился.

Командира дивизии Родимцева мы отыскали на переправе. Он только что отправил головной отряд и следил за погрузкой 42-го полка. При всей своей занятости комдив выслушал нас и сказал:

— Во-первых, сделать это невозможно, так как первый эшелон уже на судах. А во-вторых, только завтра у командарма решится вопрос, как лучше использовать в боях ваш батальон — дать ли ему самостоятельный участок обороны или раскрепить по полкам. Я буду настаивать на том, чтобы не распылять батальон по полкам.

— И мы за это, — отозвался Харитонов.

— Вот и хорошо. Можете идти.

Мы отошли от переправы и стали наблюдать, как черные силуэты приземистых буксиров уводили в дымную темноту баржи, уходили рыбачьи моторные и весельные лодки, плоты с бойцами. Вслед за ними отбыли и два военных катера, на одном из которых находился Родимцев.

Какое-то время над рекой было спокойно, только из города доносился отдаленный грохот боя. А в черном небе мерцали бледные узкие нити прожекторов. Потом где-то за рекой вспыхнули огненные сполохи, и через несколько секунд засверкало, загрохотало по всей Волге.

— Обнаружили, гады. Бьют по нашим судам, это точно, — взволнованно произнес Харитонов.

А через несколько минут над Волгой появились вражеские самолеты. Пронзительно завыли сбрасываемые ими бомбы. На Волге то там, то здесь загорались костры. От них поднимались острые клинья дрожащего пламени.

Где-то рядом с нами «кашлянула» «катюша», и ее снаряды, оставляя огненные хвосты, с сухим скрипом пролетели над нами. По рощам и оврагам заговорили орудия армейской и дивизионной артиллерии. А фашисты, словно и ждали того, чтобы в ответ накрыть наш берег своими снарядами.

Мы поспешили в батальон и всю ночь провели под этим страшным вражеским обстрелом, который только к рассвету начал утихать.

Однако на смену артиллерии с восходом солнца волна за волной пошли самолеты. Три раза они сбрасывали бомбы на наш батальон. Но обошлось без жертв.

При тусклом свете карманного фонаря Харитонов еще раз изучающе осмотрел карту и бросил мимолетный взгляд на часы.

— Ну, батальонный, кажется, пришла пора нам поднимать людей и подтягивать к переправе.

— Пора, командир, — согласился я, проверив время.

Майор отдал распоряжение связным, и они исчезли в темноте.

Комбат сложил карту, сунул ее в планшетку. Но тут же снова вытащил, повертел в руках и опять спрятал.

— Волнуешься? — спросил я.

— Как тебе сказать? Немного. Не за себя, за людей. Не на парад идем, в бой…

— Будем надеяться, что все обойдется хорошо, — я ткнул его в бок пальцем. — Веселее гляди вперед, командир!

Спустя несколько минут вокруг послышался глухой топот, звяканье оружия, котелков. Подразделения, соблюдая заранее установленный распорядок, двинулись к переправе. Над Волгой стояла немая тишина. Не видно было ни единого огонька.

Но вот впереди раздался негромкий оклик:

— Стой! Кто идет?

Мы сообщили пропуск.

— Проходите!

У пристани на лодках, плотах и баржах копошились люди.

— Сюда, к этому трапу подводите людей, — приказал дежурный офицер.

По жиденькому мосту батальон поднялся на эстакаду. Вплотную к ней стоял рыбачий бот, на его палубе показался коренастый человек в фуражке с крабом.

— Капитан мотобота, — представился он и спросил:

— Много вас?

— Батальон, — ответил Харитонов.

— Хорошо. Грузитесь.

— Как ваша посудина, надежная? Выдержит?

— Вы, товарищ батальонный комиссар, вероятно, хотели спросить, исправен ли мой дрейфтер-бот? — ледяным голосом проговорил капитан.

Я понял, что допустил ошибку, и попытался исправиться.

— Извините, товарищ капитан, именно это я и хотел у вас спросить. Только вот совершенно забыл тип вашего судна (хотя слово «дрейфтер-бот» я до этого никогда не слыхал).

— За последние три дня судно имело две серьезные пробоины. Но пока его штурвал в моих руках, вам беспокоиться нечего.

— Иначе и быть не может, — сказал я.

На том и кончились наши объяснения. (К сожалению, фамилия этого славного речника не сохранилась в моей памяти.)

Покачиваясь на волнах, бот начал оседать под тяжестью взошедших на него людей. Харитонов прошел на палубу, распорядился установить по два пулемета и одному противотанковому ружью на нос и борта. Рядом с ботиком тяжело ахнуло. Фонтан воды залил палубу, а на эстакаде раздались стоны. Фельдшер батальона Людмила Гумилина стремглав бросилась на помощь пострадавшему. Батальон продолжал грузиться.

Ботик наш оказался настолько мал, что на палубе и повернуться негде было. Капитан предложил занять пустующий трюм. Несколько человек спустились в него, но тут же возвратились.

— Нет, уж лучше быть в тесноте, да не в обиде. А то, в случае чего, из этого «ковчега» и выбраться не успеешь, — сказали они.

Услыхав это, капитан недовольно хмыкнул, взглянул на часы.

— Убрать трап! Отдать концы! — подал он команду.

Бот вздрогнул, медленно отошел от эстакады и поплыл в кильватера за другими судами. Вскоре в этой «эскадре» он оказался на самом левом фланге. А обстрел все усиливался. И капитан не преминул заметить:

— Имейте в виду, фланговому на воде всегда достается больше шишек.

Взрывы снарядов и мин потрясали воздух, освещая нас и вырывая из темноты белые буруны пены на черной воде. Но это были, оказывается, только цветики…

— Внимание! Подходим к огненным островам, — крикнул командир корабля.

Такими островами моряк назвал потоки горящей нефти, вырвавшейся на середину реки из разбитых бомбами нефтебаков.

— Полный! Полный! — кричал капитан, энергично поворачивая штурвал то влево, то вправо, стараясь обойти огненные зоны. А их становилось все больше и больше. Плыли они по реке то широкими длинными полосами, то, как огромный блин, кругами. Обойдя несколько пылающих островков, наше суденышко врезалось в самую широкую горящую полосу, на которую беспрерывно сыпались снаряды и бомбы, поднимая высокие столбы оранжево-белого огня.

Суровыми стали лица воинов. И тут кто-то крикнул:

— Глянь, что делается! Это же, черт возьми, настоящий «страшный суд». Чего доброго, в кипящей смоле купаться будем.

На палубе воцарилась зловещая тишина, предвещавшая что-то недоброе. С секунды на секунду могла вспыхнуть паника. Но в этот критический момент раздался насмешливый голос Гугли: