Подразделения прошли уже не один десяток километров. Из-под выгоревших солдатских пилоток струились мелкие капельки пота, оставляя на запыленных щеках темные извилистые следы. Пыль слепила глаза, хрустела на зубах. Опустевшие солдатские фляжки издавали на ветру сухой тоскующий звук. Все тяжелее ступали ноги. На повороте два солдата оторвались от строя и начали отставать. Скорей бы привал…

А привала все не было. Шагавший впереди колонны командир подразделения Жоров, высокий жилистый подполковник, то и дело с беспокойством посматривал на часы, поторапливал строй:

— Шире шаг. Подтянуться!

Надо было вовремя прийти в район сосредоточения.

Долгожданное слово «привал» прокатилось над колонной у степного колка, через который протекал небольшой ручей. Здесь было потише. Солдаты устремились к ручью и, утолив жажду, тут же рассыпались по зеленой ложбине. Одни начали переобуваться, другие протирать оружие. Задымились самокрутки — услада солдатского сердца.

Подтянулись и два отстававших солдата.

— Что же вы роту подводите? — упрекнул их подполковник Жоров, проходя мимо.

— Они, видно, минуту за время не считают, — недовольно проговорил старшина Бынков, поправляя на рукаве шеврон. — Тут на прошлой неделе один на кроссе отстал, так вместо того чтоб досадовать, переживать, вдруг говорит: «Минута больше, минута меньше — пустяки!» — «Как так, — говорю ему, — пустяки? Да в бою не только минута — секунда успех решает!»

— А вы, вместо того чтобы сердиться, взяли бы да рассказали о цене секунды в бою. Ведь идти-то нам еще немало. Может, пригодится, — посоветовал командир.

Когда подполковник ушел, солдаты, почувствовав, что старшина может сейчас рассказать кое-что интересное, начали пододвигаться к нему поближе. Старшина сидел у самого ручья и, слегка привалившись спиной к стволу толстой березы, вытирал платком свое круглое запотевшее лицо.

— Бой за мост как не помнить? — медленно, как бы нехотя, проговорил он. — Момент был ответственный — каждая секунда на счету. Проморгал чуть-чуть — ну и поминай как звали.

От их взвода в ту ночь зависел исход боя. Сумеет захватить он мост и тем самым сохранить его, значит, передовой отряд на рассвете ворвется в город. А не сумеет, значит, мост будет взорван, и тогда попробуй-ка наведи переправу, если на тебя смотрят с высоты десятки амбразур дотов и дзотов. Больших жертв потребует переправа.

Вышли в темную ночь. Двигались бесшумно, но быстро. Как ни опасен был поход, но идти не страшно, если вокруг тебя надежные товарищи. Рядом с Бынковым, как всегда, шел солдат Григорий Тафетулов. Роста он был, как утверждает старшина, богатырского, в плечах — косая сажень. С таким — любое дело не страшно. В роте шутили, что в пехоту Тафетулов попал случайно. Его якобы направляли в танкисты, но он «в танк не вошел». Вот и отправили Тафетулова в пехоту…

По левую руку осторожно ступал красноармеец Харитон Чернов — пожилой сутулый солдат. У Чернова было четверо детей. Самый младший из них — сын Валерка писал отцу печатными буквами трогательные письма. Командир взвода уважал Чернова и даже иногда советовался с ним.

За Черновым семенил Вася Осипов — маленький верткий, как вьюн, солдат, которого за веселый нрав все называли «ротной самодеятельностью». Вася веселил всю роту. Он мог и сплясать и рассказать побасенку, а если надо, и просто посмешить. Лицо у него кругленькое, в веснушках, нос остренький. Иногда, чтобы посмешить роту, он «лез в драку» на богатыря Тафетулова, умоляя товарищей: «Держите меня, держите!». Не любивший шуток Тафетулов часто корил Васю малым ростом:

— Ну какой ты солдат? Пуговка солдату — не больше…

Но командир взвода младший лейтенант Андреев высоко ценил Осипова. И прежде всего за проворство. Уж если надо что сделать быстро, лучше Осипова исполнителя не найти.

Вскоре они подползли к проволочному заграждению в три кола. За ним в темноте виднелись мертвые глазницы дзотов. Они могли ожить в любую минуту. По насыпи черной тенью ходил взад и вперед часовой. Солдаты замерли, прижавшись к земле.

