Но первой, кого он увидел, была Алина Пылаева. Девочка торопливо семенила резиновыми ботиками, изредка, как сорока, подпрыгивая. Должно быть, в ботиках было скользко идти. Алина торопилась. Она зябко прятала в воротник покрасневший носик, но при этом ухитрялась вертеть головой и шнырять своим глазками по всей улице. Олег собирался обойти Алину сторонкой, но девочка заметила его, подбежала и схватила за руку. Олег сердито вырвал руку:

— Вот дура-то, на людей бросается!

Но Алина не только не обиделась, но даже будто и не заметила выходки Олега.

— Пойдем! Пойдем, что я тебе покажу!.. Вот тут за углом, недалеко... Хи-хи-хи... Погляди-ка на них...

— На кого еще? — недоверчиво протянул Олег, но машинально ускорил шаги.

— На Михайлову и Ваську твоего, вот на кого! Иди-ка, погляди... Мне бы одной не поверили, а уж тебе-то, дружку, поверят... К Наде бежала, чтобы ее позвать, а тебя встретила. Даже еще лучше, сам полюбуешься...

— Что ты все врешь! — крикнул Олег и остановился. Алина тоже остановилась и прижала колючую варежку к его лицу.

— Не кричи, дурак, они услышат!.. Вот тут, за углом...

Олег замолчал и почти бегом пустился в указанном направлении. Повернув за угол, он с разлету остановился, будто наткнулся на стену.

Высокий, стройный тополь рос на обочине тротуара. Свет уличного фонаря падал сквозь узорную вязь тонких ветвей и отбрасывал сетчатую тень на заснеженный тротуар. В тени, возле тополя, стояли две фигуры. В одной из них Олег без труда узнал Катю Михайлову. Пушистая шапочка была сдвинута на затылок. У ног девочки валялись коньки, перевязанные ремешком. Катя обнимала за плечи какого-то мальчика и, близко придвинувшись, что-то говорила ему в самое лицо, торопливо и горячо.

Мальчик стоял без шапки. Голова его была опущена, и только по взъерошенным кудрявым волосам Олег узнал Василия. Оба они не замечали ни Олега, ни прятавшуюся за стволом тополя Алину.

В первый момент Олег был так поражен представшей перед ним картиной, что не смог передохнуть. Но в следующее мгновение волна слепящей злобы нахлынула на него. Здесь перемешалось все: и досада на даром потраченный вечер, и возмущение вероломством друга, и сожаление, что не он, не Олег, говорит Василию какие-то важные слова, которые тот выслушивает с таким грустным и покорным вниманием.

«Что же это такое? Что она ему говорит? Почему Василий без шапки?» Один вопрос в голове Олега сменялся другим прежде, чем он успел произнести первое слово.

Но за тополем послышался тонкий смешок Алины.

— Видал? — пропищала она. — Целуются! А других за пустяки обсуждают...

Вслед за тем послышался дробный стук убегающих ног. Олег даже не взглянул вслед Пылаевой. Он шагнул вперед и мрачным, срывающимся голосом повторил слово, подсказанное Алиной:

— Целуетесь?!

Катя отшатнулась от Василия и широко раскрытыми глазами посмотрела на Олега. А Василий смутился. Олег ясно увидел, как он, мучительно краснея, переводил растерянный взгляд с Олега на Катю. «Значит, правда», — решил Олег и в раздражении и гневе шагнул к девочке, потрясая коньками у самого ее носа:

— А еще девчонка! А еще нос задираешь, и косы длинные. Хоть бы на улице постеснялась!..

Олег выкрикивал бессвязные злые слова, глядя прямо в широко раскрытые испуганные глаза Михайловой. Еще немного, и он ударил бы Катю коньками.

Но его руку с силой рванули назад, и перед ним возникло бледное лицо Василия. Брови сдвинуты, губы дрожат. Олегу показалось, что Василий сейчас заплачет.

— Не смей ее трогать, слышишь? Не смей так говорить! Ты ничего не знаешь, и молчи... Я тебе не успел рассказать...

Олег в бешенстве вырвал свою руку и крикнул:

— Мне не успел рассказать, а ей успел? Нет уж! Теперь я все знаю! Можешь мне не рассказывать, я и сам кому хочешь рассказать про это сумею...

