Понимая, сколь рискованна эта атака, Грант все же не стал останавливать ее: ведь он сам не раз ломал привычные представления об атаке, обороне, продвижении войск. Он только послал майора Фуллертона узнать у Вуда и Шеридана, не они ли отдали приказ об атаке. Вуд ответил отрицательно, а Шеридана удалось разыскать лишь высоко на склоне, куда он повел своих солдат. Но и он ответил, что не приказывал атаковать. Уставший Шеридан спросил у капитана Эвери (его послали следом за Фуллертоном, но он добрался до Шеридана раньше), нет ли у него виски. Тот передал генералу фляжку, и Шеридан, отхлебнув глоток, весело помахал группе генералов-южан, стоявших на ставшей совсем близкой вершине Миссионера, да еще крикнул при этом: «Ваше здоровье!» Но «коллеги» шутки не приняли и в ответ приказали выпустить в сторону «обидчика» пару снарядов из мощных орудий «Леди Букнер» и «Леди Брекинридж» (у самодовольных южан культ военачальников распространялся и на их жен). Снаряды пролетели мимо, но комья грязи от разрывов забрызгали Шеридана и Звери. Не потеряв расположения духа, Шеридан воскликнул: «Какое неблагородство! Что ж, за это я отберу у них эти пушки!»[17]

А наступление продолжалось. Под ураганным огнем противника северяне по-прежнему рвались к вершине. Сразу же после боя майор-северянин Дж. Коннолли писал домой: «Ожидание было еще тревожнее, — если такое возможно, — чем то, с которым мы следили за штурмом Дозорного. Если мы сумеем овладеть этим хребтом, если мы доберемся до этих брустверов, армия мятежников обратится в бегство, и для них все будет потеряно. Но если мы не сможем добраться до укреплений, немногим из нас суждено спуститься с этого горного склона и снова укрыться под покровом леса»[18]. На вершину поднимались 60 флагов разных полков, и, должно быть, Гранту, Томасу и другим наблюдателям они снизу казались маленькими бумажными флажками, которыми на военных картах обозначают линию наступления. и, подобно этим флажкам, они продвигались все дальше и дальше! Флаги часто клонились к земле, но никогда не падали: товарищи подхватывали их из рук погибших знаменосцев.

В стане мятежников началась паника. Брэгг спешно перебросил к Миссионеру часть войск, все еще противостоявших Шерману на правом фланге, но это уже но могло спасти положения. Северяне приближались к вершине хребта! Канониры южан в отчаянии поджигали запалы ядер и сотнями сбрасывали их на головы на ступавшим. Но и это не помогало. И вот почти одновременно в шести разных местах на гребень хребта ворвались дивизии Шеридана, Вуда, Хейзена, Бэйрда, Джонсона, Уайтейкера. Шеридановцы буквально опрокинули штаб-квартиру Брэгга (сам командующий южан со своей свитой удрал) и тех самых артиллеристов, которые совсем недавно выстрелили по Шеридану и Эвери. В полном соответствии с данным «обещанием» Шеридан, вместе с солдатами одним из первых ворвавшийся на вершину, объявил мощные орудия трофеями своей дивизии. Их немедленно развернули и открыли огонь по мятежникам, в панике спускавшимся по восточному склону хребта.

Все же некоторые группы южан пытались сопротивляться и даже контратаковать. Дивизия Пэта Клебурна сумела создать нечто вроде арьергарда и какое-то время сдерживала натиск частей Шеридана, вырвавшихся вперед. А большая часть солдат Камберлендской армии, устав от штурма хребта, остановилась на его вершине, не в силах продолжать преследование. Что ж, их можно понять: они и вправду совершили нечто, граничившее с чудом. Окрестности огласились их многоголосым кличем «Чикамога!» — так они выражали свое торжество, решимость столь же отчаянно сражаться и впредь, горечь по товарищам, погибшим два месяца назад у этого «кровавого» ручья.

