– Не слишком ли? – осторожно поинтересовался я.

– Мы тут никто, – понурился Михаил, – или отдадим, или отнимут. Не надо возражений! – вскинулся он, заметив ярость в моих глазах.

В душе поселился неприятный комок из сожаления и злости, но я задавил в себе это, до поры.

– К тому же мы всегда можем сделать новое, – подмигнул он мне и Федору. – А князь, приняв дар, станет единственным клиентом, вот увидишь. Это – выгодное вложение!

Рядом завозился Федор и отчетливо кашлянул.

– Но я не за этим тебя пригласил, – тут же с улыбкой кивнул он Федору и достал из кожаного мешочка на углу стола два одинаковых алых камня. – Федор очень попросил, чтобы мы с тобой попробовали посмотреть на эти камни повнимательнее, – обратился он ко мне. – Разумеется, не будет ничего страшного, если ты ничего не увидишь! – успокаивающе добавил он.

Посмотрев на них внимательно, покрутив в руках и украдкой попробовав на вкус, с легким разочарованием положил обратно на стол. Рядом грустно вздохнул Федор.

– Нет, – не нашел я отличия в двух камнях.

– Это нормально, все хорошо, – успокоил отец, легкими движениями выравнивая камни по одной с краем стола линии. – У каждой семьи свои секреты, разрушительные или созидающие.

– А что в них? – полюбопытствовал я, вновь придвинувшись вплотную к столу. – В камнях?

– В одном рубине есть искра творения. Другой – пустышка, гораздо чаще встречаемая, – указал он последовательно на камни. – Мы видим душу в самоцветах, металле и камне и можем делать из них полезные вещи.

– Волшебные! – по секрету прошептал в ухо брат.

– А те пистолеты в гостиной? – стрельнул я взглядом вниз, к первому этажу, и вновь приник к столу, пытаясь разглядеть нечто в правильном рубине.

– Их делала другая семья, – для порядка уточнил Михаил. – Но да, если будет заказ. Они делаются под человека, под его рост, вес, его силу и дар.

– Будут стрелять дальше и точнее? – досадуя, что камешек никак не хочет открыть свой секрет, тянул я время.

А то ведь попросят удалиться, а тут такой шанс уходит из рук… Хотя внутри меня было некое смирение – в самом деле, не все ведь сразу.

– Смотря в чьих руках, – взвешенно произнес отец. – В руках обычного человека, даже без дара, пожалуй, да. В руках сильного одаренного такое оружие сможет уничтожить боевую технику, строения и пробьет вражеские щиты.

– Да ну? – не поверил я.

– Ну, такой дар редок, – все-таки поправился Михаил, забирая горемычные рубины из-под моего носа, – и почти ни у кого нет денег такое заказать, – с ноткой гордости завершил он.

– Даже у князя?

– Оружие прадеда сильнее, чем я могу сделать, – пожал он плечами, с достойной уважения прямотой признавая чужое мастерство. – Разве что Федор сможет сделать лучше, если будет хорошо учиться.

– Я смогу! – твердо заявил брат, чуть оглушив своим оптимизмом.

– Кстати, насчет учебы. Тоня, Катя, хватит подслушивать, идите к нам!

Из мастерской с маской вины и лукавыми глазками вынырнули сестры и атаковали свободный подлокотник.

– Сегодня поедем устраиваться в школу, – заявил отец. – Я там был – просто чудесное место. Не лицей, правда, но очень чистая, опрятная и главное – в пяти минутах от дома. Максим, тебе в какой класс?

– Г-хм, – закашлялся я, гася острую панику, – а мне не надо в школу…

– Всем детям обязательно надо получить знания. Это необходимо для жизни, для поступления в университет и карьеры, – терпеливо пояснил отец.

– Я состоявшийся взрослый предприниматель! – попытался я осуществить тактическое отступление вниз по креслу, но ухо неожиданно цепко задержала Тоня. А бежать без уха – больно.

– Значит, тебе в седьмой? – совершенно бестактно проигнорировали мое мнение.

– У меня есть другие документы! – вскинулся я, выуживая из кармана шорт пачку пластиковых паспортов, подаренных сержантом Тетериным. – Вот, Максим Федотов, восемнадцать лет, – протянул я карточку на стол.

– Не похож, – скептически покачал головой отец и с улыбкой вернул паспорт. – А в документе, где ты мой сын, написано: «Тринадцать лет». Максим, в чем проблема?

– Ну, эмм, – замялся я, чувствуя на себе три внимательных взгляда и зубы на ухе.

– Только не говори, что в школе тебя раньше обижали, – с сарказмом произнес Михаил.

– Я не умею, – тихо прошептал я, уперев взгляд в пол.

