Самое главное: все преступления были правильно юридически оформлены, запротоколированы, к нам подключилась группа военных прокуроров, так что к началу процесса дело обросло многочисленными томами свидетельств. Хорошо, что делалось всё настолько оперативно, что уже 2 февраля в Выборге состоялось заседание военного трибунала Ленинградского военного округа. Главным Государственным обвинителем выступил Вышинский, да, тот самый Андрей Януарьевич Вышинский, который был обвинителем на Нюрнбергском процессе от СССР. А что, пусть тренируется! Меня назначили членом военного трибунала, так что пришлось заседать с самого начала и до логичного конца. Для проведения процесса была выбрана мэрия Выборга, здание хорошо охранялось. Полковник Сииласвуо еще больше напоминал школьного учителя, вот только лицо его было очень бледным. Он не выказывал волнения, отвечал чётко, выстраивая свою собственную линию защиты. Он был уверен, что приговор ему уже вынесен, а наше заседание – не более чем фарс, о чём и высказался в самом начале заседания.

Из протокола:

Вопрос: Ваше имя?

Ответ: Ялмар Фридолф Стрёмберг

Вопрос: В документах вы значитесь как Ялмар Сииласвуо?

Ответ: Эту фамилию я принял в честь независимости Финляндии

Вопрос: Дата и место рождения?

Ответ: 18 марта 1892 года Гельсинфорс

Вопрос: Кто вы по национальности?

Ответ: Мои родители шведы, но сам я по национальности финн.

Вопрос: Ваш род занятий и должность?

Ответ: я военный, служу в армии независимой Финляндии, звание – полковник, должность – командир 9-й пехотной дивизии.

…

И еще, я хочу сделать заявление – считаю этот трибунал фарсом и политической расправой.

Мы управились за 2 дня. Были опрошены свидетели, показаны материалы обвинения, защитника не было – полковник защищал себя сам (по его просьбе). И единственным аргументом в свою защиту было то, что это было убийство «русся», он даже применил тут выражение «унтерменшей». Да, германские корешки нет-нет да вылезут наружу, все они, нацисты, одним миром мазаны. Суд приговорил Кровавого Ялмара к высшей мере социальной защиты – смертной казни через повешение. В своем последнем слове полковник заявил, что не раскаивается, и все его деяния были во благо независимой Финляндии, а так же попросил заменить повешение расстрелом. Насколько я знаю, в этом ему было отказано. Для меня принципиально важным было то, что суд осудил полковника именно за геноцид – то есть уничтожение мирного населения по национальному признаку. Суд дал и чёткое обозначение «военного преступления», чтобы было ясно, что бомбардировка военных и промышленных объектов города преступлением во время войны не является, а вот нанесение ударов по жилым кварталам без военной необходимости, а для уничтожения мирных жителей и оказания психологического устрашения – военным преступлением будет являться. Тут же прозвучало, что негуманное отношение к военнопленным независимо от того, подписала страна Гаагскую конвенцию или нет тоже будет считаться военным преступлением.

Неожиданностью было то, что Ялмар Сииласвуо попросил о встрече со мной. Я пришел в его камеру, полковник был спокоен. Мы говорили на немецком, у меня были хорошие языковые способности, а с моей памятью запомнить пару тысяч слов не проблема. Проблема – поставить произношение! Но мы друг друга понимали.

– Скажите, вы разбили меня у Суомасаалми, этого унижения было вам мало? Вы взяли меня в плен, этого унижения вам было мало? Зачем еще этот фарс? Сделали бы, как в гражданскую – отвели к стенке и всё!

– Скажите, полковник, Гражданская война была жестокой?

– Да! Но мы в Выборге не были более жестоки чем ваши, красные в других городах…

– Нет, вы ничего ещё не поняли, полковник. Идёт война, которая по жестокости заткнёт Гражданскую за пояс. Когда людей будут массово уничтожать только потому что они не той расы или национальности. И мы этого не хотим…

– А я тут при чём?

– А вы тут предупреждение, тем, другим, полковник. Гражданских трогать нельзя!

– Вы хотите, чтобы война велась в белых перчатках? Наивно…

– Да… но если удастся уменьшить потери гражданских – мы не зря старались…

– Знаете, комбриг, как странно чувствовать себя пешкой в чужих руках от которой ничего не зависит. Спасибо за откровенный разговор. Меня не покидает мысль, что если бы мне удалось разбить ваши дивизии по частям, то на моём месте могли бы оказаться вы, комбриг.

