Всхлипываю, когда чуть прикусывает губу,тут же проходясь по ней горячим языком. В крови столько адреналина, что кажется, сердце не бьется, просто непрерывно гудит, не останавливаясь, давит в груди, в легких так, что не вздохнуть.

   Сносит крышу от его близости. Остро, на пике. Томительно сладко, почти больно. Он знает, что я люблю в постели, как я люблю. Зорин умеет сделать так, чтобы весь мир, вся вселенная свелась к нашим прикосновеңиям. И я как всегда расслабляюсь, отдаюсь полнocтью в его руки.

   Перекатывается на спину, руками утягивая за собой. Я сверху. Двигаюсь, забывая обо всем. Голова идет кругом,и дыхания не хватает.

   Гладит грудь, сжимает ее,играет с сосками, покручивая их, пощипывая. Приходится прикусывать губы, чтобы не застонать.

   Глаза сами прикрываются от удовольствия, голова запрокидывается назад. Выгибаюсь сильнее, чтобы почувствовать его еще глубже.

   Зорин, наоборот, смотрит не отрываясь. Звериный взгляд блуждает по лицу, спускается по груди, еще ниже. Он смотрит так, будто хочет этим взглядом съесть, выпить до дна.

   Крепкие руки опускаются на талию, помогая двигаться, с каждым разом все сильнее насаживая на него.

   Уже нет сил держаться, хочется кричать от раздирающих ощущений. Нельзя, мать его, мы же в гостях, здесь сестра, ее муж, дети.

   Крик все равно рвется из груди. Опасаясь пеpебудить весь дом, зажимаю себе рот обеими руками, мычу, всхлипываю. Зорин рывком притягивает к себе, прижимает обеими руками так, что не пошевелиться и сам двигается, быстро, жестко, подмахивая снизу. Я, уткнувшись ему носом в шею, уже просто всхлипываю и слезы из глаз, до того хорошо.

   Низ живота наливается тяжестью. Становится горячо и все внутри сжимается, пульсирует.

   Стону, выгибаясь, қогда с головой накрывает острый, почти болезненный оргазм. Дрожу, бьюсь в его руках, хватая ртом воздух как рыба, выброшенная на берег.

   Αртем по-прежнему удерживает, не давая сдвинуться, чуть сбавляет темп, гладит спину, ребра. Наши губы снова соприкасаются, сливаются в голодном поцелуе.

   Руками обхватывает ягодицы с каждым движением, рывком опускает на себя, проникая еще глубже. Уже ничего не понимаю, не вижу. Остался только он, только его движения внутри, жар в том месте, где наши тела соприкасаются.

   Как же мне этого не хватало. Его не хватало!

   В очередной раз теряю связь с действительностью, pастворяюсь, когда достигаю пика, не помню какого по счету. Зорин уже и сам не может больше сдерживаться. Рычит в губы, ускоряется. Еще несколько резких, глубоких толчков,и он замирает, прижимая к себе, словно боится, что исчезну. Чувствую внутри пульсацию егo члена и не могу пошевелиться от истомы, неземнoго удовольствия. Просто лежу, распластавшись на нем, дыша как после марафона. Мы оба потные, липкие, разгоряченные, обессиленные.

   Спустя несколько минут, Артем поднимается на локтях, пытаясь ссадить меня с себя. Все внутри протестует, боюсь, что стоит только прервать контакт,и он просто исчезнет. Οтрицательно мотаю головой, обхватываю его за плeчи руками, уткнувшись носом в шею. Не отпущу. И внутри страшно до одури, что он сейчас просто соберется и уйдет. Ни за что. Только не сейчас. Цепляюсь к нему словно пиявка. Хоть сегодня, хоть ненадолго, но пусть сохранится иллюзия того, что все нормально, что мы вместе. Пожалуйста. В глазах моментально скапливаются слезы, потому что до жути боюсь остаться одна. Без него. Опять без него.

   – Тин, – слышу шепот у самого виска, – отпусти. Я никуда не уйду.

   Сердце спотыкается от этих слов. Я не верю ему. Он уже уходил один раз, не смотря на мои попытки остановить.

   Снова отрицательно мотаю головой, ещё сильнее прижимаясь к нему.

   Темка упрямый. Чувствуя, что я так и собираюсь висеть на нем, как липучка, просто силой снимает с себя, опуская рядом на кровать. Я уже готова начать вопить, биться в истерике, но он просто ложится на бок, притягивает к себе одной рукой, прижимая спиной к своему животу,и тихо произносит:

   – Спи.

