10 марта в Лионе повторяются те же сцены. Так как не осталось никаких сомнений насчет враждебного настроения народа и войск, граф д’Артуа в полдень убежал отсюда. Макдональд последовал за ним два часа спустя и писал военному министру: «Я покинул Лион или, вернее сказать, я ускользнул оттуда, после того как был свидетелем отложения всего гарнизона, который перешел под знамена Наполеона с кликами “Да здравствует император!” – кликами, которые подхватывались от предместья Гийотьер до лионской набережной массой народа, толпившегося на обоих берегах Роны».
Проводив Наполеона в архиепископский дом, лионский народ рассыпался по городу, неся в руках факелы и распевая Марсельезу. Рабочие, занятые на шелковом производстве, останавливались перед домами роялистов и камнями выбивали окна. На площади Беллькур разгромлено было кафе Бурбон, известное как место сборища эмигрантов. Всю ночь улицы оглашались восторженными приветствиями и угрожающими проклятиями. Крики «Да здравствует император!» перемешивались с такими возгласами: «Долой попов! Смерть роялистам! На эшафот Бурбонов!» «Можно было бы подумать, что мы опять накануне 1793 года», – говорил один офицер.
Возвращение Наполеона начинает волновать всю Францию. За два дня рента падает на пять франков. Это внезапное падение отлично отмечает собой настроение буржуазии. В Париже, как и в провинции, достаточные классы, недовольные и фрондировавшие в последние месяцы реставрации, становятся искренними союзниками Бурбонов. В палатах, в парижской национальной гвардии, состоявшей из людей с имущественным цензом, господствует то же негодование, та же вражда против Наполеона. Но в трех четвертях департаментов масса населения, городские рабочие и крестьяне стоят за императора, который в их глазах олицетворяет собой принципы революции. Что касается солдат, то некоторые из них не скрывают своей радости; они бросают вверх свои соломенные тюфяки при кликах «Да здравствует император!» Они срывают свои белые кокарды и предсказывают скорое прибытие в Тюльери любимого вождя. Другие держатся спокойно, но, по мнению генералов, «не следовало бы рисковать, испытывая их верность». Маршалы Франции и почти все генералы на действительной службе приходят в отчаяние. Они в претензии на Наполеона за то, что он поставил их в такое положение, когда приходится либо стрелять в него, либо нарушить данную королю присягу. Чтобы подогреть самих себя, они обращаются к войскам с яростными приказами. Сульт заявляет, что Бонапарт не более, как авантюрист; Журдан называет его «общественным врагом», Рей – «безумным разбойником», Пакто – «кровожадным чудовищем», Кюрто заявляет, что он хотел бы «убить его своими руками», Ней обещает привезти его в железной клетке. Штабы точно так же пламенно стоят за Бурбонов, но многие полковые командиры и большинство офицеров разделяют чувства солдат.
Военный заговор на севере; измена маршала Нея. Фуше узнал о высадке Наполеона почти одновременно с самим Людовиком XVIII. Он был крайне раздосадован этим, но не такой он был человек, чтобы дать совершиться обстоятельствам, не постаравшись извлечь из них какой-нибудь выгоды. Он думал, что у него хватит времени для действия. Ускорив военное движение, затеянное в феврале, установив временное правительство, обратившись с призывом к национальной гвардии, он надеялся воспротивиться возвращению Наполеона в Париж. Если же, наоборот, бонапартистское течение увлечет армию и народ и обратится в пользу императора, то выйдет, будто Фуше работал в его пользу. Что бы ни случилось, он будет с победителями и использует обстоятельства.
И вот, вечером 5-го марта Фуше вызвал к себе генерала Лаллемана и, ничего не сообщив ему о возвращении императора, убедил его в том, что двор что-то подозревает и что нужно немедленно выполнить движение, чтобы предупредить репрессивные мероприятия. Лаллеман отправился в Лилль, где один из главных заговорщиков Друэ д’Эрлон командовал войсками под верховным начальством командира 16-го военного округа Мортье. Воспользовавшись отсутствием Мортье, д’Эрлон разослал квартировавшим в области полкам приказ немедленно отправиться в Париж. Инструкции эти составлены были в такой форме, что начальники частей, не участвовавшие в заговоре, могли подумать, что все передвижение совершается в силу приказа военного министра. Лишь на пути предстояло рассеять их заблуждение. Несколько полков тронулись в путь 8 и 9 марта. Внезапное возвращение Мортье смутило д’Эрлона, и он поторопился уже 8-го марта взять назад свой приказ, отданный накануне. Войска повернули назад, за исключением королевских стрелков (бывших гвардейских конных стрелков). Последние дошли до Компьеня, но вследствие стычки и они, в свою очередь, вернулись обратно.
