Лазарь Карелин

На тихой улице

1

Над улицей прошел дождь, короткий и обильный. В воздухе запарило, легкий туман поднялся над лужицами в асфальтовых вмятинах и по сгибам кровель. Солнце, точно спеша просушить землю, начало греть еще ретивее. И уже через несколько минут только по темным дворам да затененным подворотням, где земля подсыхала медленнее, можно было угадать, что прошел дождь.

Девочка лет десяти, старательно хмуря брови, быстро шла посередине неширокой тихой улицы. Девочка была стройная и тоненькая. Густой загар лежал на ее длинных, с острыми коленками ногах и на курносом веснушчатом лице. Девочка хмурилась, но синие ее глаза озорно поглядывали из-под белесых бровей, а смешливые губы вот-вот готовы были улыбнуться. Не так-то просто было хранить озабоченное выражение на лице в это солнечное, ясное утро.

Перейдя улицу, девочка вошла в глубокий туннель, ведущий во двор высокого старого дома.

Двор дома был большой и занятный. В иное время девочка обязательно задержалась бы, чтобы посмотреть на игравших в лапту мальчишек, или на то, как толстая женщина с ожесточением колотит палкой по огромному ковру, или уж хотя бы на то, как какой-то парнишка расстреливает камнями поставленную у стены бутылку. Но сейчас она едва взглянула на все это и только презрительно скривила губы.

— Мазила! — громко сказала она, проходя мимо паренька, который никак не мог попасть камнем в бутылку.

Сказала и даже не оглянулась.

В самом дальнем углу двора, где сгрудились полуразвалившиеся клетушки сараев и земля была завалена ржавыми кусками железа, разбитыми ящиками, досками, кучами строительного мусора и битого кирпича, девочка увидела высокого, худощавого мальчика в белой майке и спортивных, забранных у щиколоток брюках. Он стоял прямо и неподвижно, напряженно глядя в пролом стены, через который во двор проникал далекий шум улицы — разноголосица автомобильных сирен и монотонный шаркающий звук шагов. Мальчик был хмур и задумчив.

— Здравствуй, Коля, — подходя, робко окликнула его девочка. — А я боялась, что ты не придешь.

Коля вздрогнул и оглянулся.

— Здравствуй, Настя, — храня все ту же задумчивость, сказал он. — Ну, что тебе?

— Да я… — Тут Настя смутилась, зачем-то быстро дотронулась руками до своих перевязанных красной ленточкой косичек и уже было открыла рот, чтобы что-то сказать, но так ничего и не сказала. — Давай посидим, — помолчав, предложила она.

— Давай.

Коля хмуровато улыбнулся, и от этой скулой улыбки смуглое лицо его вмиг преобразилось, посветлело. Темная полоска над губой весело изогнулась и поползла вверх. Сверкнули зубы, и искорки смеха забегали в глубине больших карих глаз.

Коля приподнял с земли пустой ящик и поставил его перед Настей:

— Садись!

— Ох, что же теперь будет? — поерзав на шатком сиденье, как бы невзначай обронила Настя. Она украдкой, из-под руки, взглянула на своего приятеля.

— Не знаю, — мрачно отозвался Коля. — А что?

— Да ты не бойся, — поспешно сказала Настя. — Хочешь, я вас помирю? Хочешь?

— «Помирю»?! — с угрозой в голосе переспросил Коля. — За этим ты меня и вызывала?

— За этим! — Настя в возбуждении соскочила с ящика.

Наконец-то она сказала те самые слова, ради которых решилась сегодня чуть свет позвонить Коле Быстрову по телефону! Коля был старше ее почти на целых четыре года, и Настя, хоть и считала его самым большим своим другом, еще ни разу не звонила ему, чтобы вот так просто взять да и сказать, в телефонную трубку: «Коля, ты? Это я, Настя. Ты знаешь, ты выходи сейчас во двор… Ну туда, к сараям. Прямо сейчас, хорошо?» — «Ладно, иду», — коротко и, как показалось Насте, сердито ответил Коля.

И пришел.

