Учился ль в детстве грамоте

Крестьянин-мужичок?

Ему ль букварь показывал

Указкою дьячок?

Была наука в древности,

Но не для всех детей.

Учил тогда лишь избранных

Церковный грамотей —

Сынков боярских, княжеских,

Купеческих сынков,

Но не детей работников,

Холопов, мужиков.

И книги были древние,

Что дьяк писал рукой.

Меж этими писаньями

Остался «Домострой».

И в этой книге полностью

Рассказано о том,

Как лучше дом налаживать

(Тем, кто имеет дом!),

Как жить, чтоб в доме выросли

Богатство, слава, честь,

Как кладовые пользовать

(Когда запасы есть!),

Как шить бельё, как мыть его

И как варить обед,

Как летом мех укладывать

(Тому, кто в мех одет!),

Как охранять имущество,

Борясь в пожар с огнём,

И как детей воспитывать —

Наказывать ремнём…

Ну, словом, всё, что надобно,

Чтоб жизнь была легка,

Но только не для бедного,

Простого мужика.

Ему и книг не надобно

(Читать он не умел)

Про то, как дом налаживать

(Он дома не имел).

А как ремнём наказывать

Ребёнка своего —

Наука немудрёная,

Пороли самого!

Коль не запорют до смерти

И будет жив холоп,

Сотрёт знахарка в снадобье

Полынь, репей, укроп,

С гусиным жиром выпарит,

С головкой чесноку,

Положит ночью тёмною

На раны мужику…

В лесах, в лугах, на просеках

От ранней от весны

Целебные растения

Сбирали ведуны.

Сушили их на солнышке

И в избах на печах,

Чтоб цветик не осыпался,

Чтоб корень не зачах.

Леченьем баня славилась

У русских мужиков,

Что «пар костей не ломит» —

Осталось от веков.

Застынет ли на холоде,

Уйдя по грудь в сугроб,

Иль зашибётся где-нибудь

Крестьянин иль холоп,

На то совет испытанный —

Лечь в баньке на полок

Да с веником берёзовым,

Чтоб пар под потолок!

А были заговорницы,

Что приходили в дом

Лечить больных заклятьями

И разным колдовством.

Велят смотреть болящему

На месяц молодой,

На уголь дуют тлеющий

Иль шепчут над водой:

«Тьфу! Тьфу! Уймись, трясовица!

Уймись, ломота! Сгинь!

Тьфу, пропасть окаянная!

Аминь! Аминь! Аминь!..»

Прошла пора знахарского

Леченья на печи,

Народу служат преданно

Учёные, врачи.

Но… медицина древняя

До наших дней жива.

Цветы, коренья, ягоды,

Целебная трава,

Шиповник, мята, ландыши,

Бессмертник, и шалфей,

И корень валерьяновый —

Великий чародей.

Они наукой признаны,

Их польза велика.

Они с народной мудростью

Остались на века.

ЧТО НЕГЛИННАЯ РЕКА ПОВИДАЛА ЗА ВЕКА

За Москвою, за столицей,

В роще Марьи молодицы

Начинался ручеёк.

Он шумел, журчал, струился,

Он с Напрудной речкой слился

На лужайке — Самотёк.

И, не ведая покоя,

Зажурчал ручей рекою,

Что Неглинкой назвалась

И своим путём-дорогой,

До Москвы-реки широкой

Через город пробралась.

Уж не так чтоб очень длинный

Был тот путь реки Неглинной —

Не в пример Десне, Протве,

Всё ж Неглинная немало

На своём пути видала,

Протекая по Москве.

Протекала под Сущёвом,

Под большим селом дворцовым,

Где пахали по весне,

Скот водили, пряли, ткали

И доходы собирали

Государевой казне.

И вечернею порою

На Неглинку к водопою

Звал жалейкою пастух

Из приволья пастбищ мирных

Всех овец, баранов жирных,

Всех бурёнок да пеструх.

Напоив стада собою,

Воды лентой голубою

Звонко пели, а потом

Протекали, не журчали

Мимо берега печали,

Где стоял «убогий дом»,

Дом для странников бездомных,

И слыхала речка, скромно

Протекая меж коряг,

Как на кладбище звонили,

Неизвестных хоронили —

Нищих, пришлых да бродяг.

А в столице нашей юной

Нынче площадью Коммуны

Это место мы зовём.

И советского народа,

Нашей Армии и Флота

Там гостиница и Дом.

Пряча силу в быстрых водах,

Меж урочищ, огородов

По Москве река текла,

В те века в столице старой

Были частые пожары —

Выгорало всё дотла.

И Неглинная, бывало,

Москвичам воды давала,

Чтоб огонь тушить шальной.

А на площади на Трубной

Торг был раньше лесорубный,

Пахло дубом и сосной.

И, бывало, там из дуба

Продавались избы-срубы

На высоком берегу.

Тут же саженцы, коль надо,

Семена, кусты для сада

Покупали на торгу.

Этот торг служил когда-то

Для того, кто жил богато, —

Для князей, купцов, бояр.

Был омыт водой проточной

Тот московский торг Цветочный.

Ныне там — Цветной бульвар…

Дальше речка почему-то

Заворачивала круто

До Кузнецкого моста.

Над Неглинною рекою

Мост название такое

Там над самою водою

Жили целой слободою

Всё литейцы — кузнецы.

Грохотали вечно горны,

Дым клубился едкий, чёрный,

Громко звякали щипцы.

Там в дыму, в железной пыли

Кузнецы в лачугах жили.

А повыше, на горе,

Двор, что Пушечным прозвали,

Потому что отливали

Медны пушки в том дворе.

День и ночь была работа,

И на Пушечной ворота

Открывались в этот двор.

Эту улицу отметим,

Мы её названьем этим

Прозываем до сих пор…

В бане, с веничком да в мыле,

Люди русские любили

Поваляться на печи.

Испокон веков недаром

Поздравляли «с лёгким паром»

Наши предки-москвичи.

Уверяли все знахарки:

Мол, в хорошей банной парке

Веник гонит хворь да боль…

Бани были на Неглинке,

Где Свердлова площадь ныне,

Там, где зданье «Метрополь».

Москвичей помыв, Неглинка

Шла по мельницам до рынка,

На бегу муку меля,

Но весной она, бывало,

В половодье заливала

Всё до самого Кремля.

А в жару река мелела,

И стоял высоко, смело

Воскресенский мост над ней,

Там был рынок на Неглинной,

Овощной, фруктовый, дынный

(Ныне там стоит музей).

И летели в реку с горки

Кочерыжки, шкурки, корки

И фруктовое гнильё.

Воробьёв летали стайки,

Уж под мост сюда хозяйки

Полоскать не шли бельё.

Под стеной кремлёвской новой

Шёл весной поток бедовый,

Чтоб простор себе найти,

Шёл под Троицкий мост с Кутафьей,

Шёл в Москву-реку, отдав ей

Всю добычу по пути.

Там теперь стоит ограда

Александровского сада

Под кремлёвскою стеной.

Ветерок гуляет свежий

Возле старого Манежа

Даже в душный, летний зной.

А зимой с морозной дымкой

Подо льдом несла Неглинка

Воды быстрые свои.

На Москве-реке, бывало,

Через лёд она видала

Все кулачные бои.