В то время как это движение терпело неудачу, маршал Ней прибыл в Лон-ле-Сонье, где находилась его главная квартира. Он все еще был раздражен против «обитателя острова Эльба и его безумного предприятия». Но вокруг него все предвещало отложение. 14 марта 76-й линейный полк, шедший во главе его небольшой армии, перешел на сторону Наполеона. Другие полки готовы были последовать этому примеру. Ней поддался всеобщему настроению, признал императора и повел к нему свои войска.
Возвращение Наполеона в Тюльери. Тщетно Людовик XVIII заменяет Сульта Кларком, тщетно приветствуют его обе палаты на королевском заседании 16 мая, тщетно созывает он генеральные советы, призывает к оружию три миллиона национальных гвардейцев, концентрирует одну армию под командованием герцога Беррийского в Вилльжуиве, другую – под командованием герцога Орлеанского на севере: Наполеон, согласно своему предсказанию, продолжает свой путь без единого выстрела. Его армия с каждым переходом растет вследствие присоединения полков, посланных против него. По дорогое за ним идет толпа крестьян; обитатели каждой деревни провожают императорскую колонну до ближайшей деревни, где их сменяет новый поток народа. 13-го марта Наполеон покидает Лион и ночует в Маконе; 14-го он в Шалоне, 15-го в Отэне, 16-го в Аваллоне, 17-го в Оссере, 19-го в Пон-сюр-Ионн. 20-го утром он прибывает в Фонтенбло. В тот же день, в 9 часов вечера, он возвращается в Тюльери, покинутое накануне Людовиком XVIII и уже с полудня украшенное развевающимся знаменем революции и империи.
Оценка этих событий. Восстановление империи рассматривается обыкновенно как результат чисто военного движения, похожего на мятежи преторьянцев или на испанские пронунциаменто. Это совершенно не согласуется с истиной. Революция 1815 года – народное движение, поддержанное армией. Кокарда 1789 года увлекла народ, уязвленный заносчивостью, угрозами, требованиями священников и дворян о возвращении им имущества. Солдаты, по-прежнему обожавшие своего императора, дрожали при мысли, что им придется стрелять в него, и давали себе клятву не делать этого, но, утратив волю в силу долгой привычки к дисциплине, они не высказывались, пока не почувствовали поддержки со стороны населения. Повсюду во Франции, – по крайней мере в течение первых двух недель, а ведь позднее дело уже было решено, – манифестации крестьян и рабочих предшествовали отпадению войск. 1-го марта солдаты 87-го полка сажают в Антибскую цитадель двадцать пять гренадеров старой гвардии; на другой день жители Грасса приносят императору фиалки. Население Гапа не дает генералу Ростоллану принять меры к защите; генерал отводит свои войска в Эмбрену; войска послушно идут за ним, а тем временем в покинутом ими городе уже провозглашают Наполеона. В Сен-Бонне хотят бить в набат, чтобы собрать тысячу вооруженных горцев, которые усилят собою маленькую эльбскую колонну. В ущелье Лаффре крестьяне протягивают императорские прокламации солдатам 5-го линейного полка, а те не решаются брать их. Против войск генерала Маршана у императора идут в авангарде 2000 жителей Дофине, вооруженных вилами и старыми ружьями. Ворота в Гренобле выбивают каретники. Баррикаду на лионском мосту разрушают рабочие из предместья Гийотьер, занятые на шелковом производстве.
В Вилльфранш нет ни одного солдата, зато 60 000 крестьян ждут императора около дерев свободы. Неверские рабочие призывают к отложению полки, проходящие через город. В Шалоне-на-Соне народ останавливает артиллерийский обоз, предназначенный для армии графа д’Артуа. «Во Франшконте, – говорит Прешан, – войска можно было бы удержать, если бы оставили их в казармах; но как только они пришли в соприкосновение с народом, они пропали». Полковник Бюжо писал военному министру: «Я беру на себя ответственность за то, что остановил свой полк в Аваллоне. Уйди я дальше вперед, мне пришлось бы опасаться, как бы настроение населения не заразило моих солдат, которые до сих пор держались хорошо». Энский префект в ужасе сказал Нею: «Мы присутствуем при новой революции».