– Да, – сказал он. – Я знаю. После того как закончится служба. Еще полтора года.

– У-у-у! – завыла я от огорчения. – Так долго!

– Я буду рядом. Но, кажется, от службы освобожусь значительно раньше, даже планировал, – задумчиво произнес он. Но объяснять не стал, сколько бы я его ни пытала. Ну ничего, ничего! Мы всего-то женаты – раз-два и обчелся! Чуть позже, не сразу, я научу его делиться всем – как радостями, так и тревогами.

А пока что мечтала о том, как наше правление принесет бригантам мир и процветание. Он будет защищать, я – строить. Больницы, школы, водопроводы. Бани по даррийскому образцу. А еще – святилища Трехликому, потому что выразить словами свою благодарность за своего мужа я не могла. Если уж Богу нравятся памятники дикого зодчества – застрою все и везде колоннами с его изображением. А еще – храмы Митры. Мы, бриганты, крайне терпимы по отношению к другим религиям.

Главное, чтобы не было войны.

Хорошие конюшни у Наместника! Просторные, светлые, с чистыми денниками, в которых пахло сеном и любовью к лошадям. Лошадей было много, пара сотен, разных пород, от конезаводчиков со всех концов Даррийской Империи. Публий предложил выбрать тех, кто привык ходить в колесницах, но я решила не рисковать, сказав, что поеду на своих. Мы отправлялись на утреннюю прогулку за город, где Наместник собирался показать «гипподром». Конечно, до Великого Цирка, что на Марсовом Поле на левом берегу Табера в столице Даррийской Империи, местный стадион недотягивал. Наместник не хотел вкладывать деньги в еще одно грандиозное строительство, сказав, что одного дворца ему хватило за глаза.

Несмотря ни на что, вдоль деревянных трибун на поле длиной в шесть сотен метров и шириной в сотню, с разделительным барьером посредине, воротами для одновременного старта нескольких упряжек и метами – раскрашенными столбами в местах, где трасса делала поворот, – проводились гонки на колесницах, пользовавшиеся огромным успехом у местной публики. Заслышав о соревнованиях, выпросила у Публия разрешение сделать несколько кругов. Решила не упустить возможности проехать вдоль трибун, впитавших в себя азарт, скорость и ликование зрителей. То, чего мне иногда так не хватало.

В мою колесницу впрягли Беляночек. Так я прозвала двух лошадок, которых привез Квинт в первую нашу встречу. «Подарок императора», – сказал легат, не сводя с меня взгляда. Надо же, прошло всего ничего, и теперь я замужем. За ним. Замужем! Кто мог подумать, что, ожидая на холме перед Инсуримом даррийский отряд, встречу свою судьбу?

Эту ночь мы провели вместе. Я едва дождалась, когда смогу выскользнуть из цепкой хватки Публия, чтобы вновь очутиться в объятиях мужа. Он оказался первым в моих покоях, успев закончить дела в штабе армии раньше, чем планировал. Проговорили до рассвета, затем я заснула у мужа на руках.

Утром начали признаваться. Первыми узнала няня и Мара. Странно, но кандидатура будущего короля не стала для них откровением. Бретта пожала плечами, пробормотав насчет того, что если уж перевелись мужчины в собственном племени, то девочке остается только взять себе из другого. Я засмеялась, затем получила сотню поцелуев от Мары.

Друиды были менее сдержанны в своих эмоциях. Ангус выглядел убитым. Неужели до последнего надеялся? Гахарит же… Гахарита прорвало. Он утащил меня в приемную комнату в моих же покоях, закрыл дверь и долго выяснял, понимаю ли я, что творю. Заверила, что покидать бригантов и отправляться за мужем в далекую Даррию не намерена. К тому же Квинт останется со мной после окончания службы, его военные навыки пойдут на благо племени. А еще, а еще… Я собиралась построить несколько святилищ Трехликому в благодарность за его милость.

Гахарит успокоился. Ну, по крайней мере, сделал вид. Долго разговаривал с Квинтом, после чего заметно подобрел и стал походить на прежнего, верного мне друида бригантов. Затем намекнул, что в отсутствие Верховного готов дать несколько уроков магии, и предложил настойку для быстрейшего зачатия. От уроков я отказалась – время неподходящее. От зелья тоже – сами разберемся!

