Я решил, что некрасиво эксплуатировать упыря, а самому прохлаждаться. Так что дрова натаскали вдвоем. Повезло, внизу хватало сухих сосен, иногда даже удобно поваленных. С нашими несолидными топориками мы не стали терять время, пытаясь нарубить их стволы, но сумели отделить несколько толстых ветвей, не тронутых гнилью.

Сходить успели дважды, как и хотел Бяка. Упырь все точно рассчитал, третью ходку делать слишком рискованно. Пасмурная погода не позволяла точно определить время заката, но, когда поднимались во второй раз, уже заметно стемнело. Я под конец даже оглядывался. Мерещилась далекая поступь приближающегося чудовища.

Вскоре мы нежились перед жарким очагом, жевали жаренное на прутиках мясо да хлебали отдающую хвоей похлебку из глухаря, сдобренную все теми же корнями и дорогостоящими сухими грибами. Бяка на этот раз расстался с ними относительно безболезненно. Упырь неприхотлив, может питаться чем угодно, но даже его жадность за последние два дня вымоталась до сонного состояния. Спорить за каждую кроху специй перестал.

Опустошив котелок, наполнили его травами и сделали отвар. Не скажу, что сравнимо с чаем или кофе, но на вкус прилично. К тому же в него добавили немного сизых ягод, набранных по пути. Я по привычке обозвал их жимолостью, но надо признать, что похожи они на нее лишь формой, цветом, ранним созреванием и тем, что растут на кустах. Вкус совершенно иной и гораздо слаще. Приторные и чуть вяжущие, много их не съесть.

Зато подсластить отвар — самое то.

Продолжая отогреваться снаружи и изнутри, мы попивали отвар да глядели на костер, то и дело подкидывая в него самые тонкие дровишки. Прогорает такой хворост резво, зато пламя дает знатное и яркое, освещающее всю пещеру.

Именно такой огонь нам сейчас и требуется.

— Гед, а где мы завтра будем ночевать? В такой же пещере?

— Еще неизвестно, какая дальше погода будет, — ответил я. — Если такая же мокрая, лучше здесь переждать. Не вечно же она продлится.

— Такая сырость может неделю стоять, — опечалился Бяка. — Один раз было очень плохое лето. Почти все такое, от начала до конца. И даже снег пытался выпасть. Таял сразу, но все равно было холодно. Я тогда чуть не околел. И голодал много. Ну так где следующее место? На карте оно есть?

— Есть. Но там что-то непонятное. Ничего похожего на пещеру не вижу. Просто три толстых дерева нарисованы. Выглядят как одинаковые сосны. И значок лагеря на одном из них, как здесь и на вчерашнем гроте.

— И что это значит?

Я пожал плечами:

— Без понятия. Будем идти, куда карта ведет, а там на месте разберемся.

— Как-то это страшно, если на месте разбираться. Не хочу больше чудовищу попадаться.

— Не переживай. Пока что карта нас не обманывала, вот и завтра тоже не обманет. Если, конечно, пойдем завтра, а не переждем.

— Я думаю, завтра погода может измениться, — сказал Бяка. — Когда второй раз с дровами понимались, ветер начал понемножку задувать. Ветер к ночи задувает, это часто к перемене погоды.

— Прекрасно, — улыбнулся я. — Погода такая, что хуже некуда, значит, скорее всего, перемена окажется в лучшую сторону. Давай укладываться. Спасибо добрым людям, они сюда много лапника натаскали. Выспимся почти как на пуховых перинах.

Пробудился я посреди ночи, сонно моргая. Перед глазами пронеслись смутные буквы, сливающиеся в размытое сообщение от ПОРЯДКА.

Происходит? Что это значит?

И почему я проснулся задолго до рассвета? Я ведь вымотан так, что тремя будильниками не разбудить. Что меня подняло? После столь утомительного перехода обязан проваляться до утра.

И как понимать эту надпись?

Будильником сработал не холод. Да, костер уже прогорел, рассыпавшись грудой алых углей, но жар от них исходил солидный. Отражаясь от экрана, устроенного из многострадального брезента, он обогревал меня и спереди и сзади, ни о какой бодрящей прохладе не могло быть и речи. Даже ветер, заметно усилившийся, сюда почти не достает. Или грот так удачно устроен, или люди, сделавшие этот очаг, выбрали самое защищенное место.

