— Пусть эту девчонку немедленно отвезут к родителям!

Бедняжка зарыдала; чтобы утешить ее, Наполеон подарил ей двадцать тысяч флоринов (то есть пять с половиной миллионов старых франков) и, поднявшись на второй этаж дворца, где жила Мария Валевская, использовал неизрасходованную энергию к ее выгоде.

Хотя в то время Наполеон стал значительно дороднее, он продолжал с необычайной легкостью прыгать из одной постели в другую.

В конце августа он приметил в толпе, собравшейся перед замком, чтобы приветствовать его, молодую венку, с такими округлыми ягодицами и крепкой грудью, что у него начали зудеть ладони от желания помять эти прелести.

Он быстро получил сведения о ней: восемнадцатилетняя Ева Краус была приемной дочерью военного комиссара Филиппа Майрони.

Воспользовавшись тем, что Мария Валевская оплакивала участь Польши, затворившись в своей комнате, Наполеон приказал привезти к себе маленькую австриячку, раздел ее, уложил в постель и стал обучать некоторым гимнастическим приемам, которые почему-то не описал в своем неплохом трактате о физической гимнастике лейтенант флота Эбер.

Юная Ева была на редкость наивна. Новые для нее игры доставили ей искреннее удовольствие, но все же она спросила:

— А полезно ли это для здоровья?

— Исключительно полезно! — ответил Наполеон тем уверенным тоном, который помогал ему безотказно во всех случаях жизни.

После этого заявления он энергичным жестом вернул мадемуазель в прежнюю позицию и урок физкультуры был продолжен.

Эти уроки действительно принесли пользу Еве Краус. Через несколько дней у нее ярко заблестели глазки, через несколько недель в ее манерах появилась уверенность в себе, а через несколько месяцев заметно округлилась ее талия.

Так Наполеон, который долго сомневался в своей способности иметь детей, за короткий срок наградил ими двух молодых женщин. Он был весьма этим доволен [62].

Интерес к белокурой Еве не препятствовал императору выказывать нежность Жозефине, осведомляться о здоровье Элеоноры Денюэль и ее ребенка, маленького Леона, писать Гортензии, которая только что родила (от неизвестного отца) будущего Наполеона III, распределять среди прежних любовниц крупные суммы денег и ворковать как голубок с Марией Валевской, как если бы она была для него единственной женщиной.

Состояние юной графини, женщины хрупкого сложения, беспокоило Наполеона. В конце сентября он вызвал в Шенбрунн для осмотра Марии своего врача Корвисара, с которым он обращался любезно, хоть в глубине души считал его шарлатаном. Врач надел очки, засопел и прижался глазом к «естеству» графини. Наполеон мигом призвал его к порядку:

— Ну?!

Врач поднял голову, поправил галстук и сказал;

— Мадам Валевская беременна…

Наполеон грозно нахмурился.

— Я знаю! — проворчал он. — А когда она родит?

Врач поднял брови, наморщил лоб и смиренно попросил разрешения произвести дополнительное обследование.

Он принял строгий вид, будто бы не находя никакой, приятности для себя в этой операции, и ввел два пальца в то место, к которому только что прижимался глазок.

Через три минуты Наполеон, который не любил давать взаймы — и это был далеко не самый крупный его недостаток, — потерял терпение и крикнул:

— Ну, хватит!

Врач выпрямился с побагровевшим лицом:

— Через шесть или семь месяцев, сир!

Наполеон хотел бы еще узнать, благополучно ли пройдут роды, но воздержался от этого вопроса. Ведь трудно было бы предугадать, что захочет ввести врач для третьего обследования.

Дня через три Корвисар попросил разрешения уехать. Наполеон разволновался:

— Как? Разве Вам здесь наскучило?

— Конечно, нет, сир, — ответил врач, — но я предпочитаю Париж Шенбрунну.

