— Да, это я! — сказал он. — Почему Вы так встревожены?
Я посмотрела на часы — пять часов!
— В самом деле, — заметил он, когда я показала ему на стрелки часов, — еще так рано? Ну, тем лучше, давайте поболтаем.
И, взяв кресло, он поставил его в изножье моей кровати и сел, скрестив ноги.
Достав из кармана толстую пачку писем, он развязал ее, бросил письма на простыни, словно на свое бюро, и принялся разбирать и читать их, иногда сопровождая ироническими комментариями. Мадам Жюно слушала, по-прежнему лежа в постели. Он разбирал и читал письма полчаса, потом, отложив один, два, три — четыре конверта с надписями: «Первому консулу, лично. Только в собственные руки», воскликнул;
— Ага! Вот они!
Читая их, вспоминает будущая герцогиня д'Абрантес, он развеселился и иногда восклицал, словно обращаясь к автору письма.
— А! Какие комплименты. Лестный портрет, но это в самом деле я! Это я! Да, действительно, руки у меня красивые, — и он повертел своими небольшими изящными кистями рук, — что и говорить!
Наконец, он дошел до последнего конверта, как и остальные, безбожно надушенного розовой эссенцией.
— О, да это объявление — нет, не войны, а любви. Эта красавица, которая в меня влюбилась, предлагает мне заключить с ней мирный договор любви. С этого дня она будет ждать вести от меня, и если я захочу ее увидеть, я должен приказать часовому у ворот на Буживаль, чтобы он пропустил даму в белом, которая скажет: «Наполеон!» С сегодняшнего же вечера, черт возьми!
— Боже мой, — вскричала я, — но Вы ведь не будете так неосторожны?
— А что Вы имеете против того, чтобы я поехал на эту встречу?
— Что я имею? Какой странный вопрос? Бог мой, да ведь эта дама, конечно, какая-то дрянь и нанята Вашими врагами… Это ловушка!
Бонапарт снова бросил на меня пристальный взгляд; а потом расхохотался:
— Я сказал это в шутку; конечно же, не такой я простак, чтобы попасться на удочку! Я все время получаю подобные письма, рандеву назначают то в Люксембурге, то в Тюильри, но уж поверьте, — я не обращаю на них никакого внимания!
Он написал коротенькую записочку, адресованную министру полиции; пробило шесть часов.
— Черт возьми, мне пора! — вскричал он, собрал с моей кровати свои письма, ущипнул сквозь простыню мою ножку и удалился, распевая фальшивым резким голосом:
После того как он ушел, мадам Жюно встала с постели и оделась, не переставая удивляться этому странному утреннему визиту.
Вечером в гостиной, часов в девять, Первый Консул подошел к мадам Жюно и сообщил ей:
— Я отправляюсь к воротам Буживаля!
Мадам Жюно посмотрела ему в глаза:
— Воля Ваша. Но Вы отлично знаете, какой ущерб причинит Франции Ваша гибель…
Бонапарт покачал головой, подумал и, отказавшись от своего намерения, направился в биллиардную.
На следующее утро мадам Жюно была разбужена таким же стуком в дверь, и Первый Консул, так же как и накануне, вошел с пачкой писем и журналов в руке. Тем же движением он бросил свою корреспонденцию на кровать, разложил ее и стал читать, одновременно болтая и пошучивая с молодой женщиной. «После этого, — пишет мадам д'Абрантес, — он ущипнул меня за ногу сквозь покрывало, попрощался и направился в свой кабинет, фальшиво напевая какой-то известный мотив…»
Сто лет историки бурно обсуждали, ограничился ли Наполеон тем, что щипал за ногу очаровательную мадам д'Абрантес или зашел в своих «ребяческих проказах» значительно дальше. Поразмыслим об этом и мы, для чего приведем еще несколько цитат из мемуаров герцогини, относящихся к этой анекдотической истории:
В своих мемуарах герцогиня д'Абрантес передает неправильное произношение Наполеона ("г" вместо "в" на итальянский манер;
Французский язык у Наполеона «хромал» до конца жизни, и он говорил «филиппики» вместо «Филиппины», «секция» вместо «сессия», «фульминация» вместо «кульминация» и т. д.
