– Долго.

«Господин, Тога очень ревностно относятся к своей территории! Там будет резня с очень низким шансом на выживание неодаренных! Желаете, чтобы ваша дочь это увидела?»

– Значит, я лечу сам.

«Корректировка прогноза: война – ноль процентов, – проскрипел старческий голос на фоне белого шума, означавшего, что все остальные сейчас заглушены и имеют право только слушать. – Когда волк заходит во двор, умная шавка лезет в будку и дрожит от страха, мечтая дожить до утра».

Белый шум пропал, но никто не торопился нарушать созданную тишину.

– Императив номер один – по Тенишевым продолжаем работу. Будем макать мордой в нефть. Императив номер два – обеспечить собственное производство детских игрушек. Со счастливыми швеями, поняли?! Чтобы зарплата до неба, дворник здоровался и муж души не чаял!

– И пух брать от счастливого барашка, – поддакнул Амир в общий канал.

– Да!.. Тьфу, да заткнись ты, и так тошно…

Не спеша – словно на прогулке, дошли две мужские фигуры до вертолета, уже готового нести «виртуоза» и «мастера» за горизонт.

– Я хочу, чтобы она знала, что папа может быть хорошим! – прокричал князь сквозь рев вертолета, обращаясь к товарищу, зацепил скобу рукой и ловко запрыгнул внутрь.

Амир задержался, пытаясь представить, каково это – быть готовым развязать войну ради слезинки своего ребенка? В итоге пришел к решению, что это дело надо срочно проверить, организовав первенца.

Когда отгремит рокот гнева, сорвутся с уст красивые слова и вихрь человеческой воли обратит желание в действие, приходит время слуг. Тихие и незаметные, они приберут осколки разбитой посуды, отмоют ковры от вина, соберут клочья некогда целого, воссоздавая декорации для нового спектакля жизни своих господ.

Так и в этот раз: стоило князю отвернуться от двери, как за спиной зашаркал безымянный слуга, согнутый службой за долгие годы. С поспешностью, доступной для его древних лет, он собрал рассыпанный по полу пух из разорванного медведя. Бережно перенес на стол забытые князем бумаги. Оттер пол там, где ступал господин, в своем величии позабыв переодеть уличную обувь. Поднял с пола и отряхнул рассыпанные подушки. И, тихо цокнув – окно показалось недостаточно чистым, – принялся натирать стекло замшевым платком.

– Все будет хорошо, – прозвучал детский голос, обращаясь, возможно, к миру, возможно, еще к кому. Не к слуге же?

Старик подышал на очередное пятнышко и продолжил монотонную работу.

– Дедушка…

Рука старика замерла на какое-то мгновение, сильно вдавив платок. Не будь стекло бронированным – стрельнула бы молнией трещина. Пальцы, будто опомнившись, отдернулись от прозрачной глади, а платок неловко обернулся вокруг пальца со старым обручальным кольцом – ровно настолько, чтобы скрыть нажатие большим пальцем по ободку, подменившим последнюю минуту записей на камерах. Никакого риска – из этой комнаты никогда не было прямой трансляции.

– Как… – завис в воздухе недосказанный вопрос.

– Кто-то постоянно забывал в моей комнате конфеты.

– Я старый человек, мне можно быть забывчивым, – проворчал хриплый голос, а сам его обладатель отчего-то совсем позабыл горбиться.

Дед легко, словно пушинку, позаимствовал у стены стул и пододвинул к кроватке, по привычке хекнув, разместившись на самом его краю.

– Когда догадалась?

– Давно, – честно призналась внучка, – с прошлого года.

– И молчала?

– А ты бы приносил конфеты? – пристально посмотрела на него пророчица.

– Это единственная причина? – возмутился дед. – Мы, между прочим, год потеряли! А нам еще законы учить, в делах рода разбираться, политикой и этикетом…

Старик осекся, заметив, как принцесса с кислым видом кивает на каждый пункт грандиозных планов.

– Ага. А дряхлый слуга, раскидывающий конфеты, нам, значит, нравится больше, – зачитал вердикт старик.

– Ну де-эда… – потупила глазки юная красавица.

– Ты с этими выкрутасами прекращай, – строго посмотрел на нее старик. – Ну-ка глянь в будущее на пять минут вперед: что я там сделаю, если не извинишься?