Василий угрожающе сдвинул брови, сжал кулаки и, наступая на Олега, прошептал:

— Только посмей, только пикни об этом в школе! Я тебе всю морду расквашу и знать тебя больше не буду!..

— Ты мне не грози, — внутренне удивляясь своему внезапному спокойствию, холодно ответил Олег. — Я и сам теперь вижу, какой ты мне друг!..

Он бесцельно переложил коньки из одной руки в другую и, круто повернувшись, зашагал по улице, не замечая дороги.

Посыпал мелкий снег. Крохотные снежинки плясали в светлых кругах фонарей, и казалось, что они посмеиваются над простотой и доверчивостью Олега, над его смешными представлениями о дружбе.

Неужели только в книжках бывает настоящая, большая дружба, когда все, все можно рассказать другу, когда не надо хитрить и прятаться? Ведь мог же Василий сказать ему, что не придет на каток. Зачем было обманывать? Почему нельзя было хотя бы намекнуть на свою тайную дружбу с Катей? Какой же это друг? Неужели их разговор в «Соснах» — это пустые слова и фантазии?

Неужели Василий думает, что слюнявая дружба с Михайловой может заменить ему Олегову крепкую, мужскую дружбу?!

На следующий день Олег опоздал в школу.

Утром все не ладилось. Долго собирал учебники, а когда перед самым уходом стал переобуваться, оборвались шнурки.

Олег выскочил из дома, едва не позабыв сумку с книгами.

Первым уроком, как назло, была история. Анна Вторая строго взглянула на Олега своими холодными серыми глазами и на его вопрос, можно ли войти, ответила недовольным тоном:

— Хорошо, садитесь. Но прошу запомнить, чтобы это было в последний раз.

«И слова-то какие противные подбирает: «прошу запомнить», — возмутился про себя Олег, шумно усаживаясь на место.

Первым делом он посмотрел в сторону девочек.

Катя Михайлова сидела опустив голову и что-то чертила карандашом прямо на парте. Галя, опершись подбородком на сжатые кулачки, внимательно слушала учительницу. Олег несколько раз покосился в сторону Василия. Тот сидел неподвижно и даже не отодвинулся, когда Олег нечаянно подтолкнул его. Выглядел он странно. Бледный, осунувшийся, будто не спал несколько ночей. В душе Олега шевельнулось беспокойство. Явно что-то случилось. Олег несколько раз попытался привлечь к себе внимание товарища, но Василий даже не шевельнулся.

«Подумаешь, еще и воображает! — обиделся наконец Олег. — Сам же виноват и сам же на человека смотреть не хочет!» — И Олег демонстративно сел вполоборота к Василию.

Еще сегодня утром Олег мысленно подбирал всяческие оправдания вчерашнему поведению Васи. Он даже готов был простить его тотчас, если бы Василий хотя бы взглянул на него. Хмурая отчужденность друга задела Олега. Вчерашнее огорчение и обида снова ожили.

Олег беспокойно завозился на месте, стал оглядываться на ребят.

Алина Пылаева делала ему какие-то знаки и таращила свои маленькие глазки. Юрка Студенцов усмехался с видом снисходительного превосходства. Коля Маточкин, откинувшись назад и вытаращив добрые глаза, прислушивался к словам Нади, которая, подавшись вперед, что-то быстро шептала ему на ухо.

Олег мысленно плюнул и повернулся к доске.

Уроки тянулись нестерпимо долго. В перемены Олег уныло бродил по коридору, не обращая внимания на оживленную толкотню. Даже любимая физика сегодня показалась Олегу скучноватой.

В большую перемену к нему подошел Коля Раков и спросил:

— Слышь, Олежка, это верно, что ты сам видел?

— Что?

— «Что, что»! Другим рассказываешь, а мне нет? Верно, что они целовались на улице?

— Кто? — сдавленным голосом переспросил Олег и вдруг почувствовал, что внутри у него все похолодело, а потом горячая волна хлынула в голову, в ушах застучало, а сердце забилось так, что, казалось, подпрыгивало к самому горлу.

— «Кто, кто»! Сам знаешь, Михайлова и Кузьмин, вот кто! Не прикидывайся, я уж слышал.

Олег схватил Колю за ворот куртки и оттащил в сторону, в самый угол коридора.