"Я позвала свою горничную и, без всяких объяснений, распорядилась, чтобы она никому не открывала дверь так рано, как сегодня.
— Но, мадам, а если это будет Первый Консул?
— Я не хочу, чтобы меня будили так рано, будь это Первый Консул или кто-нибудь другой. Делайте, как я говорю!"
После обеда Бонапарт пригласил на завтра своих гостей на прогулку в павильон Булар, рядом с Мальмезоном, который он купил, чтобы расширить владение. Горничные уже рассказали своим хозяевам о двух ранних утренних визитах Бонапарта в комнату мадам Жюно, и все гости во время прогулки в парке посматривали на нее исподтишка, обращались к ней почтительно, уже считая ее новой фавориткой. Бонапарт подтвердил их подозрения, отпустив ей затейливый комплимент, — а он обычно не был щедр на них. Бонапарт сказал еще, что в Бютаре будет организована охота.
— О, это неплохое развлечение. Завтра утром, в десять часов, соберемся в парке.
Вечером, в Мальмезоне, мадам Жюно прилегла в постель и задремала; дверь она уже закрыла на ключ. Вдруг в коридоре раздались шаги и голос Первого Консула, — он требовал у горничной открыть ему дверь, а та отвечала, что мадам забрала у нее ключ. Он удалился. Расстроенная и испуганная мадам Жюно начала плакать, но потом заснула снова. Она проснулась при звуке открываемой двери. Первый Консул был в комнате, — он нашел другой ключ.
— Почему Вы запираете дверь, — боитесь, что Вас убьют?
Не слушая ее объяснений, он продолжал:
— Завтра у нас охота в Бютаре. Надо поехать рано, я приду Вас разбудить, чтобы Вы не проспали. Не запирайте дверь, Вы здесь не в дикой Татарии. И все равно у меня есть другой ключ, и я приду. Адье!
И он ушел, на этот раз не распевая на ходу.
Случилось так, что, когда все уже спали, Жюно экспромтом приехал в Мальмезон и улегся спать рядом с женой.
Не имея возможности предупредить Бонапарта, Лаура ожидала утра с некоторым беспокойством.
Послушаем ее версию событий:
"В половине шестого утра я услышала в конце длинного коридора шаги Первого Консула. Сердце мое бешено застучало. Я много бы отдала, чтобы Жюно был в Париже. Мне хотелось сделаться невидимкой. но ничего уже нельзя было предпринять.
Я ждала, не поднимая голову с подушки. Дверь открылась:
— Как! Вы еще спите, мадам Жюно! Сегодня день охоты! Я пришел сказать, что…
Речь Первого Консула оборвалась — он уже подошел к изголовью кровати и увидел на подушке рядом с очаровательной женской головкой мужскую голову со знакомыми чертами самого верного, самого преданного друга!
Продолжаю цитировать герцогиню:
"Я уверена, — сначала он решил, что это ему привиделось.
Но тут Жюно проснулся, открыл глаза, мигом выскочил из кровати и воскликнул:
— Э! Мой генерал! Какие у Вас могут быть дела к моей жене в такой час?!
— Я пришел разбудить мадам Жюно и напомнить ей, что сегодня состоится охота, — ответил Первый Консул, устремив на меня взгляд, который я помню и тридцать лет спустя. — Но я вижу, что вряд ли она сегодня выспалась. Я мог бы выбранить Вас, мосье Жюно, за то, что Вы явились сюда тайком, ведь Вы на службе!
Отпустив натянутым тоном пару шуток, Бонапарт удалился, а наивный Жюно долге изливал свой восторг жене:
— Нет, он исключительный человек! Ведь он мог распечь меня за то, что я приехал без разрешения, а он… Какая доброта! Нет, в самом деле он чем-то выше обычных людей, недаром многие видят в нем сверхчеловека!
Позже гости собрались в саду на каменном мостике. Когда начали рассаживаться по коляскам, Бонапарт, взобравшись в маленькую каретку, обратился к Лауре:
— Мадам Жюно, не окажете ли мне честь?..
Она поднялась в экипаж и села рядом с ним.