Годунов Борис правит пятый год,

Он лицом красив, он чернобород.

Он силён, Борис, и здоров, плечист.

Он хитёр, Борис, да умён-речист.

Он у власти встал с очень давних пор,

И его всегда ненавидел двор.

Нет бояр-друзей, лишь враги кругом,

Для боярства царь тоже был врагом.

Был он с ними крут, был он с ними лют,

Опирался царь на поместный люд,

На дворян, попов, на гостей-купцов,

Опирался царь на своих стрельцов.

Годунов Борис правит пятый год,

С каждым годом Русь всё бедней живёт.

Веры нет царю, ни его уму,

Да ещё к тому ж не везёт ему.

То озимый всход злой мороз побьёт,

То в разгар жнивья всё дождём зальёт.

То сгорит вся рожь, то в несчастный год

В поле весь ячмень саранча сожрёт.

В этот год народ из голодных сёл,

От пустой земли на Москву пошёл.

По Москве прошли тысячи людей,

Съели всех собак, съели лошадей.

Испугался царь неспокойных сил,

Колокольню класть он людей просил.

Стал голодный люд колокольню класть,

Чтоб за этот труд прокормила власть.

И до новой ржи и до хлебушка

Башня выросла до полнебушка.

Высотой пошла в сорок шесть сажен,

На три яруса колокольный звон.

Старший колокол в десять тысяч пуд,

Чтоб на десять вёрст разливался гуд.

Колокольню ту в тот голодный год

«Иваном Великим» окрестил народ.

До сих пор она золотой главой

Над Кремлём стоит, перед всей Москвой.

С монастырских стен далеко вокруг

Видны пашни, лес, и река, и луг.

Только пашенки не зелёные —

Земли, засухой опалённые.

А трава в лугах непригодная,

А река в песках мелководная.

Ручеёк бежит — а была река.

А вдали село — не видать дымка.

Каждый дом в селе словно глух и нем,

Кто остался жив, тот ушёл совсем.

С монастырских стен — пустота, простор,

А посмотришь внутрь в монастырский двор, —

Там довольство всё от былых времён,

И гудит над ним колокольный звон.

Запаслись попы на десятки лет,

Нету дела им до народных бед.

Не хотят попы продавать зерна:

С каждым днём растёт на зерно цена.

Лишь помещик так жить богато мог,

Он всю жизнь с крестьян собирал оброк.

В недородный год тот оброк велик:

Чуть не всё зерно отдавал мужик.

Умирал холоп, убегал не в срок,

Кто остался жив — тот платил оброк.

Мор, пожар, война — это всё равно.

Коль остался жив — подавай зерно!

И несёт мужик долю жалкую,

Всё под окриком да под палкою.

Но богаче всех царь в стране своей,

Не ему жалеть крепостных людей.

У него, царя, больше всех земли,

Для него, царя, все сады цвели.

Потому что царь откупил всех пчёл,

И весь мёд в стране Годунову шёл.

Бани все в Москве взял на откуп царь,

Грош плати царю — в бане тело парь.

Не глядит Борис на мужицкий пот,

А в народе гнев, тайный гнев растёт.

О ЛЖЕДМИТРИИ-РАССТРИГЕ, О МОСКВЕ ПРИ ПОЛЬСКОМ ИГЕ

Жили да были, носили жупаны

Ясновельможные польские паны.

Знатные, важные, как поглядишь,

Только в казне королевской-то — шиш!

Всё-то им, панам, земли не хватало.

Всё-то им плохо, да всё-то им мало.

Смотрит на русских завистливый пан —

Взять бы себе на работу крестьян!

Пану обидно, что рожь и пшеницу,

Лён и гречиху, скотину да птицу

Русские пахари с русской земли

Польскому пану во двор не везли.

Польская шляхта сидит на Волыни,

Паны-хозяева — на Украине.

Заняли паны и запад и юг, —

Русскую землю забрать бы вокруг!

Вот бы войну! Но для этой войны

Польскому пану силёнки нужны.

И как не раз уже ездили, снова

Едут поляки к царю Годунову.

Зарится шляхта на лакомый кус

И предлагает нам вечный союз,

Но при условии, чтобы побольше

Русской земли отходило бы Польше.

С панами царь гостевал, пировал,

Только земли он гостям не давал.

Так вот годами велись разговоры…

В, это же время да в эту же пору

Жил-проживал в монастырских стенах

Рыжий, ничем не приметный монах.

С виду покладистый, скромный, смиренный,

Был одержим он мечтой дерзновенной.

Как-то весною исчез из Москвы,

Где-то бродил на границах Литвы

И перешёл к украинским магнатам,

В замки, на службу к полякам богатым.

И вот тогда со шляхетской земли

Странные, смутные слухи пошли…

«Эй, здорово, сват!» —

«Здорово!» —

«Слышал слово?» —

«Что за слово?» —

«Ныне бают на торгу,

Что конец царю-врагу —

Царь Димитрий объявился!» —

«Да убит он аль убился!» —

«Не убился, не убит,

Слышь, народ-то говорит:

Ляхи малого украли,

Обучили, воспитали.

Круль царёнка увидал,

В баньке парить приказал,

Обрядить во что почище,

Войска дать ему три тыщи,

И царевич наш пошёл

Отвоёвывать престол». —

«А Борис? Он сам при сыне!» —

«Нам Борис не нужен ныне,

Он на царстве год седьмой —

Ходим по миру с сумой.

Что ни день, то царь богаче,

Что ни ночь, мы с горя плачем.

Ни кола и ни двора.,.

Нам бы лучше жить пора». —

«Вот так шту-ука! Эко дело!» —

«Мне беднячить надоело,

Я к царевичу пойду!

Сват, а ты?» —

«Да подожду!»

Так появился, народу на горе,

Беглый монашек Отрепьев Григорий.

Скоро Москва услыхала молву:

Дмитрий с войсками идёт на Москву.

Дмитрия ждут и встречают повсюду.

Были такие, что верили чуду.

Хочет Лжедмитрий занять поскорей

Место на троне московских царей.

Долго ли, скоро ли судьбы решались,

А города самозванцу сдавались.

Чем же была его слава крепка?

Рать у него не была велика —

Паны немного Отрепьеву дали, —

Да на пути беглецы примыкали.

Чем привлекал самозванец-смутьян

Русских людей, горожан и крестьян?

Тем, что не верил народ Годунову,

Ни его разуму, ни его слову,

Шёл к самозванцу, Бориса кляня,

В самое полымя шёл из огня!

Знали бы, ведали прадеды каши,

Что приготовил им рыжий монашек!..

Царь не дождался прихода врагов —

В тяжком недуге Борис Годунов

Умер внезапно, покинутый всеми.

Здесь начинается Смутное время.

Шляхтичи ходят по русской земле.

Гришка Отрепьев — хозяин в Кремле.

В Польшу расстрига за помощь в походе

Шлёт королю Сигизмунду дары —

Много сокровищ из царских угодий:

Золото, утварь, алмазы, ковры.

Опустошились дворцовые клети.

Польские паны — хозяева тут.

Прямо из Польши в стеклянной карете

Шляхтянку в жёны расстриге везут.

Перед Мариной, полячкой надменной,

Русские девушки падают ниц.

А на Маринке — венец драгоценный,

Шапка венчальная русских цариц.

С этой Маринкою царь самозванный

Русской землёю собрался владеть.

Пляшут под музыку польские паны,

Русским красавицам стыдно глядеть.

Сроду такой не видали стыдобы:

Женскому полу плясать во хмелю.