– Не взлетим, ей богу, не взлетим, – повторял Цвях, оглядываясь на забитый людьми салон. – У нас же просто крылья отвалятся.

Но старый украинский труженник Ан – 24, тяжело разбежавшись по бетонке, все же оторвался от полосы и стал медленно набирать высоту, оставляя далеко внизу беззаботный Тбилиси.

В боевую обстановку отряд УНСО попал сразу же по прибытию в Сухуми. Российские установки «Град» снова возобновили обстрел аэропорта. Несколько самолетов горели на своих стоянках, вокруг них с лопатами и огнетушителями суетились технические работники и пожарные. Но взлетно-посадочная полоса повреждена не была и самолеты из Грузии продолжали прибывать почти по расписанию.

Пасажиры, все так же галдя и размахивая руками, волочили на себе необъятных рахмеров сумки и мешки. Каждый из них старался как можно быстрее покинуть территорию аэропорта, опасаясь попасть под обстрел. Унсовцы вместе со всеми вышли из аэропорта не через центральный выход, по которому велся прицельный огонь, а через дырку в заборе ограждения.

Украинских добровольцев уже ждали два крытых брезентом армейских «Урала», за баранками которых сидели морские пехотинцы.

Но перед тем, как объявить посадку на машины, сотник приказал отряду еще раз построиться.

– Панове, – обратился к хлопцам Бобрович. – Все вы пока считаетесь добровольцами и можете еще вернуться назад. Я клянусь, что без всяких обид сделаю все от меня зависящее, чтобы помочь вам сесть на ближайший рейс до Киева. Даю вам на обдумывание ровно минуту. Но после истечения этого срока вы уже станете бойцами экспедиционного отряда УНСО «Арго». Вашей жизнью и смертью буду распоряжаться только я, ваш командир.

Сотник отошел в сторону и закурил, следя за секундной стрелкой часов. Ровно через минуту он повторил свой вопрос:

– Кто хочет вернуться в Украину?

Отряд не шелохнулся. С этого момента для них началась война.

Еще до того, как отряд УНСО принял участие в боевых действиях, у сотника Устима состоялся весьма примечательный разговор с прибывшим в Сухуми министром обороны Грузии. Речь зашла о статусе украинских добровольцев на территории Абхазии. Министр предложил Бобровичу такой вариант: мелкими группами по 5 – 6 человек унсовцы будут распределены по различным грузинским подразделениям. Платить им будут как солдатам – контрактникам.

От этого варианта сотник решительно отказался. Он понимал, что грузинские командиры будут посылать чужаков на самые опасные задания. Что же касается оплаты, то здесь надо было посоветоваться с руководством организации в Киеве. Конечно, деньги не помешали бы семьям стрельцов, оставшимся дома без средств к существованию. Но Лупиносу виднее. За ним последнее слово.

Как и предполагал сотник, Лупинос строго запретил вести какие – либо разговоры об оплате. Никаких денег! Это вопрос принципиальный.

Тогда министр обороны предложил более приемлемый вариант: отряд УНСО отводят в Поти, доводят его численность до 500 человек, снабжают оружием и обмундированием, а потом используют на фронте как самостоятельную воинскую часть. Однако эти планы были сорваны усилившейся активностью российских частей, которая началась с высадки морских и воздушных десантов, а затем переросла в общее наступление в районе местечка Шрома.

Санаторий «Синоп», в который доставили унсовцев, стоял на самом берегу моря и в мирное время был прекрасным местом отдыха для людей из всех уголков необъятного Союза. Но сейчас корпуса санатория были превращены в казармы, в которых с комфортом расположился личный состав грузинского батальона морской пехоты во главе с майором Вахтангом Келуаридзе. Опытный вояка, вобравший всю мудрость и хитрость своего народа, он делал все, чтобы сохранить своих подчиненных, максимально облегчить им суровые будни войны.

Прибывший отряд УНСО, который позднее насчитывал до 150 человек, подчинялся командиру батальона морской пехоты, в чьем распоряжении находилось всего 47 солдат и офицеров.