Мою дружину в известность поставил Квинт. Я как раз вернулась после беседы с Гахаритом и застала мужчин за разговором. Послушала о военных учениях, тонкостях закупки оружия и амуниции. В общем, дорогое мужскому сердцу «бла-бла-бла». В основном говорил Квинт. Прасург, Тристан и иже с ними кивали, иногда спорили, иногда разражались репликами «вот это дело!», «да будет так!». Посмотрела на сводного брата. Он, кажется, был увлечен беседой, а не погоней за троном. Прасург щурился, тянул себя за бороду и время от времени пытался возражать Квинту, но по делу. Вел себя уважительно, словно говорил с королем как верный и лучший его советник. Одним словом, поладили!

Прикинула, во сколько казне выльется военное «бла-бла-бла». Выходило, влетит в копеечку. Поцеловала мужа на глазах у всех. Он не остался в долгу, так что народ мы смутили знатно. Хотя народ почему-то смущаться не стал, разразился одобрительными криками. Наконец попрощалась и ушла, кивнув охране, чтобы следовали за мной. Я отправилась к Наместнику: развлекать, развлекаться, а заодно просить денег. Вернее, снижения налогов. В деталях расписала Публию планы по возведению защитной стены, наподобие той, что стояла на границе с кальзедонами. Рассказала о постройке лечебниц и школ, в которых детей будут обучать грамоте и законам – как нашего племени, так и Даррийской Империи. Затем – о планах по обустройству городов, проведении водопроводов, строительству святилищ и храмов Митре.

Вместо того чтобы залиться счастливыми слезами, Наместник пообещал подумать. Ну что же, пусть думает! Я собиралась пробыть в Лондиниуме еще пять дней. Надеялась, что к этому времени Публий созреет.

Затем отправилась с Наместником кататься на эсседах. Перед выездом написала записку мужу. Да-да-да! Сама! Правда, пришлось выпросить пергамент и перо с чернилами. Кажется, королева бригантов, которая, чертыхаясь, склоняла неправильные даррийские глаголы, произвела на Публия еще большее впечатление, чем когда говорила с ним о радостях любителей котов.

Публий удивился, когда я с легкой улыбкой назвала имя того, кому адресована записка. Больше ничего не рассказывала, пробормотав про «дела сердечные». Письмо, подозреваю, с морем грамматических ошибок, понес один из слуг Публия. Мы же отправились за город. Кто верхом, кто на колесницах, дамы – в повозках. Публий восседал на вороном жеребце, самом здоровенном из виденных мной до этого. Я правила колесницей.

Остановились на холме, осматривая окрестности. С правой стороны располагался лес, могучий и дремучий, убегавший за горизонты. Когда-то в нем была Священная Роща триноваров, но им пришлось перенести капище в другое место. Оказалось, Святилище древних богов портило Наместнику вид, когда он выезжал из Лондиниума. Нос Публия дернулся презрительно. Он уставился на меня, ожидая реакции. Да что б тебя!.. Я понимала, это проверка, поэтому промолчала.

Уставилась на гипподром, окруженный с трех сторон трибунами. Перевела взгляд на вытоптанную землю трассы. Лучше буду думать о гонках, чем о Публии, который сегодня откровенно и плотоядно меня разглядывал. Зря я вчера понадеялась… Вздохнув, отправилась к эсседе. Рядом стояли еще три: для Арго из моей охраны и для двоих из свиты Наместника. Публий кататься отказался, сказал, что предпочитает смотреть. И смотрел. На меня. Чтоб боги лишили его зрения!..

Я уж было собралась отправить лошадей вскачь, как заметила приближающихся лошадей. Прибыл легат с двумя легионерами. Одет муж был в военную тунику. Спешились. Лицо у Квинта было недовольным.

– Я буду править, – приказал он, забравшись в эсседу после короткого разговора с Публием. Пожала плечами, подвигаясь. Отдала вожжи, поправила подол длинного платья, чтобы муж не наступил на него. Что за собственнические замашки?

– Как хочешь, – сказала ему. – С чего бы это ты так возбудился?