— Айдате, айдате! — повторил дед и повел дулом в сторону, куда, видимо, надо было идти.

Ребята медленно поднялись с земли.

— Присыпьте костер землицей, — скомандовал дед.

Мальчики повиновались. Когда все молча проходили мимо вырванных и уже сникших кустов картофеля, дед остановился.

— А ну, собирай картошку! — снова прикрикнул он на ребят.

— Какую? — не поняли они.

— Которую в земле пооставляли, курицыны дети! Только жрать ваше дело, а как хлеб растет — это вас не касается?

И дед сам по-молодому присел на корточки, положил ружье рядом и запустил глубоко в землю свои широкие, как лопаты, заскорузлые ладони. Он покряхтел, покопался и вдруг вынул обе руки и вынес на поверхность полную пригоршню картошки. Картофелины были крупные, как на подбор, и горкой лежали в перепачканных землей руках деда.

— Видишь? Самое добро в земле пооставляли, дурьи головы. Копай, говорю!

— Так, прямо руками? — удивился Юрка, брезгливо посматривая на выпачканные землей руки деда. Под широкими желтыми ногтями было черно. Жилы вздуты, кожа на руках покрыта трещинками. — Ну уж нет!

Юрка оглянулся кругом. Поискал, нашел прутик и стал выковыривать из земли одну картофелину. Дед посмотрел на него и криво усмехнулся.

Олег, подражая деду, запустил сразу обе руки в рыхлую, теплую землю и нащупал круглые, твердые клубни. Он подцепил их и вытащил сразу четыре штуки.

— Видал? — сказал дед и вдруг рассмеялся. — Ты руки-то землей запачкать не бойся. Земля, она, матушка, не запачкает...

Картошку сложили горкой на краю поля. Ее оказалось порядочно.

— Пришлю потом кого-либо, для трактористов заберут, — решил дед и еще раз повторил: — Айдате!

Пока шли до села с забавным названием Покатовка, дед расспрашивал ребят спокойно и методично. Олег молчал, дивился изобретательности Юрки. По его рассказам выходило, что они с Олегом братья. Совсем недавно у них умерла мать, и отец снова женился. Мачеха у них настоящая ведьма, обманывает отца и не дает житья детям. Они не хотят дольше терпеть произвола и решили уйти к бабушке. Бабушка живет в одном из сел соседней области. Денег у них нет, и поэтому они решили пробираться пешком.

— Погода хорошая, огороды не убраны, можно продержаться, — закончил Юрка свое повествование.

Дед слушал молча, изредка неопределенно хмыкая и указывая ребятам дорогу.

Село Покатовка, куда привел их дед, издали казалось небольшим. Оно располагалось в широкой долине между двумя рядами невысоких холмов. Поодаль блестело озеро, и стаи уток и гусей, словно легкие облака, покачивались на его поверхности.

Село казалось безлюдным.

Правление помещалось в большом многооконном доме с новыми, чисто выструганными ступеньками крыльца.

Дед пропустил ребят вперед.

В первой комнате стояло четыре стола. Три были свободны, и только за одним, у окна, сгорбившись, сидел человек с бородкой и щелкал костяшками счетов.

Он не поднял головы и не ответил на приветствие деда. Из открытых дверей соседней комнаты доносился сердитый женский голос:

— А ты в третьей бригаде был? Был, я спрашиваю, в третьей бригаде? Так вот. Иди и не показывайся, пока не наладишь, понял?

Вслед за тем навстречу ребятам быстро вышел высокий человек в синем комбинезоне и, секунду постояв на пороге, решительно направился к двери, должно быть не заметив ни ребят, ни сторожа.

Мальчики остановились, но дед подтолкнул их дальше.

Следующая комната выглядела светлой и нарядной. Белые, надутые ветром занавески на окнах, горшки с цветами и длинный, застланный зеленой байкой стол почему-то напомнили Олегу читальный зал.

В конце стола сидела женщина. Голова ее была по-деревенски повязана клетчатым платком, обмотанным вокруг шеи. Синяя трикотажная кофта с большими оттянутыми карманами облегала полную фигуру. Женщина подняла голову, и Олег увидел, что лицо ее уже не молодое, но почти без морщин, и щеки румяные. А глаза серые, с карими искорками.

Женщина с недоумением переводила взгляд с ребят на деда.