Раздосадованный Наполеон искал способа заставить Корвнсара остаться; ему пришла в голову заманчивая, на его взгляд, мысль, и он ее высказал:

— Останьтесь! — сказал он. — Я дам большое сражение и вы увидите много интересного. Врач скорчил гримасу:

— Нет, нет, сир! Благодарю Вас, но я совсем не любопытен.

Наполеон отомстил врачу прелестной репликой:

— Ах, Вы, ротозей, такое зрелище упустите. Видно, вам не терпится прикончить в Париже еще дюжину-другую своих пациентов!

Корвисар уехал во Францию, а Наполеон, в котором беременности Евы и Марии усилили нетерпеливое желание испытать отцовские радости в законном браке, решил ускорить развод с Жозефиной. Для начала он отправил мажордому в Фонтенбло короткую депешу с приказанием немедленно замуровать дверь, соединяющую покои императора и Жозефины.

Потом он распорядился, чтобы Коленкур, французский посол в Санкт-Петербурге, активизировал переговоры о браке с царской сестрой. Чтобы усыпить подозрения Жозефины, он послал ей нежную и неискреннюю записочку:

«Я счастлив буду увидеть тебя снова, жду этот миг с нетерпением».

12 октября во время парада юноша по имени Фредерик Стапс попытался убить Наполеона ударом ножа, направленным в сердце. Покушение не удалось благодаря быстрой реакции стоявшего рядом с императором генерала Раппа, который отвел нож.

При этой сцене присутствовала Мария; ей стало дурно, опасались за будущего принца Валевского.

— После таких волнений, — сказал ей император, — ты должна вдохнуть целительный воздух своей родины. Молодая женщина расстроилась.

— К тому же, — добавил Наполеон, — будущему графу Валевскому подобает родиться в Польше. Самое время вернуться…

И не обращая внимания на слезы Марии, он обнял ее, усадил в карету и отправил в Польшу.

На следующий день он подписал Венский договор, по которому Австрия теряла Галицию и Иллирийские провинции, сел в карету и возвратился во Францию.

26 октября он уже был в Фонтенбло. Его сестра Полина, восхищенная участью двери между покоями императора и императрицы, пыталась ускорить развод с Жозефиной, найдя императору новую любовницу. Ее вы-; бор пал на пухленькую белокурую пьемонтку с порочным личиком, очень привлекательную. Кристина Матис, жена графа Сципиона Матис де Бра де Каччиорна, была одной из придворных дам принцессы Боргезе. Посреди надоевших или малопривлекательных вертлявых задниц многочисленных дворцовых красоток ее пышные, радующие взгляд ягодицы привлекали дамских угодников.

Увидев эту аппетитную полноту, Наполеон отмахнулся от своих забот и снова ринулся в сентиментальную авантюру.

Уже десять лет Наполеон одним словцом приводил мужчин к победе, одним взглядом приводил женщин к поражению. Он привык, что и слово, и взгляд всегда действуют безотказно. В данном случае он обманулся. Кристина Матис казалась нечувствительной к его взгляду.

Белокурая пьемонтка, не желая быть принятой за обычную шлюху, решила поломаться, прежде чем сдать свою крепость.

Обескураженный император в нетерпеливом желании насладиться округлыми прелестями обратился за помощью к сестре. Полина вызвала юную мятежницу и отчитала ее; эту проповедь стоит процитировать:

— Разве Вам не известно, мадам, что не положено говорить императору «нет»? И даже я, его сестра, если он скажет: «Я желаю!» — отвечу: «Сир, я повинуюсь воле Вашего Величества».

Выслушав это необычайное нравоучение, Кристина все же не уступила немедля. Наполеон нервничал, терял работоспособность. Отмахнувшись от своих министров, от охваченной волнениями Европы, от Испании, где гибли французские солдаты, он целые дни проводил на охоте, а вечером, возвратившись в замок, строчил пламенные послания, которые гвардеец немедленно относил Кристине. Наконец, сумев показать императору «разницу между приличной женщиной и девкой», юная графиня приняла его предложение.