– Собирайся, Лютич. Пойдешь со мной.

Почему я вдруг стала ему приказывать? Не знаю… Просто почувствовала, что имею на это право и, главное, силу. Я не боялась ни кузнеца Лютича, ни вечного колдуна Шрамоносца. А он вдруг согнулся и сморщился, словно жухлый лист.

– Нет, – прошептал, – не пойду.

Я усмехнулась. Ясно… Лютич еще до моего прихода знал, что Горясер в плену! Сидел в своей норе, словно старая крыса, и ждал его смерти. В сказании он сам сотворил человека-меч. Сотворил и испугался собственного труда. Вот теперь и маялся: хотел убить, а не мог. Трудно уничтожить свое лучшее творение…

– Тогда научи меня, как перепилить кандалы. Дай какой-нибудь топор, отмычку или… – Я вспомнила про его давний подарок, который чуть не сгубил Горясера. – Или тот огненный шар.

– Это был не шар. – Лютич согнулся еще больше и вдруг показался старым-старым. – Это был огонь из небесной кузницы Сварога. Если он не убил, ничто не убьет…

– Ты трус, кузнец. – Я не выбирала слова. Они лились сами, обвиняющие и жестокие. – Дай мне, что прошу, и убирайся из его жизни.

– Если небесный огонь не убил, ничто не убьет, – бессмысленно повторил Лютич.

Факел поник в его руке, глаза стали прозрачными, а кожа тонкой и дряхлой. Только теперь я почуяла исходящий от его тела запах тления. Труп… Вечный, гниющий заживо страдалец…

– Где?! – выкрикнула я.

На миг он перестал шевелить губами.

– Там. – Рука с факелом указала в темноту сеней. – На полках. Бери что хочешь. Теперь все равно. Я бессилен. Бессилен…

Старый болван!

Я выхватила из его руки факел и подскочила к полкам. Они лепились по стене длинными стройными рядами, и на каждой блестели железными гранями диковинные вещицы. Господи, я даже не знаю, что искать!

Сбрасывая инструменты на пол, я зашарила по полкам. С грохотом падали топоры, какие-то зазубренные молоты, пилы и зубила…

Дзиньк…

Словно: «Возьми!»

Я нагнулась. На полу у моих ног блестела похожая на нож пилка. Я подняла ее и потерла о край полки. Осталась глубокая борозда. Под руку попался топор. Лезвие о лезвие… Полетели искры. На острой грани топора остался след. Я сунула пилку в платок и вышла из избы.

Свежий воздух помог мне отдышаться. Раньше я не замечала, как дурно пахнет в доме кузнеца….

– Не надо! Ты погубишь себя! – На крыльцо за мной следом выбежал Лютич.

Глупец. Он так и не понял, что я всего лишь половинка Горясера. Мы должны быть вместе. Только тогда наступит покой и равновесие.

Красная с голубыми вытачками рубашка как раз подходила для подобного случая. В ней лицо Коснятина обретало особую мужественность и красоту. Посадник уже давно решил, что эту справленную руками покойной матери рубаху наденет только на свадьбу. Теперь время пришло.

Коснятин стоял перед византийским стеклом и любовался на свое отражение. Хорош… Очень хорош…

Он был так занят собой, что не услышал дверного скрипа. Опомнился, только когда в стекле за его плечом отразилось бледное лицо Итиля. Оно казалось озабоченным. «Найдена?» – стукнуло сердце посадника. На пристани Найдене стало худо, но слуги докладывали, будто она очнулась и легла спать…

Коснятин снял рубаху и осторожно, словно боясь обжечься, уложил на сундук. Он не хотел начинать разговор. Казалось, в рукаве Итиля спрятан нож, который вынырнет при первом же слове и нанесет удар…

– Найдена, – только и сказал Итиль. Невидимый нож выскользнул из его серого рукава и ткнулся посаднику в сердце. Он закусил губу:

– Что с ней?

Сотник переступил с ноги на ногу:

– Она не спит.

Великое дело – невеста не спит перед свадьбой! Облегчение омыло сердце посадника ласковой волной и тут же схлынуло.

– А что делает? – Голос у Коснятина охрип.

Горло сдавило железным обречем.

– Тайком вышла из ворот и направилась к Лютичу. К кузнецу.

Лютич… Коснятин прикрыл глаза. Найдена и раньше знала Лютича. Еще при первом их знакомстве она рассказывала о Шрамоносце. Что-то они не поделили, что ли… Посадник попытался припомнить подробности, но не смог.