— Здорово живешь, председатель! — сказал дед и снял свой малахай.

Олег удивился. Он ни за что бы не подумал, что эта простая женщина, очень похожая на молочницу, которая приносит им в дом молоко в бидонах, и есть председатель колхоза.

— Здравствуй, Семеныч, — негромко ответила она. — Кого это ты привел?

— Огородников, Настасья Семеновна, огородников.

— На подсолнухе или на бахче? — Настасья Семеновна строго глянула на ребят и взялась за карандаш.

— Нет, матушка, на картошке взял. Понадергали там кустов пятнадцать.

— На картошке?!

Женщина удивленно приподняла брови, внимательно посмотрела сначала на Юрку, потом на Олега. Взгляд ее задержался на Олеговом одеянии.

Олегу было неловко под взглядом этих умных, немного усталых глаз.

А Юрка сразу же, не дожидаясь вопросов, начал повторять свой рассказ, изредка приукрашивая его новыми подробностями.

История, рассказанная Юркой теперь уже более уверенно, произвела на председателя впечатление.

Она дважды переспросила название села, где, по рассказу, жила у ребят бабушка.

— Не Степановка, а Степновка, наверно, — поправила она Юрку.

И он поспешно согласился:

— Ну да, Степновка.

Настасья Семеновна поинтересовалась, как они ехали, и, узнав, что шли пешком, охнула и спросила, чем же они питались.

— Что удавалось найти, — ответил Юрка, скромно опуская глаза. — Уж конечно, главным образом на огородах.

Председатель задумалась. Она сидела, подперев щеку рукой и глядя куда-то поверх Юркиной головы. Потом, отпустив сторожа, она крикнула в соседнюю комнату:

— Матвей Ильич!

В соседней комнате громко двинулся стул, и на пороге сразу же появился тот самый человек с бородкой, который щелкал на счетах. Стоя в дверях, он критически осмотрел сначала Юрку, потом Олега.

Олег поежился.

— Матвей Ильич, мы не могли бы помочь ребятам добраться до Степновки?

— Это каким же манером? Дать машину персональную? Ваше дело, председательское.

— Да нет. Машины заняты. Где же машину с уборочной брать... Денег бы надо, Матвей Ильич, рублей пятьдесят. Им бы хватило на дорогу.

Матвей Ильич вдруг преобразился. Он выпрямился и, подойдя к председательскому столу, заговорил громко, пристукивая по столу маленьким жилистым кулаком:

— Из колхозной кассы?! Пятьдесят рублей?! Да вы что, Настасья Семеновна, в своем уме? Да за что, про что?.. Этакие лбы, поглядите на них, родная вы моя! Да их в плуг запряги— потянут заместо трактора!..

— Полно, Матвей Ильич. Ребята осиротели, к родным пробираются. Помочь бы надо. Видишь, сторож их на картошке взял. Разве на картошку сытые подадутся? Наших небось на горохе лови да на бахчах. А тут, видно, крайность!

— Крайность?! — Человек с бородкой даже подпрыгнул. — Тебе, Настасья Семеновна, все военное время видится. Да ты глянь, глянь на него, нешто от голода этакая рожа бывает? — И Матвей Ильич ткнул сухоньким пальцем чуть не в самый нос Юрки.

Юрка обиженно поджал толстые губы и пробормотал:

— Но-но, вы не очень-то!

— Баловство одно, помяни мое слово, председатель, одно баловство! — не унимался бойкий счетовод.

— Да ведь нельзя же, — неуверенно твердила Настасья Семеновна, смущенно оглядываясь по сторонам. — Как же так, Матвей Ильич? Неужто глаза закрыть да мимо пройти?!

— Нет, уж ты позволь, матушка, тебя маленько поучить. Никифоров Мишутка в седьмых аль в шестых еще? А прицепщиком ездит, ничего. Ты ему полста рублей за так не даешь? А Валька Сидоркин? Небось уж трудодней семьдесят на уборочной накатал? А он помене этого ростом и в плечах не больно широк... Только у матери его таких еще трое, и не приходится сидеть парнишке сложа руки, заработать самому охота. Знает, на чужих огородах не проживешь! Чего же ты ему полсотни не подбросишь? Или наши ребята хуже этих? Да ты ведь им полсотенную не отвалишь за здорово живешь. И правильно сделаешь!