– Что? Какой-то предмет плохо дается?

– Я… я умею писать и считать. И больше ничего… – совсем на грани слышимости признался я.

– Это не страшно, – излишне бодро заявил Михаил, зачесав затылок. – Мы поможем, да ведь, девчонки?

– Да! – пискнули в ухо и сжали на нем же зубы.

О нет, только не это! Я с ужасом отпрянул к Федору и взглядом попросил у него защиты.

– У тебя все получится, – брат снял с себя бабочку и аккуратно нацепил мне на воротник, – ведь с ней все получается, верно?

Спокойно, только спокойно! Бежать! Нет, ты мужчина. Глубокий вздох. План! Точно! Девчонок – испугать, чтобы боялись подойти. С учителями – договориться! Вперед.

Я жестом показал сестренкам, что хочу сказать им что-то на ушко. Те доверчиво повернулись и даже сложили ладошки, чтобы лучше слышать. Наивные.

– Знаете, как пахнет сгоревший человек? – жутким голосом прошептал я.

– Ка-ак? – тут же с восхищением спросили они, требуя немедленного ответа.

Отчетливо дернулся левый глаз.

– Катя, перестань есть брата! Сейчас поедем в кафе, собирайтесь, – спас меня Михаил. – Федор, тебе тоже следует переодеться. Максим, задержись.

Дождавшись ухода детей, отец самолично прикрыл за ними дверь и повесил на ручку небольшой кулон с темно-синим камнем.

– Не обижайся, мы не хотели тебя обидеть, – мягко начал он. – Пожалуйста, не сбегай от нас. Ты очень нужен нам, нужен Федору и по-настоящему дорог.

Я насупился и, ссутулившись, смотрел себе под ноги. Осознавать свое несовершенство было неприятно. А если представить, как будет в школе… Насмешки, которые придется перебивать кулаками. А ведь эти дети – не сироты, а значит, придется разбираться еще и с их родителями. Потом с полицией. Проще сбежать. Хотя очень не хочется.

– Скоро приедет его мама, и я буду уже не нужен, – тоскливо отозвался я.

– Наша мама, – поправил Михаил и грустно посмотрел в окно. – Наша мама уехала очень далеко. Наверное, лет через сорок я догоню ее. – Его голос надломился. – А через сто лет мы все встретимся вновь, одной семьей, в лучшем из миров.

Отец повернулся ко мне и с невероятной тоской посмотрел мне в глаза.

– Пожалуйста, не уходи, – тихо попросил он и добавил уже быстрее, с надеждой и просьбой: – Я сделаю тебе медальон на хорошую память, кольца на бодрость, мы наймем лучшего преподавателя, и ты быстро подтянешь знания! Ты нам очень нужен! Мне, сестрам, особенно Федору. Стань нашей семьей, пожалуйста!

Внутри почему-то стало горячо-горячо.

– Я постараюсь, – выдавил я из себя, спрятав слезу в ладони.

– Пойдем, остальные наверняка приготовились, – засуетился он, тактично не заметив моей слабости.

По пути заехали в небольшой магазин готовой одежды, где за солидную такую кучу денег мне выбрали две рубашки и пару брюк, в которые я там же и оделся – разве что бабочку перевесил и телефон переложил. Магазин по соседству поменял наши деньги на новые ботинки, модные, с острым носом. И как-то так вышло, что после переодевания я смотрелся ровней своей семье, а не случайно прибившимся мокрым воробьем. А если посмотреться в большое зеркало витрины, то мы действительно казались родичами – один цвет глаз, схожие черты лица, только волосы отличались. Как ответственно заявил Федор – мамины. И даже пообещал показать ее фотографию, если она не приедет раньше.

После двух порций мороженого (наше все равно вкуснее!) и основательного обеда нас, чуть осоловелых, оттого беспомощных, повезли к школе.

А неплохое такое место, тоже за собственной оградой, да еще глухой – общей на школу и огромный завод по соседству. Только решетчатые ворота позволяли заглянуть внутрь – и увиденное понравилось. Половину территории перед школой занимала площадка для отдыха, с турниками, качелями и каруселью. Другая часть была огорожена под баскетбольную площадку, а если заглянуть в ограду под углом, то с левой части школы был виден край футбольного поля. Само здание смотрелось белоснежной игрушкой, неведомо как оказавшейся в городе, – ни одного матерного слова на мраморных стенах, окна блестят, а два крыла по четыре этажа, выдвинутые чуть вперед над трехэтажным центром, скорее создавали вид дворца, чем школы. Я такого никогда не видел. И все это названо «СОШ с углубленным изучением отдельных предметов», под трехзначным номером.