Ничего не имею против легионеров, но в них другая кровь, иной дух. Раньше мы собирались все вместе. Травили байки, чего-то изобретали, спорили, докапывались до истины. Мы были одним целым. А теперь, и это не только в «Спартаке», а во всех российских командах: потренировались, поели молча и по номерам разбежались. Человеческого контакта нет. Мы не ощущаем себя одной семьей. Впрочем, в 2007 году появились предпосылки к изменению ситуации в лучшую сторону.
И все же я на месте спартаковского руководства сократил бы функции нашего переводчика Жоры Чавдаря. А то он с этими варягами носится как с грудными детьми. А так им оставалось бы надеяться прежде всего на себя. Захотели бы выжить — выучили бы язык, прониклись русским менталитетом, пошли в народ, к нам — старожилам.
Ведь удалось же в свое время Робсону, а потом и Войцеху Ковалевски стать своими. Этих ребят я никогда не считал чужаками. Они такие же, как мы. Родные. И у каждого из них есть харизма.
Вот, кстати, наверное, тот ключевой компонент, которым должен обладать игрок, получивший приглашение в «Спартак». Оглядываюсь назад и понимаю: я с первых же дней появления человека в команде чувствовал — закрепится он у нас или нет. Люди с харизмой сразу бросались в глаза и без проблем вливались в наши ряды.
Помню, как появился Вася Баранов — никому не известный полузащитник из «Балтики». Вальяжный. На вид несерьезный. На поле разгильдяй, но мужик до мозга костей. Пахарь. Яркая личность. Мы его сразу же признали: этот нам поможет.
А Юрка Ковтун? Угловатенький. Представлений о спартаковском футболе — ноль. Но у Юрки сразу же проглядывалась его душа — добрая, надежная. Он хотел учиться, постигать незнакомый для себя футбол. Мы ему тут же доверились. И для меня на стыке тысячелетий лучшего левого защитника в России не существовало.
Дима Парфенов вообще с первого же дня своего появления в Тарасовке сделался равным среди равных. Во-первых, одессит. Это изначально гарантировало успех. Цыля взял над земляком шефство, представил нам Парфешу: «Тоша, свой человек!» Раз Цыля сказал, что свой, — значит свой. Да это и так было ясно, без представлений.
И перечислять можно долго.
До сих пор не смогу объяснить, в чем изюминка всех этих людей. Но то, что она у каждого из тех, кто надолго закрепился в «Спартаке», была и есть — это бесспорно.
Не бывает команд, где царит идиллия. Это бред! У нас тоже хватало разногласий. В «Спартаке» все были людьми амбициозными, с непростыми характерами. Щекотливых ситуаций, при которых эти характеры могли столкнуться, возникало в избытке. Но в 1990-х годах крупных конфликтов у нас никогда не происходило. Если и выясняли отношения, то «под подушкой», чтобы никто не слышал и не видел. В «Спартаке» был один человек, который решал абсолютно все. Это Романцев! И что бы ты ни делал, как бы ты ни возмущался, все это не имело значения, потому что повлиять на Олега Ивановича было невозможно. Вдобавок в «Спартаке», впрочем, как и в любой другой команде, были своя иерархия и свои негласные законы, которые никто никогда не нарушал. Если кто-то не хотел принимать «устав нашего монастыря», то он «выдавливался» из Тарасовки. Причем не кем-то, а самой жизнью. Да у нас тогда, за редким исключением, почти и не было случайных людей. Даже личности с гонором — и те рано или поздно начинали приносить пользу. Обычно отваливались как раз такие, кому не хватало спортивной наглости. Был у нас нападающий Серега Лутовинов — парень приятный, не без таланта. Но он психологически так и не смог перестроиться с Коломны на «Спартак», даже на поле боялся кого-то из нас с голом поздравить. Подбегал, смотрел и убегал назад. Так и убежал в безвестность. В спортивном коллективе лучше быть более ярким, более твердым, порой и наглым.
Хотя я-то наглым никогда не был и быть не мог. На этапе вхождения в коллектив я не перепрыгнул ни через одну ступеньку. Даже некого подобия «травли» не миновал.
В межсезонье 1995–1996 годов меня «прихватил» Юра Никифоров. А началось все на турнире Хазарова. В полуфинале с «Аланией» и в финале с «Локомотивом» я выполнял функции опорника. Хлестов и Мамедов по краям защиты. Онопко и Никифоров цементировали оборону. И вот Ника меня «поймал». У меня уже трясун дикий. Мяч идет ко мне — я не знаю, что делать. Ошибусь — Ника кричит: «Ты что творишь?» Зато психологическую обкатку прошел и обид никаких на Юру, естественно, не держу. Спустя годы мы с Никифоровым в сборной много общались, и я ему как-то сказал: «Помнишь, ты меня чуть не задушил?» Юра удивился.
