Прямо с того места, где она сидела, Агнесса, засучив рукава, сунула руки в воду. Довольно долго она возилась там. Детям показалось, что губы ее двигаются, как будто Агнесса бормочет что-то про себя.

— Что она подразумевает, говоря про особенную раковину? — прошептала Энни на ухо брату.

— Не знаю, — так же шепотом ответил он. — Но мне кажется, должно случиться что-то чудесное.

И тут дети открыли от изумления рот. Было отчего: головы двух черных котов появились непонятно откуда и уставились в воду из-за плеч Агнессы. Большие зеленые глаза следили за движением ее рук с нескрываемым интересом, в то время как она пыталась что-то нащупать в глубине.

Наконец рука Агнессы поднялась, и все увидели, что она сжимает ракушку. Ракушка была куда красивее тех, что видели дети: с большое яблоко, зеленая снаружи и покрытая бледным перламутром внутри; толстая, почти круглая в середке, изящно закрученная с одного конца. Агнесса очистила ее от песка и внимательно исследовала. Энни услышала ее шепот, когда она обращалась сама к себе:

— Какая удача! Это именно та, и ни одного скола, ни одного изъяна.

Затем она посмотрела на детей, и ее морщинистое лицо расплылось в улыбке, хотя всего минуту назад оно выражало озабоченность.

— Но откуда взялись эти коты, тетя Агнесса? — спросил Жиль.

— Вероятно, шли за мной от города. Не обращайте внимания на них. Я хочу, чтобы вы взяли эту раковину и послушали, как она поет песню Моря.

К месту, где они стояли, не долетал морской ветер, только мелкие брызги мерно падали на гальку между валунами.

Жиль поднес раковину к уху.

— Что-нибудь слышишь? — спросила Агнесса.

Мальчик немного помолчал, прислушиваясь. Но вскоре мягкая улыбка озарила его напряженное лицо.

— О да, — откликнулся он. — Я слышу, как могучие валы накатываются на берег, разбиваются и взлетают вверх, ударяясь о скалы и утесы. И как они откатываются назад, шипя и пенясь. Сильный ветер свистит между деревьями и в оснастке кораблей. Чу, он затихает — о Боже милостивый!

Жиль уронил раковину на песок, как будто она укусила его.

— Она горячая! — вскричал он. — Она только что стала горячей!

— Не бойтесь этого, — успокоила Яблочница. — Она не настолько горяча, чтобы обжечь тебя, не так ли?

Не ожидая ответа, Агнесса застегнула накидку и поставила у ног корзину, в которой принесла провизию. Теперь корзинка была наполнена лекарственными водорослями. Оба черных кота подошли и встали около нее, как будто они тоже собирались отбыть. Глядя на эту картину, Энни ощутила какую-то смутную тревогу.

Агнесса-Яблочница стала подниматься на скалу кратчайшей дорогой и вскоре достигла узкого прохода между двумя скалистыми грядами, уходящими к морю. За ней увязался один из котов. Когда она стояла там, на высоте человеческого роста над головами детей, им показалось, что с ней произошла какая-то странная перемена. Свежий морской ветер трепал ее плащ и бился над глянцевым черным мехом ее компаньона.

— Сейчас я вас покину, — сказала она значительно. — Может пройти много времени прежде, чем я снова вас увижу. Возьмите эту раковину и бережно храните ее. Она очень ценная. А сейчас слушайте, слушайте и запоминайте!

Ее правая рука поднялась, будто подчеркивая значимость сказанного. Последние лучи солнца погасли в море, и в набирающих силу сумерках морской бриз сделался более сильным. Голос Агнессы, казалось, затихал вдали, оставаясь в то же время чистым и пронзительным:

— Счастлив тот, кто принесет волшебную говорящую Раковину нуждающемуся в ней… Я должна идти. Поскольку вам трудно будет найти дорогу в темноте, один из моих котов останется проводить вас домой. Удачи вам. Мы еще встретимся. Прощайте!

С грустью смотрели дети на ее фигуру, которая возвышалась на верхушке утеса. Наконец Энни сжала руку брата и посмотрела на оставшегося кота. Он сидел, показывая на дорогу, проходившую по пляжу. Жиль стиснул ракушку в руке.