Ксения задумчиво повернула голову, словно всматриваясь, и резко поалела щечками:

– Меня нельзя ремнем!

– Ты не доверяешь своему дару?

– Деда, извини, пожалуйста, я больше не буду… Дед, а почему будущее не изменилось?

– Думай.

– Деда, я больше никогда-никогда не буду говорить людям о плохом будущем, – лихорадочно вспоминая, протараторила девочка папину просьбу. – Честно!

– Ну кое-как еще… – прокряхтел старик.

– И вообще, дядя Амир сказал, что меня бить нельзя… – пробубнила Ксюша.

– Как человек, поровший дядю Амира, смею возразить. Давным-давно пора. Ты вот сегодня что устроила? Чуть человека не убила, хоть это понимаешь?

– Я знала, что он выживет, – понурилась она.

– Милая, – терпеливо наклонился к ней дед. – Ты видишь один исход событий, завязанный только на тебя. Ты говоришь – он реагирует. Включи в это пророчество третьего человека – и все изменится. Будущее станет светлее для всех нас.

– Хорошо, – шмыгнула новыми слезами внучка. – Я просто пока не умею…

– Эх ты… Как же жалко потерянный год! – покрутил старик головой. – Не было бы у нас теперь таких проблем…

– Не беспокойся, с папой все будет хорошо, – поведала заплаканная мордашка.

– Знаю. – Старик протянул ей чистый платок. – За это не виню, случайно ведь вышло.

– Ну… – вновь покраснев, Ксюша отвела глаза.

– Та-ак… Можешь в будущее не смотреть, ремень гарантирую.

– Я все объясню! – вскинулась она.

– Уж постарайся, – скептически выдал дед.

– Мне не с кем играть, и я решила найти себе подругу, – отбарабанила Ксюша и закрыла глаза.

– Та-а-а-ак… – мерно вздохнув, мантрой пропел дед.

– С другими детьми меня не пускают играть, – пожаловалась она. – И не пустят. Я начала искать такую, с которой мне бы разрешили.

– И отправила папу за ней на войну, – отстегнув пряжку ремня, дед принялся выуживать его из лямок.

– Стой! Через минуту ты меня простишь!

– Блеф.

– У Тай Лин потенциал ранга «учитель», – выдала козырь Ксюша. – Она могла бы со мной тренироваться, мы бы дружили, она учила бы русский, а я китайский, а? Я ее случайно нашла, честно! Когда медведя увидела. И прозрение честное!

– А если бы медведь был не тот? – все еще не веря, приподнял старший бровь.

– Так я слугам показала, как он мне нравится, они его папе и подсунули.

– Растет интриганка, – покачал дед головой, – только учиться не хочет.

– Я буду учиться! Вместе с Тай!

– Больше никогда не чуди так, очень тебя прошу, – все-таки застегнул дед пряжку обратно.

– Но я ведь вижу, что вреда не будет…

– Внученька, мир совсем не так прост, как тебе кажется. Ты видишь вернувшихся с добычей наших людей, и я радуюсь вместе с тобой такому исходу. Но видишь ли ты протест китайского императора, негласное распоряжение препятствовать бизнесу, падение репутации, клеймо разбойников, которое ой как непросто будет вывести? А ведь все это нам предстоит пережить. Каждое действие раскачивает весы мира, и даже если чаши займут прежнее положение, то песчинки внутри неизбежно сместятся. И в следующий раз механизм может перевернуться вовсе, рассыпав в придорожную пыль труды наших предков.

– А?

– Не обращай внимания, просто я долго не разговаривал с людьми. Впредь говори мне обо всем, что хочешь провернуть.

Старик посмотрел в кристально честные глазки своей кровинки и нервно дополнил:

– Начинай прямо сейчас.

– Ну-у, – заерзала егоза на месте, втыкнув пальчик в одеяло, – я хочу вернуть брата домой.

– Хорошее желание, – тепло улыбнулся дедушка, – но он не возвращается в том будущем, где действуешь только ты, верно?

– Ага.

– А вот если бы вернулся, ты перестала бы желать его возвращения.

– Неправда!

– Милая моя, задумайся, почему папа каждый раз просит показать ему сына, но не ищет его сам.