В футболе есть негласное правило, с которым я, кстати, не очень-то согласен: «Молодой бегать должен больше. И напихать ему можно за что угодно — только злее будет. А свою злость пускай на поле вымещает». В таких условиях молодому главное не дрогнуть.
Сам я никогда не орал на партнеров и орать не собираюсь. Не такой я человек. Если и заставляю себя кому-то напихать, то делаю это очень мягко. Все это напоминает сюжет фильма «Джентльмены удачи», когда добрый директор детсада вынужден был играть роль кровожадного рецидивиста. Ну не способен я быть злым уголовником!
Вообще-то не так уж плохо, когда в команде есть человек, который умеет повышать голос. Бывают моменты, когда кто-то должен не просто повести за собой партнеров, но и гаркнуть при этом. Разумная дедовщина никогда не помешает. Когда мы. девятнадцати-двадцатилетние пацаны, начинали свой путь в большом спорте, такие люди, как Пятницкий, а позднее — Горлукович, нам принесли немало пользы. От нас не требовалось творить чудеса, но мы не имели права навредить. Перекусил соперника — отнял — отдал ближнему. Как угорелые носились по девяносто минут и ноги в стыках не убирали. Потому что за такие вещи с нас тот же Серега просто спустил бы три шкуры. Но мне в общем-то повезло. Дед меня не трогал. С Пятницким же я играл недолго. Он тогда как раз после травмы восстанавливался, а у меня все получалось. Андрюха был потрясающий лидер. Он, не подбирая выражений, мог предъявить претензии любому, и всегда это приносило нужный результат.
Валера Карпин — очень конкретный. В «Спартаке» я не успел под него попасть. Когда же мы встретились в сборной, я уже был твердым игроком основного состава и Карп замечаний мне не делал. Валера вообще был разумным футболистом, у него шел деловой подсказ. Еще по идее мне мог что-то высказать Мостовой, но Саня партнеров не касался. Всю свою агрессию он обрушивал на судей. Так что в профессиональной жизни мои отношения с так называемыми ветеранами складывались совсем неплохо.
Параллельно налаживались отношения и вне поля. В «Спартаке» была мощная, практически легендарная четверка картежников: Никифоров — Цымбаларь — Пятницкий — Мамедов. Мамед как-то травмировался, и его место стало вакантным. Так Ника с Цылей позвали меня. Буквально за шкирку притащили. Думаю: вот попал! Одна партия в джокер длится примерно полтора часа, а спартаковские монстры укладывались в сорок минут. Игра такая же скоростная, как у Романцева в квадрате. Взял. Посмотрел. Бросил. Подставил этого. Посмеялись. Раздали. Дальше поехали. Темп сумасшедший. У меня навыков нет, правила знаю плохо, а эта великолепная троица меня еще постоянно подгоняет: «Молодой, давай быстрей». Я впопыхах первую попавшуюся карту бросаю. Весь мокрый от напряжения. Мозги кипят. Когда все закончилось и я проиграл самую малость, испытал сказочное облегчение: кошмар остался в прошлом! Я справился. Такие ситуации все же сближают. Они полезны. Старики меня нормально восприняли, признали. После этого я мог с ними где-то парой фраз переброситься.
А в 1996 году уже сам прилично разбирался в картах. С приходом в команду Горлуковича у нас тоже образовался свой квартет: Дед, я, Аленичев и Евсеев. Сергей был заядлым картежником и неформальным лидером нашего «клуба по интересам». Играли всегда на деньги. У Горлуковича было любимое выражение, которое он повторял по сто раз за партию: «Эй… кидай быстрей». На место многоточия он каждый раз ставил забавные слова. И как-то незаметно для себя мы, салаги, перешли с ним на тот уровень общения, который допускается только среди равных. Мы втроем, обращаясь к Сереге, стали его копировать: «Эй… кидай быстрей». Нам с Вадиком по двадцать лет. Горлуковичу — тридцать четыре. Сейчас не представляю, как такое могло быть. Но ведь было! Сергей — он незаурядный, потрясающий, о нем книги нужно писать! А еще Дед — очень обязательный человек. Он проигрывал и тут же уходил за деньгами. Принесет, отдаст, себя вычеркнет: он никому не должен. Великая черта! Но в то же время, если выиграет, будет бегать за человеком по всей базе. Даже из-за рубля. Он тебя с потрохами съест, если ему выигрыш не отдашь. Необычайно харизматическая личность!
