Но их отдых оказался коротким. Грант, проведя полночи над картой (она, как обычно, мало соответствовала реальности), приказал начать общую атаку в 5 часов утра. Но и 6 мая бой продолжался по прежнему сценарию, неподвластному режиссуре Гранта и Ли: огонь орудий и винтовок, смешивавшийся с огромными языками пламени, превращал Глушь в кромешный ад! Впрочем, определилось небольшое преимущество Потомакской армии: на северном участке боя части Уоррена и Сэджвика яростно теснили солдат Эвелла, а на южном Хэнкоку удалось даже внести некоторую панику в войска Э. П. Хилла. Хотя продираться сквозь заросли было трудно, солдаты Хэнкока все же мало-помалу отвоевывали у противника десяток-другой метров, потом еще, еще…
Видя, что все развивается не так, как он задумал, генерал Ли сам пытался остановить отступавшие части, но ему это не удалось. Помогло другое — на дороге Плэнк (проще говоря, вымощенной досками) показались авангарды корпуса Лонгстрита, задержавшегося дольше обусловленного срока и теперь отчаянно стремившегося наверстать упущенное время. Идя сквозь кошмарную и темную Глушь 36 часов подряд (практически без отдыха!), солдаты Лонгстрита сумели пройти 42 мили. Выйдя прямо к месту боя, они ударяли во фланг Хэнкоку, оттесняя его назад. Быстро был смят весь левый фланг Хэнкока: части Лонгстрита обошли его, внезапно возникнув из-за насыпи недостроенной, заброшенной железнодорожной ветки, откуда северяне их и не ждали. Казалось, еще немного — и они собьют потомакцев с перекрестка, столь важного для обеих сторон. Мысленно Ли уже торжествовал победу, а счастливый Лонгстрит вместе с группой штабных офицеров безмятежно скакал следом за наступавшими, почти рядом с ними.
Но тут Глушь сыграла с несостоявшимися победителями злую шутку. Справа из зарослей прозвучало несколько залпов, и вся эта беспечная группа, в которой находился и Лонгстрит, рухнула с коней. Многих из них постигла трагическая судьба Джэксона Каменная Стена, погибшего за год и три для до этого практически на том же месте (!) — разница была в 2—3 мили. Оказалось, что еще одна группа южан, совершавшая обходный бросок к железнодорожной насыпи, отстала и вышла туда, когда это место уже заняли мятежники. Но наступавшие-то этого не знали! Увидев в быстро спускавшихся сумерках живописную группу конных генералов и полковников, они не разглядели цвета их формы и с полным сознанием долга дали по ним сквозь заросли несколько залпов, пока кто-то из уцелевших офицеров не прокричал им страшную истину.
Многим казалось, что ранение Лонгстрита смертельно, и он вскоре отправится за Джэксоном (тот, напомним, промучился неделю). Но Лонгстрит выжил. Он даже ненадолго пришел в сознание, прежде чем его вывезли в тыл, и успел приказать продолжать атаку на злосчастный перекресток. Прискакал встревоженный Ли и немедленно принял команду над правым флангом атаки. Но части Бэрнсайда, пользуясь возникшим замешательством, пошли в контратаку и сумели немного оттеснить противника от перекрестка.
Следующий день, 7 мая, прошел без боев. Обе армии были измучены двухдневным сражением в непостижимых условиях. Потери были страшными: у северян — 17666 человек (правда, убитыми из них были только 2246 человек), у их противников — 7750 человек, а по некоторым данным — до 12—14 тыс.[3] Более 3 тыс. северян числились пропавшими без вести, и если раньше занесенные в эту графу почти всегда рано или поздно обнаруживались в плену, то и данном случае немало солдат и офицеров исчезло бесследно, сгорев в продолжавшем разрастаться пожаре.
8 мая начались бои в районе местечка Спотсилвейния, входящие в кампанию в Глуши. После вялых стычек противники разместили войска по обе стороны дороги Брок, где солдатам было приказано окопаться. Впрочем, в ходе войны, тем более на ее четвертом году, они почти всегда делали это автоматически, едва наступала пауза в боях. Там, где позволяли условия (в частности, и в майских боях в Глуши), солдаты укрепляли траншей поваленными деревьями, затем забрасывали землей или глиной, создавая некое подобие баррикад.