Складывалось впечатление, что меня сам ПОРЯДОК как-то разбудил. Выдал сообщение и приказал мозгу проснуться, чтобы слова прочитать.

Но зачем он это сделал?

И как понимать смысл сообщения?

Сонное оцепенение отступало неспешно. Шестеренки в моей голове работали еле-еле, со скрипом. Больше всего хотелось перевернуться на другой бок и продолжить досматривать сладкий сон. Но годы вынужденного безделья не превратили меня в тряпку. Обитая в, мягко говоря, не самом приятном окружении, я утешал себя мечтами о восстановлении здоровья и страшной мести тем, кто со мной это сотворил. Продлись такое существование еще лет пять, дело могло дойти до нехорошей мании, а там и полностью разрушенной психики. Ну а так я просто оставался человеком с головой, которая готова к чему угодно в любое время суток.

В общем, поворачиваться на другой бок я не стал. Вместо этого приподнялся, положив ладонь на древко ари, а второй рукой подбросил в костер несколько хворостин.

Надо осмотреться.

В первые секунды, вместо того чтобы осветить пещеру, хворостины сработали наоборот, заслонив алеющие угли. Те практически ничего кроме себя не освещали, но все равно стало заметно темнее.

И в этот момент я что-то услышал. В пещере кто-то был. И, судя по звуку сдвинувшегося под чьим-то весом камешка, это не летучая мышь, коих вечером под сводом висело немало.

Бяка, подскочив, сонно воскликнул:

— А-а-а-а! Кто здесь?!

— Тише! — рявкнул я, поднимаясь во весь рост с ари на изготовку.

Упырь все понял правильно. Вместо того чтобы задавать неуместные вопросы, он с треском выдрал из лежанки несколько ветвей сухого лапника и бросил их в костер.

Стало еще темнее. Можно сказать, воцарился кромешный мрак. Единственное, что я в нем различил, — это сияние углей, толку от которого почти не было.

Но тьма царила считаные мгновения. Сухая хвоя затрещала, стремительно разгораясь, и от костра начал распространяться освещенный ореол. Сначала он разошелся на пару шагов, затем дальше и дальше. И вот уже по стенкам пещеры пляшут тени, над головами проносятся летучие мыши и прекрасно видно отблески, отражающиеся от воды в луже.

Да, я логично предполагал, что неведомая опасность грозит со стороны входа, именно потому обернулся к нему. Но там никого и ничего, в ярком свете от стремительно сгорающего лапника даже кролику не спрятаться.

— Корявый человечек… — сонно-испуганным голосом пролепетал Бяка.

Еще не осознав смысла его слов, я молниеносно крутанулся на пятке, разворачиваясь в противоположную сторону. И там, в глубине грота, где в недра горы уходили узкие извилистые ходы, разглядел странное создание.

Да, Бяка прав, больше всего оно походило на корявого и очень худого человечка. И еще он низкорослый. Настолько низкорослый, что макушкой не доставал ни мне, ни упырю до шеи. А ведь мы всего лишь подростки, далеко не великаны.

В свете костра кожа казалась черной и бугрилась как-то неправильно. Ее будто что-то распирало изнутри, но при этом тело оставалось болезненно-худым, сморщенным. Корявое сложение — лучшего эпитета действительно не подобрать.

Нет, это не человек. У людей не бывает таких острых раскидистых ушей. И голова, поверху раздувшаяся в стороны, сильно отличается от человеческой.

Рассмотреть детали я не успел. Неведомое создание осознало, что обнаружено, и повело себя совершено неадекватно. Нехорошо заклекотав, оно подбежало к костру и врезало по Бяке короткой сучковатой палкой, зажатой в тонкой длинной лапе.

Упырь еще не проснулся, вел себя заторможенно и едва успел прикрыться рукой. Но удар вышел столь болезненным, что заставил бедолагу завопить. А нападавший, вместо того чтобы продолжить атаку, отскочил, будто испугавшись крика.

Но нет, уже через миг я понял, что речь шла не о страхе, а о тактическом маневре. Агрессор ждал подкрепление. Из обоих ходов, что темнели в глубинах грота, повалили такие же создания. Один, два, четыре, шесть…