Бояре не ценили

И, тайной злобою горя,

Мешали, вред царю творя,

Везде, где были в силе.

Карал Иван мечом, огнём

Бояр — врагов державы,

И становился с каждым днём

Страшней орёл двуглавый —

Орёл московского герба,

Свидетель остроглазый.

Он первый ведал — с кем борьба,

Кого какая ждёт судьба,

Он подкреплял приказы.

Когда ж боярские рода

Гонением упорным,

Чтоб не было от них вреда,

Повырывали с корнем,

Взялись опричники за люд —

За мужика простого,

Презрев и нищету и труд,

Лишая пищи, крова.

Тогда сжигал опричник дом,

Ничьим мольбам не внемля,

И расправлялся с мужиком —

Он увозил его силком

Пахать опричне землю.

Тогда мужик, крестьянин, раб,

Был вынужден за плугом

На место лошади трёх баб''

Впрягать в упряжку цугом.

Тогда опричник брал оброк

Угрозами и плетью,

И нёс мужик в короткий срок

То, что боярину он мог

Отдать в десятилетье.

И Русь, богатая страна

И признанная всеми,

Перенести была должна

Позорнейшее бремя —

В увечьях, в страхе, в темноте

И в нищете!

Семь лет опричнина была

Для родины напастью,

Пока сама не сожрала

Себя собачьей пастью.

С тех пор четыре сотни лет

Над Русью прошумело.

Произошло немало бед,

Пока зажёгся новый свет,

Маяк живого дела.

И вот теперь на месте том,

Где двор стоял опричный,

Стоит необычайный дом,

Хоть с виду он обычный.

Куда же, — спросишь ты, — ведут

Ступеньки из гранита?

И я скажу тебе, что тут

Священный храм народ воздвиг —

Миллионы книг!

Архивы полнятся, растут,

Для каждого открыты.

На языке любой страны

Новейшие изданья.

Здесь документы старины

И древние сказанья.

Здесь и опричные дела

И Грозного приказы…

Ну, словом, книгам нет числа,

И не окинешь глазом.

Знаком в столице этот дом

Любому человеку,

И ты, быть может, будешь в нём,

Его мы с гордостью зовём:

БИБЛИОТЕКА

ИМЕНИ

ЛЕНИНА!

БЫЛЬ ПРО УГЛИЧСКОЕ ДЕЛО, ЧТО В ПРЕДАНЬЯХ УЦЕЛЕЛО

Углич, Углич! Русский город,

Ты нам близок, ты нам дорог

Древней прелестью своей,

Что жива до наших дней.

Жив твой кремль с резьбой занятной,

В нём, народом не, забыт,

Крытый крышей восьмискатной,

Терем Дмитрия стоит.

И крыльцо, резное диво —

На колонках три шатра…

До сих пор преданье живо,

Мне о нём сказать пора.

Грозный царь скончался рано.

Были дети у Ивана.

И осталось царство им —

Тем царевичам двоим.

Был царевич Фёдор хилый,

В нём ни разума, ни силы.

Был царевич Дмитрий мал –

Ничего не понимал.

Дали знать стране бояре,

Что по воле государя

Начал царствовать один

Государев старший сын,

А царевичу меньшому

И его родне и дому

Город Углич шёл в удел.

Так-де Грозный повелел:

Чтоб он с матушкой царицей

Жил в сторонке от столицы,

Жил на Волге на реке,

От престола вдалеке.

А в столице на престоле

Царь всегда стонал от боли,

А при нём, всегда здоров,

Зять — боярин Годунов.

Угождал царю с полслова

Умный, ласковый зятёк.

Без Бориса Годунова

Фёдор царствовать не мог.

Что до матушки-царицы,

Нашей угличской вдовицы,

То не зря она была

На Бориса очень зла:

Он держал её в загоне,

Хоть и пасынок на троне,

Но наследник не один —

Дмитрий тоже царский сын!

И в окно, бывало, глядя,

Плачет вдовушка в досаде.

А царевич жил себе,

Не печалясь о судьбе.

Знал он игры да потехи:

В свайку, в тычку — на орехи

С малолетства ловко мог

Точно в цель бросать клинок.

Всем всегда он был доволен,

Если только не был болен, —

Иногда, бывало, вдруг

Забирал его «недуг».

Вот однажды, как-то в мае,

Наш царевич у крыльца,

В свайку с дворнею играя,

Изменился вдруг с лица,

В корчах, судоргах зашёлся,

На песок упал ничком

И в припадке закололся —

Сам убил себя клинком.

Тут царица увидала,

Чуть жива с крыльца сбежала

Да как в голос закричит,

Что царевич-де убит;

Что для низких целей тёмных

Подослал убийц наёмных,

Подослал сюда врагов

Сам боярин Годунов…

Нынче угличское дело,

Что в преданьях уцелело, —

Дело тёмное для нас,

Но, понятно, в этот час

Мамки-няньки завопили:

«Ох, царевича убили!

Ох, злодеи из Москвы,

Не сносить нам головы!»

Засновал народ проворный,

Всполошился весь дворец,

Бухнул в колокол соборный

Поп, по кличке Огурец.

И на звон народ толпою

Прибежал на царский двор:

«Кто содеял дело злое?

Кто злодей? Убийца, вор?»

А приставлен был к царице,

Проверять казну вдовицы,

Всем её затеям враг —

Битяговский, царский дьяк.

И толпе вдова со зла

Имя дьяка назвала.

Как волна в морском прибое,

Так в народе гнев кипит,

И мятежною толпою

Битяговский был убит.

Может, зря полезли в драку,

Может, зря убили дьяка,

Может быть, не догадались —

Разобраться бы допреж!

Но цари всегда пугались

Слова грозного «мятеж».

Шлёт отряды Годунов

Усмирять бунтовщиков.

Вот стрелецкие пищали

По посаду затрещали.

Кто в подполье, в погреб влез,

Кто бежал в соседний лес.

Но в бегах недолге были:

Бунтарей переловили

И отправили навек

К берегам сибирских рек.

И с поникшими плечами

Шли к Тобольску угличане,

Шли в тайгу, в страну снегов

С тёплых волжских берегов.

С ними колокол опальный

В этот долгий путь печальный

По снегам отправлен был,

Чтобы больше не звонил.

Чтоб не тешил больше слуха,

Оторвали ему ухо,

Чтоб к молчанию привык —

Медный вырвали язык,

Да для большего позора

Наказали словно вора:

Был он миру напоказ

Плетью бит двенадцать раз…

Вот какое было дело,

Что в преданьях уцелело.

Бунтарей народ забыл —

Нет следа от их могил,

Но из той из ссылки дальней

Вышел колокол опальный.

Из Тобольска в Углич он

Был обратно возвращён.

БЫЛЬ О РУССКОЙ СТАРИНЕ — БЫЛЬ О ФЁДОРЕ КОНЕ