«Зачем Найдена пошла к кузнецу перед свадьбой? – думал он. – Ведь не хуже других знала, что Шрамоносец собирается за море. На причале стоят его ладьи. Может, захотела проститься и отпустить прежние обиды? Но почему ночью и тайно?»

Итиль шагнул к посаднику:

– Я следил за ней. Она вошла в дом кузнеца и побыла там совсем недолго. Потом вышла с каким-то свертком. Лютич выбежал за ней. Я едва успел спрятаться за поленницу. «Не делай этого! – крикнул ей Шрамоносец – Ты погубишь себя! Он заслуживает уготовленной богами участи!» А она ответила: «Боги дали ему жизнь, и ты помогал им, Шрамоносец. С чем же теперь ты не можешь смириться? Прощай». А потом пошла обратно, в твой дом, на свою половину.

Коснятин вздохнул. Похоже, его невеста не сделала ничего предосудительного и ее ночные разговоры с Лютичем ничего не значили.

– Ступай, Итиль, – потягиваясь, сказал Коснятин. – Я устал и хочу выспаться.

– Еще не все, – тихо возразил сотник. Посадник напрягся:

– Говори…

– Она вошла в дом и стала собирать вещи для долгого пути. Одна из чернавок притворилась спящей и проследила за ней. Кажется, Найдена собралась сбежать…

Коснятин сжал кулаки. Так… Сговор? Найдена и Лютич? Его невеста собралась удрать с кузнецом за море? Но сотник сказал, будто она прощалась со Шрамоносцем…

Итиль тяжело протопал через горницу.

– Не грусти заранее, – сказал он. – Пойми, ей непривычно здесь. Она боится.

– Боится? – Коснятин поднял недоумевающие глаза. – Меня?

– Нет, не тебя… Замужней жизни, власти, почета. Она не привыкла к этому. Многие невесты боятся гораздо меньшего…

Посадник задумался. Найдена боится? Он не понимал.

– Это как выйти на первый поединок, – долетел до него голос Итиля.

Первый поединок? Да, Коснятин помнил тот страх. Его первый поединок был больше шутейным, для науки, но как он боялся! Он не опасался за свою жизнь. Он боялся показаться смешным и неуклюжим, боялся промахнуться, так что все будут прятать улыбки и втихаря посмеиваться над его нерасторопностью, боялся собственного меча, который вдруг стал тяжелым и неудобным, и одежды, которая неожиданно оказалась тесна где только можно… Он боялся людских взглядов, дружеских советов…

Коснятин оторвался от воспоминаний. «Найдену нужно остановить!» – решил он.

– Идем. – На ходу подхватив меч, он выскочил из избы, перемахнул через перила и налетел на стоящую под крыльцом женщину. – Найдена! Передумала…

Женщина испуганно ойкнула. Сзади послышался задыхающийся шепот Итиля:

– Это не она. Это Клавдия, чернавка. Ну что, Клавдия, видела ее?

Чернавка поспешно высвободилась из объятий посадника и зашептала:

– Вот-вот выйдет…

Словно отзываясь на ее слова, заскрипела дверь. Коснятин замер. Оглядываясь и пригибаясь, Найдена спустилась с крыльца и легкой тенью заскользила к воротам.

– Найдена!

Сперва Коснятину показалось, что это крикнул Итиль, он даже рассердился на, сотника, однако спустя миг увидел, как от вереи отделилась невысокая худая фигура в длинном плаще.

– Найдена! Слава богам, я успел, – глухо прошелестела фигура.

Найдена охнула и попятилась. Ее белая рука замелькала, поспешно открещиваясь от незнакомца. Тот засмеялся и негромко, но уверенно сказал:

– Не бойся. Я не блазень. Выжил я. Ты тогда приняла меня за мертвого, а я отлежался и выжил. Знахари сказали, что это ты спасла. А нынче вот пришел тебе помочь…

Найдена споткнулась, остановилась и перестала креститься.

– Ой, – пискнула забытая всеми Клавдия: невольно повторяя движения невесты, посадник сам не заметил, как попятился и наступил женщине на ногу.

Итиль быстро скользнул к ней и зажал ей рот. Коснятин про себя похвалил сотника. Молодец. Нынче следует сидеть тише воды ниже травы. Не часто на его дворе творятся такие странные дела.