Утром 9 мая основные силы Бэрнсайда, с черепашьей скоростью двигавшиеся к месту сражения, вышли со стороны Фредериксберга прямо в тыл обороне мятежников. Кавалеристы-разведчики успели доложить об этом Ли, и тот приказал Эрли идти наперерез Бэрнсайду и занять на его пути оборону. После того как Эрли выполнил приказ, оборона южан в этом место стала напоминать по форме своеобразный угол, обращенный острием к северянам. Уже в ходе битвы этот угол длиной мили в четыре получил название «кровавого», Располагался он на северо-восточной оконечности Глуши, где лес уже был не таким плотным и кое-где даже встречались поля и фермы. Этот день, 9 мая, прошел относительно спокойно. Лишь иногда раздавались одиночные выстрелы снайперов, а чаще — простых пехотинцев, стремившихся хоть так разнообразить скучный день. Одним из таких выстрелов был убит командующий 6-м корпусом северян Дж. Сэджвик, и его сменил генерал Горацио Райт.
На рассвете 10 мая северяне мощно атаковали левый фланг и вершину «угла». Солдатам полковника Э. Аптона (в будущем — автора интересных мемуаров) удалось прорвать оборону Эвелла, и в самом начале атаки они уже захватили до 2 тыс. пленных! Но Ли бросил на поле боя новые резервы, и завязалось тяжелейшее встречное сражение. Жертвы с обеих сторон были огромными, именно в тот день «угол» стал кровавым. К темноте уставшие северяне все-таки отошли назад. Дольше всех продержался на завоеванной позиции Аптон, сумевший отстоять ее. Но уже после окончания боя, обнаружив, что он остался один в полуокружении противника, Аптон, не покинувший позиций даже тяжелораненым, тоже решил отвести свои части, чтобы наутро их не перебили. Когда Аптона увозили в полевой госпиталь, ему вручили приказ Гранта о производстве в бригадные генералы.
Следующий день вновь был спокойным: слишком много сил отдали обе армии в битве за «кровавый угол». Но на 12 мая Грант вновь назначил атаку, в которой Хэнкок должен был нанести удар по острию «угла», после чего его поддержали бы другие части. Атака началась в половине пятого утра, и корпус Хэнкока, сконцентрированный на узком участке прорыва, мгновенно смел одну из дивизий Эвелла, взяв в плен до 4 тыс. человек. Успех атаки обеспечила не только ее стремительность, но и то, что южане, ожидая удара в другом месте, перебросили туда почти все орудия, оголив остальные участки обороны. Однако быстрый успех, как это порой бывает, обернулся против победителей. Когда вслед за частями Хэнкока в прорванную узкую брешь ринулись другие подразделения, из-за тесноты произошла свалка. Ли немедленно бросил туда дивизию Дж. Гордона, которая умело использовала возникшую у северян суматоху. Хотя у Гордона было значительно меньше людей, чем у только что наступавшего Хэнкока (о других частях северян речь не шла: они прочно застряли сзади), мятежники сумели оттеснить северян назад, к их прежним позициям. Наблюдавший за контратакой Ли бросил на развитие успеха части Андерсона и Эрли.
В этот день «кровавый угол» вновь подтвердил свое прозвище. В полутемном лесу, поливаемые неожиданно качавшимся ливнем и окутанные одновременно возникшим туманом, солдаты дрались врукопашную, часто натыкаясь на своих же и проскакивая мимо противника. Южане упорно защищали свой мощный бруствер, сымпровизированный из деревьев и земли. Порой северяне подбирались к нему почти вплотную, и тогда они пытались в упор выстрелить по оборонявшимся. Но в этих случаях мятежникам иногда удавалось ловко схватить смельчака за руку и втащить к себе. С наступлением темноты Ли отвел войска на новый рубеж, прямо позади оставленного «угла». Неожиданно, как будто по взаимному уговору, отошли и северяне. Этот день, 12 мая, считается завершением битвы в Глуши (порой говорят: при Спотсилвейнии), хотя сама кампания продолжалась еще три недели.
В эти дни в столице мятежников тревога достигла предела. Начальник службы обеспечения Конфедерация генерал Дж. Горгас назвал в дневнике 11 мая «одним из дней величайшего волнения». Отправившись в 5 часов (!) к военному министру Конфедерации Дж. Седдону, Горгас застал его за работой и поделился своими волнениями. А министр сознался, что, как ему казалось, «настали последние дни Ричмонда. По сообщениям, вся кавалерия армии Мида стремительно приближалась к обреченному городу со стороны Ашленда»[4].