Я ушёл. А ведь финский полковник был прав, на все сто процентов прав, только не стать ему генералом, уже никогда![62]

Этот рабочий кабинет знает весь мир. Извините, вырвалась очередная банальность. Тем не менее, это правда. Обитатель кабинета расхаживал, изредка покуривая трубку, в которую, по слухам, набивал «Герцеговину Флор». За рабочим столом находился один единственный посетитель, который в этом кабинете был чаще многих других.

– Присмотрелся? – Сталин не сомневался, что Берия знает, кого он имеет в виду.

– И присмотрелся, и порылся. – ответил всесильный глава НКВД.

– И что ты нарыл за это время, Лаврэнтий? – Сталин был спокоен. Острота интереса к личности «писателя Виноградова», как немного иронично Сталин назвал про себя комбрига, написавшего ему лично письмо с прогнозами на войну с Финляндией.

– Иосиф Виссарионович, комбриг Виноградов ничем ранее не выделялся из общего числа военных. В нем все среднее. В меру старателен, в меру раздолбай. Любит выпить. Чуть больше среднего, но не пьяница, меру, свою меру знает. Вот к бабам это да, у него тяга… даже так, притяжение! Да и женщины ему не отказывают во внимании. Серьезных отношений не заводит. В юности молодая беременная жена умерла от испанки. Но… странности начинаются с момента посещения объектом разработки штаба Киевского военного округа. Показания ординарца – чуть не потерял сознание, бил, крушил в купе, орал благим матом, и не благим тоже. А потом как отрезало. Почти не пьет. Стал собран. Внимателен к бойцам и командирам. Требователен и не только к окружающим, но и к себе. Изменился в отношениях с женщинами.

– Это как понимать?

– Раньше он женщину добивался с максимальной энергией, иногда это было даже на грани изнасилования, но грань не переступал, а сейчас нет, не изменился в сторону товарища Чичерина, он стал с женщинами робок и застенчив, да и вообще уделяет им мало времени.

– На грани, говоришь?

– Ни одна из фигуранток факта изнасилования не подтвердила, а чтобы слухам верить, так можно поверить и в то, что я школьниц на рабочем столе насилую. Своём, а не Вашем. – Сталин усмехнулся. С чувством юмора у него было всё в порядке.

– А чему комбриг уделял освободившееся врэмя? – Сталин выбил из трубки табак и стал её набивать вновь.

– Боевой работе. Не ленился перепроверить несколько раз как исполнены его приказы. При этом стал инициативен и изобретателен. Очень положительно характеризуется сослуживцами, хотя многие отмечали, что особого рвения в службе до этого не проявлял. И еще. Стал несколько смелее, склонен к риску, но очень дозированному. И вроде бы никаких особых новшеств не ввел, многое уже записано в уставах, но почему-то его коллеги эти записи игнорировали, а он нет. В результате его дивизия оказалась наиболее эффективной в 9-й армии и успехов Особый корпус добился благодаря этим «незначительным» изменениям. Я дал его действия на проверку военным старой школы. Они получили высокую оценку.

– Это хорошо, Лаврэнтий? – вождь произнёс с вопросительной интонацией, заложив в вопрос солидную долю иронии.

– Это хорошо, плохо то, что изменились его привычки, такие, которые не могут так просто измениться. Мелкая моторика. Раньше комбриг Виноградов много курил. Курить бросил. У него была привычка, когда думает, крутить между пальцами сигарету, вот так примерно. Он мог постукивать пальцами по колену, если нервничал. Сейчас этих движений нет. Но стали замечать, что во время раздумий потирает пальцами лоб, ровно по центру, когда раздражён, крепко сцепит зубы, как будто останавливает порыв гнева, говорит очень медленно, чуть затягивая гласные, особенно «а» и «о». Сделали предположение, что у него был удар, как говорят врачи, микроинсульт, могли тогда измениться движения, да, мог начать заботиться о здоровье, бросил курить, но врачи говорят, что признаков удара у него не было. А вот врач второго ранга Воронина утверждает, что у комбрига Виноградова была истерика в медицинском вагончике, но объяснил это тем, что много болел и с детства боится врачей и больничной обстановки. Не было этого раньше, мы проверили. К военврачу Ворониной объект пытался, как бы точнее сказать, пытался завязать с ней романтичные отношения, но робко, без обычного напора. И даже не слишком расстроился, когда получил от ворот поворот.