Слишком озадаченные и погруженные в свои мысли, чтобы разговаривать, дети пристроились за провожатым и двинулись в сторону дома.

По пути кот спешил, как будто понимал, что они могут опоздать к ужину и детям достанется на орехи. Однако никто, кроме поварихи, не обратил внимания на их позднее возвращение, и они тихонько пробрались к себе на мансарду.

— Что ты обо всем этом думаешь, Жиль? — спросила Энни, когда, наконец, они уединились. — И особенно про ее исчезновение. Бросить нас одних на берегу моря? Вот тебе и добрый человек!

— Ничего не думаю, — ответил брат. — Возможно, у нее были еще какие-то важные дела. А вот что меня действительно интересует, так это штука, которую она нам дала.

Он извлек из кармана большую зеленую Раковину и осторожно положил на стол между собою и сестрой.

— Как она прекрасна! — воскликнула Энни. — Дай послушать. Может, она напомнит шум моря.

Она взяла Раковину и поднесла к уху.

— Здорово! — Энни даже закатила глаза от восхищения. — Море как будто хлынуло в комнату. Ничего подобного не слушала раньше. Ты почти ощущаешь соленый вкус воды, летящие брызги… Ой, все пропало… Она разогревается, уже горячо, еще горячей. Ой, Жиль, она не обожжет меня?

— Нет-нет, — поторопился успокоить брат. — Не сомневайся. Только, ради Бога, не урони ее! Ты ведь слышала, что сказала Агнесса: эта Раковина никогда не разогревается настолько, чтобы дошло до ожога.

Все еще сомневаясь, Энни, однако, продолжала держать Раковину у уха. Вскоре лицо ее сделалось растерянным.

— Что это? — прошептала она. — Я слышу кто-то говорит обо мне… Это повариха. Точно. Она возмущается, что я ужасно насорила хлебными крошками под столом. Но ведь это неправда. — Энни отняла Раковину от уха и протянула через стол брату. — Это ведь твои крошки, Жиль… Я не уронила на пол ни одной, ну почти не уронила… А сейчас она остывает. Вот опять холодная.

— Что ты сочиняешь? — усомнился Жиль, забирая у нее Раковину. — Ты услышала внутри голоса? Тебе, наверное, почудилось. Я знаю, она может становиться горячей и холодной, но голоса… Дай-ка я послушаю.

Мальчик поднес Раковину к своему уху.

— Ничегошеньки, — заключил он через пару минут. — Ничего, лишь слышно как шумит море.

— А ты подожди, подожди! — запальчиво сказала Энни. — Подожди, пока она опять станет горячей. Именно тогда я услышала голоса.

Жиль вернул Раковину на стол.

— Послушай, Энни, — нахмурился он. — Уж не хочешь ли ты сказать, что эта Раковина умеет разговаривать?

— Я бы тоже не поверила, — ответила Энни. — Если бы не услышала сама. Но Раковина не говорит сама. Она только передает, что о тебе говорят другие.

— Какая чепуха! — возмутился Жиль. — Сущая чепу… О-о-о… О-о-о!

Он отдернул руку от Раковины.

— Опять греется, — догадалась Энни. — Но лучше послушай ее, пока не остыла.

Жиль попробовал еще раз. И голос его задрожал:

— Это папа… И говорит он про меня.

Последовала пауза, один при этом слушал, а другая терпеливо ждала.

— Ну, тут ничего существенного, — заговорил он наконец, хмуря брови. — Иногда я думаю, папа меня не понимает. Ему бы получить плохого сына! «Плохо, что этот несносный мальчишка уже в кровати, — вот что он сказал. — Я не могу найти мой молоток. Он бы его быстро сыскал. Единственное полезное дело, на которое пригоден Жиль, — это находить разные вещи».

— Не огорчайся, — утешила Энни. — Хорошо еще, что тебе все-таки находится применение. Но теперь моя очередь. Дай и мне послушать. Похоже, это очень занимательная игра, не так ли?

— Да, конечно, — согласился брат, возвращая Ракушку. — Но все зависит от того, что именно ты услышишь.

Энни тут же крепко зажала Раковину в руке и приложила к уху.

— Море, — пробормотала она. — Бормочущее и беспокойное, пенящееся и окатывающее брызгами.