Не в терему, не в дворцовой палате —

В бедной избе проживал на Арбате

Фёдор, строитель, по прозвищу Конь.

Нравом горячий такой, что не тронь!

Как-то весной за грошовую плату

Фёдор достраивал терем богатый

Хитрому немцу, что жил при дворе.

Службу служил он при Грозном царе.

Немцу богатому вдруг отчего-то

Не полюбились резные ворота.

Фёдор на зов подошёл к наглецу —

Немец ударил его по лицу.

В гневе дыханье у зодчего сперло,

Грубого немца схватил он за горло.

Тут бы совсем он его задушил —

Немцу на помощь стрелец поспешил.

Еле дыша и горя озлобленьем,

Немец к царю поспешил с донесеньем.

Фёдор от царской немилости прочь

Скрылся куда-то в весеннюю ночь.

Где пропадал он, неведомо людям.

Мы дознаваться, пожалуй, не будем, —

Может, бежал он на родину, в Тверь,

Может быть, нет, — неизвестно теперь.

Но, коль послушать людскую молву,

Лет через шесть он вернулся в Москву.

Чтоб испросить у царя разрешенье,

Грозному Конь посылает прошенье.

Вот и пришло от царя указанье:

Зодчему Федьке нести наказанье.

Чтоб он не бегал от службы своей,

Всыпать холопу полсотни плетей!

Вот как неласково Федьку встречали —

Видно, не верили Федьке вначале:

Вместо хоромин да царских дворцов

Строил он лавки московских купцов.

Зодчества Федька не знал бы иного,

Коль не пришла бы пора Годунова.

Хочет Борис возвести укрепленье,

Чтоб уберечь от врага населенье,

В думах о каменной новой стене

Вспомнил Борис Годунов о Коне.

Зодчему Федьке поручено дело,

Он за него принимается смело.

Новою крепостью будет стена,

Город кольцом опояшет она.

Фёдор берётся за дело большое

Всею горячею, буйной душою.

Жизнь свою вложит он в каждый зубец —

Будет стена, как чудесный венец.

Нету покоя, ночами не спится:

Строит он башни, выводит бойницы.

И на восьмой знаменательный год

Кончил он стену и девять ворот.

Фёдор закончил Москвы укрепленье,

Видеть царя получил дозволенье.

Гордый и радостный зодчий-творец

К тёзке-царю поспешил во дворец.

Думал строитель, что будет он скоро

Строить в столице дворцы и соборы.

Скажет правитель:  «Доверьте Коню!

Я его знаю и очень ценю».

Но разлетелись мечты и надежды —

Федьке в награду царёвы одежды

Поцеловать разрешил Годунов.

Царь был печален, угрюм, нездоров.

Конь за труды с возмущеньем и болью

Принял боярскую шубу соболью,

В землю за это ударился лбом:

Был не творцом он, а Федькой-рабом.

Шёл он домой из Кремля оскорблённый,

Шёл под стеною, луной озарённой.

Гневный, он шёл одиноко в ночи

С шубой собольей из алой парчи…

Всё это было, да только прошло,

Было, прошло и быльём поросло.

Нет и следа от стены этой старой —

Вместо стены зеленеют бульвары,

Время, и люди, и город не тот,

Но сохранились названья ворот.

Словно старинное наше преданье,

Мы и поныне храним их названья —

Наших: Арбатских ворот и Петровских,

Наших Никитских ворот и Покровских.

Все они были в стене, как в венце,

Ныне — названья в Бульварном кольце.

Как пришлось Москве столице на два города делиться

Фёдор Конь рукой умелой

Опоясал город Белый

Настоящей крепостной,

Неприступною стеной.

В Белом городе богаты

И бояре и купцы,

В Белом городе палаты,

И хоромы, и дворцы.  

Стены в шашечку гранёны,

Кровля высится венцом,

На балясинках точёных

Верх шатровый над крыльцом.

Белокаменные плиты

Украшают весь фасад,

За стеной, вьюнком увитой,

Расцветает чудный сад.

Тут заморский цвет миндальный

В кадках выращен в саду,

По воде плывёт хрустальный

Белый лебедь на пруду.

Д внутри, в хоромах, тоже

Всё отделки не простой —

Золотой обито кожей

Иль расшитою тафтой.

Своды в росписях, увиты

Золотым лепным шнуром,

Лавки сукнами обиты,

Пол покрыт цветным ковром.

А в иных дворцах бывает –

Звездным небом сделан свод:

Справа – месяц выплывает,

Слева – солнышко встает.

В терему зимой холодной

Чистота, тепло, уют.

Для боярыни дородной

Девки песенки поют.

Сам боярин ходит в славе,

Он в почете, весел, сыт,

Кверху бороду уставя,

В царской думе он сидит.

Служит он царю и богу,

Хорошо живет, в тепле,

На неведомой налогу

Государевой земле.

Оттого зовется «белой»

Государева земля,

Что живут в ее пределах

Слуги царского Кремля.

Вот она стоит, стена,

И Москва разделена.

За стеной – «черный» город.

Называется Скородом,

Потому что очень скоро

Стену строили кругом.

За стеною дубовой

В Черном городе живет

И военный, и торговый,

И ремесленный народ.

Богатей, бедняк убогий,

Кто бы ни построил дом, —

Платит он царю налоги

За землицу под жильём.

Жили люди слободами,

Жили собственным трудом,

И для них тесней с годами

Становился Скородом.

В переулках немощёных

Ночью страшно одному.

Во дворах неосвещённых

Грозно лают псы во тьму.

За церковного оградой —

Красноватые лучи:

Негасимые лампады

Робко светятся в ночи.

И когда поутру грянет

Колокольный звон церквей,

Скородом от сна воспрянет

К жизни будничной своей.

В Скородоме утром рано

Закияает жизнь везде:

Кузнецы куют таганы

На Таганской слободе,

Кузнецы для печи банной

Отливают медный чан.

Старый пекарь на Басманной

Выпекает хлеб «басман».

А в Калашном переулке

Для бояр и для царя

Выпекают пекаря

Калачи, баранки, булки.

На Рыбачьей на слободке,

По названью «Бережки»,

Рыбаки спускают лодки

На простор Москвы-реки.

Топоры на бойнях точат

На Мясницкой слободе,

В Сыромятнях кожи мочат

В быстрой яузской воде.

И уже на кровлях мглистых,

Словно чёрные дрозды,

Копошатся трубочисты

Трубниковской слободы.

И работает до поту

В Скородоме чёрный люд.

За тяжёлую работу

Мастерам гроши дают.

СЛОВО ПРО БОРИСА ГОДУНОВА