— Брюс? — послышался испуганный голос Шерман, почти шепот. Он быстро задрал ствол винтовки. Господи, еще мгновение и… Он чуть не убил ее.

— Я здесь, — сдавленным от шока голосом ответил мужчина.

— А, вот ты где.

— Ты что, черт возьми, делаешь за пределами лагеря? — яростно спросил Брюс.

— Прости меня, Брюс, я просто хотела узнать все ли у тебя в порядке. Ты так давно ушел.

— Возвращайся в лагерь и не вздумай повторить что-либо подобное. Наступила долгая тишина, прерванная, наконец, ее полным обиды и боли голосом.

— Я принесла тебе поесть. Я думала, ты голоден. Прости, если сделала что-то неверно. Она подошла к нему, наклонилась и поставила что-то на землю рядом с его ногами. Затем повернулась и ушла.

— Шерман, — он хотел вернуть ее, но не услышал ничего кроме удаляющегося шороха травы, а потом тишины. Он снова был один. Брюс поднял тарелку с едой. «Дурак, ты потеряешь ее. Невежественный, безумный дурак. Ты потеряешь ее, но именно это ты и заслужил. Ты заслужил все, что с тобой случилось, и еще больше». Он заглянул в тарелку. Говядина и шинкованный лук, хлеб и сыр.

«Ты ничего не понял, Карри. Ты не понял, что за эгоизм и беспечность существует наказание. Нет, я это уже знаю, — ответил он сам себе. — Я не позволю испортить это чувство между мной и девушкой. Это в последний раз. Я теперь мужчина и выкину из жизни детские штучки типа горячности и жалости к самому себе». Сразу почувствовав голод, он принялся есть. Он ел очень быстро, скорее не ел, а жрал. Затем встал и пошел к лагерю. На подступах к лагерю его окрикнул часовой, Брюс быстро ответил. Ночью жандармы не задумываясь нажимали на курок, обычно не затрудняя себя даже окриком.

— Очень неумно уходить одному в лес ночью, — выговаривал ему часовой.

— Почему? — Брюс почувствовал, что настроение меняется, депрессия испаряется.

— Неумно, — повторил часовой.

— Духи? — подзадорил его Брюс.

— Муж тетки моей сестры исчез на расстоянии короткого броска копья от собственной хижины. Не было ни крика, ни следов. Так что сомнений быть не может, — уверенно произнес часовой.

— Может быть, лев? — поддел его Брюс.

— Можете говорить все, что вам захочется. Я знаю то, что я знаю. Я говорю просто, что неумно нарушать обычаи земли, на которой живешь. Брюса тронуло участие к нему этого человека и он опустив руку на плечо часового признательно пожал его.

— Я запомню твои слова. Я не подумал, когда делал это. Он вошел в лагерь. Происшедшее подтвердило то, о чем он смутно догадывался, но не придавал особого значения. Он нравился людям, хотя практически не замечал сотни проявлений этого чувства. Ему было все равно. Но теперь он испытывал от этого огромное удовольствие, полностью компенсирующее пережитое только что одиночество. Брюс прошел мимо маленькой группы людей вокруг костерка к голове колонны, где стоял «форд». Заглянув в боковое окно, он увидел на заднем сиденьи завернутую в одеяло Шерман. Он постучал по стеклу, она села и опустила окно.

— Да? — холодно спросила она.

— Спасибо за еду.

— Не стоит благодарности, — ее голос чуть потеплел.

— Шерман, иногда я говорю совершенно не то, что думаю. Ты напугала меня. Я чуть не выстрелил в тебя.

— Я сама виновата, не нужно было за тобой ходить.

— Я был груб, — настаивал он.

— Да, — она весело рассмеялась. — Ты был груб, но у тебя были достаточные для этого основания. Забудем об этом, — она положила ему на плечо руку. — Тебе нужно отдохнуть, ты не спал двое суток.

— Если ты меня простила, то поезжай завтра со мной на этой машине.

— Конечно.

— Спокойной ночи, Шерман.

— Спокойной ночи, Брюс.

«Нет, — решил Брюс, расстилая около костра одеяло. — Я не один. Теперь уже нет».