Но только сейчас, когда самые трудные для нее слова были произнесены, девочка по-настоящему поняла, какая большая беда случилась с ее другом. И, уже не утешая Колю, а лишь делясь с ним своими печальными новостями, она стала рассказывать:

— Ты знаешь, ты ведь Володьке руку сломал. Я сама видела. Рука вся в гипсе, а пальцы белые-белые и не шевелятся. Он теперь и на скрипке играть не сможет и в волейбол…

— Я ему руку не ломал, — бледнея и очень тихо сказал Коля. — Чего ты болтаешь? Я его только раза три и стукнул всего. За дело!

— Да, а он вот упал, и прямо на руку. Нет, теперь вас не помиришь! — горестно вздохнула Настя. — Ну зачем ты все на кулаки да на кулаки! — упрекнула она. — Ведь не на войне же…

— А он зачем? — дрогнувшим от горькой обиды голосом крикнул Коля. — Ты знаешь, что он мне сказал? Он сказал, что я вор! Понимаешь — вор!..

— Да ну?! — изумилась Настя. — Как же это он?

Не дождавшись ответа, она подошла к Коле и тихонько дотронулась рукой до его плеча:

— Может, ты взял у него что-нибудь поиграть, а он…

Коля отрицательно мотнул толовой.

— Может, ты пошутил, спрятал что-нибудь?

И снова Коля отрицательно, печально мотнул головой.

— Тогда это он не подумавши, — убежденно произнесла девочка. — Я когда что-нибудь глупое брякну, мне мама всегда говорит: «Это ты не подумавши».

— Не подумавши? — вспыхнул Коля. — Да за такие слова!.. — Пальцы его сжались в кулаки, а худощавое, стройное тело напряглось от гневного возбуждения. — Эх, да ты мала, тебе не понять! — с отчаянием отвернулся он от Насти.

— А ты большой, да? — вдруг коротко всхлипнула девочка. — На тебя вот теперь Володькина мать в суд подала. Вот какой ты большой…

— В суд? — не веря Насте, порывисто шагнул к ней Коля. — На меня?!

— Не на меня же! — мстительно сказала Настя. — На маленьких не подают. — Глянув на Колю, она тут же раскаялась в своих словах. — Коля, Коленька, что с тобой?

Коля Быстров, ее большой, сильный и добрый друг, прижавшись головой к стене сарая, громко всхлипывал.

— Коля, ты плачешь? — с изумлением и страхом прошептала Настя.

Но нет, Коля не плакал. Насте, видно, это лишь показалось. Он и к сараю больше не прижимался, а стоял прямо, с вытянутыми вдоль туловища руками, и глаза его были совсем сухие, разве только чуть-чуть красные.

— Ну и пускай, пускай судят! — глухо сказал он. — Если бы жив был мой отец, он бы не позволил. Я…

Коля не договорил. Невидящими глазами смотрел он на Настю. Мыслями он был сейчас далеко-далеко отсюда.

Что виделось ему? Какая обида наполняла все его существо? Какие горькие мысли, какие решения теснились в его голове? Ничего не знала об этом Настя. Она знала лишь одно: с ее другом стряслась беда, а помочь ему она не может.

— Ты вот что… ты не горюй, Настя, — внезапно услышала она совсем будто спокойный голос Коли. — И если я… ну, если уеду куда-нибудь, так ты… ты не удивляйся… — Коля беспечно улыбнулся. — Понятно?

— Нет, — качнула головой Настя. — Нет, ничего мне не понятно. — Она во все глаза смотрела на Колю.

А он, возбужденный, повеселевший, точно сейчас вот должна будет начаться какая-то увлекательная игра, уже отходил от девочки, направляясь к видневшемуся невдалеке гаражу, из которого, оглашая двор басовитыми гудками сирены, медленно выезжала машина.

За распахнутым окном виднелись ряды зданий и далекая площадь, вдруг приблизившаяся к окну сверкнувшими на солнце стенами высотного дома.

Алексей Кузнецов, молодой человек лет двадцати шести, в белой рубахе с расстегнутым воротом, стоя у окна, глядел по сторонам, вдыхая утренне свежий, еще не прогретый солнцем воздух. Он был невысок, но ладно сложен и широк в плечах. Лицо Алексея с задиристым изломом бровей, с прямым коротким носом и чуть проступающими на щеках твердинками скул дышало здоровой, уверенной в себе молодостью, светилось приязнью и внимательным интересом ко всему, что открывалось сейчас его взору.