Самая опасная минута…

Как же выйти из этой полосы смерти? Делать проход нельзя — рядом часовой. Обходить? Некуда. Значит, выход один: сорваться вихрем с места — и на мост. А проволочное заграждение можно забросать шинелями, припасенными на этот случай. Только бы суметь проскользнуть на насыпь до того, как оживут, проснутся огневые точки. Выждав, когда часовой пошел в противоположную от них сторону, командир взвода махнул рукой, и солдаты ринулись вперед. Первым вырвался Тафетулов, левее бежали Чабан и Чернов. Вот уже они забросали ряды проволоки шинелями, и Бынков заметил, как юркий Осипов с ходу перемахнул все три кола и, перевернувшись кубарем, побежал дальше.

Часовой обернулся в то время, когда половина солдат уже преодолела препятствие. Он закричал, вскинул автомат, но тут же был снят верной очередью.

— Вперед! — что было силы крикнул командир взвода, и каждый понимал, что в эти считанные секунды решается успех дела.

Дзоты загрохотали только тогда, когда взвод был уже на насыпи. Лишь два солдата, не успевшие быстро взбежать по крутому скату, были тут же сражены наповал.

— Гранатами по амбразурам дзотов! — послышался голос Андреева.

Ночная тишина, разорванная первой автоматной очередью, теперь наполнилась гулом и треском: рвались гранаты, трещали автоматные очереди.

В темноте было трудно отличить своих от чужих. Бынков только и видел крупную приметную фигуру богатыря Тафетулова да маленького верткого Осипова. Тафетулов дрался на штыках с двумя низкорослыми солдатами. Вот на него бросился третий, пытаясь скосить очередью из автомата. Но проворный Осипов опередил его. Выронив автомат, противник покатился под насыпь.

«Мал золотник, да дорог!» — мелькнуло в голове Бынкова.

Ожесточенная схватка на мосту закончилась очень быстро.

Когда группа вражеских солдат была уничтожена, младший лейтенант Андреев дал в воздух голубую ракету. Это сигнал танкам: «Путь свободен».

Ракета ярко осветила лежавшие повсюду трупы гитлеровцев, фермы моста, широкую реку, по которой стлался пороховой дым.

«Теперь только бы удержать, сохранить…» — подумал Бынков. И в этот самый миг вдруг увидел под откосом насыпи вражеского солдата, торопливо возившегося с концами перебитого провода.

Еще раньше его увидел Тафетулов.

— Сапер! — вскрикнул он, тут же бросился вниз и прикончил сапера, не дав ему связать разорванные концы провода, соединяющие подрывную машину с зарядами, заложенными под мостом.

Из-за реки уже ясно доносился рокот наших танков: заслышав их, враг пошел на последний отчаянный шаг — пустил на мост машину, груженную взрывчаткой.

— По машине — огонь! — крикнул Андреев, разгадав намерение врага.

Мгновенно затрещали выстрелы. Машина с подожженным бикфордовым шнуром беспомощно свернула с насыпи под откос и взорвалась, осветив реку ярким пламенем.

А по мосту с грохотом неслись уже советские танки. Они тут же ворвались в город и заняли до рассвета две прибрежные улицы. К утру подошли главные силы и докончили начатое дело.

…Рассказав солдатам обо всем, старшина Бынков с удовлетворением заметил в их глазах огоньки задора и даже восторга. «Значит, не зря рассказал», — подумал он и вслух произнес:

— А теперь сами судите — пустяк секунда или не пустяк? Задержись-ка мы на несколько секунд, когда бежали к насыпи, ну и крышка всему взводу и всему замыслу. А если б Тафетулов не успел прикончить сапера? А если бы мы машину не успели подбить? Вот она, брат, секунда. Она судьбу боя решает! — И, подумав, закончил: — А может быть, исход целой операции.

В район сосредоточения подразделение подполковника Жорова пришло точно в назначенное время. Взводы быстро заняли исходные позиции для наступления и начали окапываться. Земля попалась твердая, неподатливая. Лопаты глухо стучали о каменистый грунт, на поверхность вылетали сырые комья земли. Несмотря на усталость, солдаты орудовали проворно. Бой предстоял нелегкий, и каждому хотелось показать все, чему научился за последние месяцы.