Морпехи вырыли несколько щелей на случай бомбежки или артобстрела, протянули линию полевой связи, установили дежурство на кухне. Во всем остальном они вели себя как сугубо гражданские люди и мало чем отличались от проживавших здесь некогда отпускников. По утрам они, провалявшись допоздна, по одиночке и небольшими группами тянулись в столовую, а затем проводили весь день на пляже или резались в карты.

Бобрович сразу понял всю опасность такой расслабухи. Поэтому сразу же после того, как члены его сотни разместились в отведенных им номерах, он вызвал Байду и поставил задачу:

– Пошли двоих хлопцев в ближайшую бамбуковую рощу, чтобы они срубили шест подлиньше. Потом укрепите на нем наш государственный флаг и вкопайте шест в землю возле здания столовой.

Байде эта идея пришлась по душе, и спустя час посреди двора гордо развивалось на морском ветру желто – голубое полотнище.

Это маленькое событие не осталось незамеченным морпехами. Они вначале повысовывались в окна, а затем высыпали во двор и собрались у флагштока. С восточным темпераментом солдаты битых полчаса о чем-то спорили, непрестанно жестикулируя. Потом от общей толпы отделились пять человек, которые направились в рощу. Вскоре рядом с украинским стягом развивался национальный флаг Грузии.

– Послушай, сотник, и почему я сам раньше до этого не догадался? – с обидой в голосе спросил комбат. – Ведь это так здорово, когда каждую минуту видишь перед собой флаг государства, за которое воюешь.

Келуаридзе крепко потряс руку своему украинскому коллеге.

– Кстати, как мне тебя называть – паном, господином или товарищем?

– Лучше – пан сотник, – коротко ответил Бобрович. – А как мне обращаться к вам?

– А как на украинском языке будет «товарищ комбат»?

– Пан куренной.

– Вот так и зови. Мне украинское название моей должности больше нравится.

Следующий урок дисциплины унсовцы преподали солдатам тем же вечером. Когда был подан сигнал на ужин, в столовую, как всегда в разнобой, потянулись морпехи. Сотня УНСО в полной форме, застегнутая на все пуговицы и в начищенных сапогах, выстроилась у входа в корпус. Вокруг сразу же стали собираться любопытные солдаты. Проявление подобной строевой выправки для них явно было в диковинку.

Видя столь пристальное внимание морпехов, Байда с явно преувеличенным старанием отпечатал несколько шагов навстречу сотнику, вскинул руку к мазепинке и громким голосом отчеканил свой рапорт. В боевой обстановке такое старание было явно напускным, но Бобрович решил не лишать собравшихся удовольствия и скомандовал:

– На ле-во! С песней, ша-агом марш!

Уж в чем-чем, а в исполнении строевой песни под аккомпанемент залихватского свиста украинским хлопцам трудно было найти равных. Казалось, что стекла «Синопа» начали вздрагивать от звуков, издаваемых луженными глотками унсовцев. Печатая шаг и держа идеальное равнение, украинская сотня проследовала в столовую на глазах восхищенной публики.

Но на этом представление не закончилось. Заняв места за столом, все стрельцы встали, и сотник прочел им молитву. Только после этого последовала команда приступить к еде.

Надо сказать, что этот пример был быстро подхвачен грузинскими солдатами. Уже на следующее утро они начали приходить в столовую в форме и строем. С прибытием унсовцев санаторий «Синоп» стал приобретать вид воинской части.

В ходе ужина украинские добровольцы были приятно удивлены богатством блюд на столе. Стрельцы быстро расхватали шашлыки, набили рот салатом из свежих овощей. На десерт подали клубнику со сливками. На лице вечно хмурого сотника играла сытая улыбка

«Что ж, здесь можно неплохо жить, – думал он удовлетворенно, расстегивая ремень на вздувшемся животе. – По крайней мере, смерть от голода нам не грозит».