Дивизия Шеридана тем временем продолжала преследование, невзирая на темноту. Южан почти нагнали у ручья Чикамога, но большинство их все же успели переправиться по наспех наведенному понтонному мосту. И тогда Шеридан приказал поджечь его! В результате несколько сот мятежников, оставшихся на ближнем берегу, попали в плен. Всего же потери южан в трехдневном чаттанугском сражении составили 6667 человек, в том числе 361 убитый; северяне потеряли 5824 человека, но убитых оказалось больше — 753[19]. В руки победителей попало около 6,2 тыс. винтовок, до 40 орудий, более 4 тыс. (по другим данным, 5,5 тыс.) пленных. Победа северян в этом сражении и во всей чаттанугской кампании вслед за июльскими успехами у Виксберга и Геттисберга окончательно переломила ход военных действий в пользу Севера.

1863 год завершился снятием осады с Ноксвилла, где около месяца отбивался от мятежников незадачливый Бэрнсайд. Хотя Линкольн и Хэллек и раньше настаивали, чтобы Грант «спас» Бэрнсайда, он не счел возможным отвлекаться от важнейшей чаттанугской операции и только после ее завершения отправил к Ноксвиллу части Шермана.

Но Шерману не пришлось вступить в дело: еще не дойдя до города, он узнал, что 4 декабря Лонгстрит и Букнер, очевидно деморализованные известиями о чаттанугском разгроме, сняли осаду и ушли на юго-восток, где еще безраздельно господствовали мятежники. Заодно выяснилось, что Бэрнсайд сильно преувеличил «тягостные лишения» блокады к Ноксвилле.

Зимние месяцы в ходе этой войны, как правило, отличались вполне объяснимым затишьем: погода не благоприятствовала маршам и сражениям, так что солдаты набирались сил для новых боев и писали письма домой, а генералы, склонившись над картами, вычерчивали планы будущих баталий. Но для президента Линкольна зима 1863/64 г. была неспокойной. Все более строптивым становился конгресс, который со времени ноябрьских промежуточных выборов 1862 г. контролировали демократы.

Демагогически выступая за «прекращение братоубийственной войны», они были готовы замириться с мятежниками на условиях восстановления на Юге рабства либо даже сохранения раздельного существования Союза и Конфедерации. Среди демократов было немало профессиональных ораторов, талантливых публицистов, умелой агитацией они вербовали себе все новых сторонников. Народ, страна устали от войны, и далеко не все понимали, что ее не просто надо как можно скорее завершить, но завершить именно победой, восстановлением единства страны, закреплением демократических преобразований, а не преданием их забвению ради призрачного и шаткого мира: ведь альянс с довоенным Югом уже доказал свою несостоятельность. И все же у демократов были — и немалые! — шансы на успех в предстоявших в ноябре 1864 г. выборах.

Это-то больше всего и волновало президента. Он понимал, что, если к ноябрю не произойдет явного, очевидного всем перелома в пользу Севера, перспектива поражения на выборах станет реальностью. Линкольн видел необходимость оздоровления военного и политического руководства, в частности замены главнокомандующего. Излишне педантичный, лишенный творческой жилки Хэллек явных претензий не вызывал, но ситуация требовала на этом посту энергичного, решительного командира, способного на неожиданные, порой и рискованные решения. Кто же сменяет стать таким? Перебирая множество имен, президент все чаще останавливался на Гранте,

29 февраля 1864 г. по инициативе Линкольна конгресс одобрил проект о присвоении Гранту высшего воинского звания — генерал-лейтенанта, а 1 марта президент подписал этот указ. Грант был вызван в Вашингтон. В поезде он с сожалением прочел в газетах о провале кавалерийского рейда на Ричмонд группы генерала X. Килпатрика. При этом его подчиненный, полковник У. Далгрен, действовавший самостоятельно, попал с 500 кавалеристами в засаду и погиб. У убитого Далгрена южане нашли черновые записи его выступлений перед своими солдатами. Их тут же опубликовали газеты Юга, и не мудрено: в записках Далгрена содержались, в частности, призывы «разрушить и сжечь дотла этот ненавистный город!», «убить лидера мятежников Дэвиса и его кабинет изменников!» и пр. На Севере оспаривали подлинность записок, уверяли, что подобных указаний никто Далгрену дать не мог, но мятежники и внутренние враги Союза получили весьма солидный аргумент для антилинкольновской пропаганды.