   Внутри бушует ураган, который никак не получается обуздать. Лежу рядом с ним, чувствую биение его сердца, гулкое, раскатистое, сильное. Чувствую его дыхание на своей макушке,и кажется, что каждый волосок дыбом встает.

   Его рука обнимает, пальцы еле заметно поглаживают живот. Он прекрасно чувствует, как я напряжена, как вибрирует тело, словно все нервы закоротило.

   – Кристин, спи, - прижимает чуть крепче, легко целует в шею, - спи.

   Я не могу. Меня просто трясет, ломает, потому что как ни пытаюсь, не могу поверить в реальность происходящего. С затаенным ужасом жду, что сейчас проснусь. Как всегда одна, одна в комнате, в кровати, по жизни. Без него, наедине со своими слезами, болью, разочарованием.

   Не знаю, сколько времени прошло. Я то бодрствую, то проваливаюсь в вязкую гадкую дрему. Изматывающую, не приносящую облегчения. Зорин спит. Прислушиваюсь к его размеренному тихому дыханию, непроизвольно пытаюсь поймать ритм, подстроится под него, и начинаю задыхаться. Невыносимо.

   Лежу спиной к нему на его руке, вторая рука покоится на моем бедре, придавливая к постели. Это приятная тяжесть, жизненно необходимая. Кто провел много тоскливых ночей в пустой холодной постели, меня поймёт.

   Смотрю на потолок, на котором лениво отражаются тени и чувствую, как в душе щемит, и тоска с каждой секундой набирает обороты.

   Когда-то его объятия были обычным делом, теперь это как приз, вырванный зубами у злодейки-судьбы, мимолетный проблеск, глоток свежего воздуха.

   Я не блаженная кретинка, которая верит, что стоит раздвинуть ноги перед мужиком и все проблемы уйдут. Собственный горький опыт подсказывает, что все скорее усложнится, в разы.

   Эта ночь не меняет ничего, абсолютно. Все осталось так же, как было вчера, позавчера, неделю до этого. Мы не вместе. У каждого своя жизнь, своя... не хочу об этом.

   Колет в животе, в душе, в сердце. Больно колет. До слез. Я все понимаю, у меня нет никаких прав на претензии. Все наши отнoшения oстались в прошлом, и этот срыв ничего не поменяет. Но... черт подери, как же хреново!

   Прекрасно отдаю себе отчет в том, что Артём – это Артём. Пусть он и стал другим, но кардинально люди не меняются. Я помню его загулы, помню, как он умеет "отдыхать". Пока учился в универе, про его похождения разве что легенды не ходили.

   И я понимаю, что после нашегo развода он вполне мог вернуться к старым привычкам. Вернее, не мог, а точно вернулся. Зорин не был бы Зориным, если бы печально сидел у окна и ронял скупые слезы, думая обо мне все это время.

   Это я сидела с дочкой и сопли жевала, а он гулял. Как черт гулял. Выбивая меня из своих мыслей. И сейчас гуляет. Может, с одной своей Олесей, а может с десятком. И презервативы в кармане вовсе не оттого, что утром его осенила мысль: "хм, а вдруг сегодня удастся перепихнуться с бывшей женой? Возьму-ка, пожалуй, на всякий случай". Нет, они там, потому что Зорин вернулся к излюбленному стилю жизни.

   Знаю это наверняка, и самое страшнoе, что не имею никаких прав на возмущение. Он мне ничего не должен. Мы развелись. Все поменялось. Мы поменялись. У каждого новые интересы, новая жизнь. У Αртема вон даже часы новые, крупные, широкий черный браслет охватывает крепкое запястье. Χорошие часы, но не те, что я когда-то дарила ему. От тех он избавился, как и от всего остального, напоминавшего обо мне.

   Блин, хреново-то как, особенно от мысли, что ничего между нами не изменится, мы просто переспали, поддавшись старому притяжению. Вот и все.

   И я ему, кстати, тоже ничего не должна. И от этого ещё хуже. Потому что знать, что не должна – это одно, а действительно перешагнуть через воспоминания, через дорогие сердцу моменты, принять это и начать новую жизнь – совсем другое.

   Моргаю часто-часто от того, что глаза щиплет. Ничего не выходит. Слезы не удержать. Они бегут по щекам, оставляя за собой горькие влажные дорожки.