У Васи Баранова тоже была неплохая колотушка. На тренировках, когда мы оттачивали удары с лета, Вася не раз перебивал не только заградительную сетку, но и забор базы, посылая мяч на участок к проживающему по соседству батюшке. Поп наверняка собрал из наших мячей солидную коллекцию, настолько часто мы его беспокоили. Сетку за полем с каждым годом поднимали все выше и выше, тем не менее батюшку это не спасало от наших бомбардировок. Вы только не подумайте, что мы мазилы какие-нибудь, в футболе всякое бывает.

 Сейчас в Тарасовке все по-другому, и ворота уже стоят в той стороне, где наш жилой корпус. Теперь мячи попадают в окна наших же комнат, но поскольку стеклопакеты на базе сверхнадежные, то к помощи стекольщиков мы пока не обращались.

 Лично я за все время своего пребывания в «Спартаке» за пределы зоны тренировочного поля мяч отправлял считаные разы. Дело в том, что я крайне редко бью на силу. Во-первых, и силы выдающейся нет. А во-вторых, и это в-главных, когда оказываешься на линии штрафной площади, то прежде всего уповаешь на точность.

 Мне всегда хватало хладнокровия трезво оценить ситуацию и хорошенько прицелиться. И это позволяло часто выигрывать внутренние турнирчики по реализации голевых моментов. Просто уже в тот миг, когда мяч направлялся ко мне, я знал, что буду с ним делать. Олег Иванович всегда повторял: «В игре мяч может несколько раз поменять траекторию своего полета: вы ждете его в одной точке, а он окажется в другой, и вам надо будет успеть под него подстроиться. Вон там будет трудно. На тренировках же вам никто не мешает, так что будьте любезны попадать в ворота». Вот я и старался не промахиваться.

 Был период, когда в СМИ регулярно говорилось о том, что в «Спартаке» отрабатывают только контроль мяча, забывая о шлифовке ударов. Это чушь! Мы много били по воротам, и при этом всегда били на результат.

 Мне особенно нравилось, как в концовке нас делили на две команды и мы соревновались в результативности друг с другом и заодно с вратарями. Были серии по стоячему мячу, по катящемуся, с шага. Самое сложное — это удар с шага, без переступов. Там задействованы другие группы мышц, но я неизменно получал огромное наслаждение от этого процесса, который к тому же сопровождался шутками и поддевками. Стас Черчесов любил все происходящее комментировать, и надо признать, ему удавалось меня зацепить за живое. Стас ведь был неординарным голкипером. Пока игрок разбегался для удара, он, образно говоря, брал футбольную книгу, открывал ее на нужной странице и читал. Ему и прыгать порой было не нужно: он оказывался в нужном месте гораздо раньше мяча. Бывает, вроде бы здорово пробьешь, а Стас тебе тут же кричит: «Тит, а я уже здесь!» Черчесов по разбегу, по постановке стопы голеадора уже понимал, чем все закончится.

 Руслан Нигматуллин футбольным оракулом не являлся, но обладал феноменальной прыгучестью. С ним тоже было интересно.

 Жахнешь в дальнюю девятину и уже думаешь, что гол, а Руслан пролетит метра четыре и сотворит маленькое чудо.

 Но самые принципиальные зарубы у нас были с Сашей Филимоновым. В свои лучшие годы Фил был сильнейшим в российском чемпионате, и, сражаясь с ним на тренировках, я получал потрясающую практику.

 У Романцева всегда разрешалось добивать мячи. Пробьешь — кипер парирует мяч и рефлекторно бросится за ним, но и ты не дремлешь: вот мы с двух сторон несемся на таран. Для любого полевого игрока это был высший кайф — метров с шести расстрелять вратаря со всей дури. Но и вратари с нами не церемонились — если проиграешь забег и не успеешь вовремя отпрыгнуть в сторону, тебя размажут. Саша Филимонов мог и бетонную стену протаранить, не то что человека.

 Часто с кем-то из нападающих мы спорили, кто больше забьет киперу с двадцати метров. Поверженный вез победителя в корпус на своем загривке. Супер! Эти эмоции всегда были значимы, особенно если на следующий день предстоял матч.

 * * *

 Раньше на тренировки мы выходили, как ополченцы: кто во что горазд. При этом были ребята, которые между собой чуть ли не соревновались в моде: у кого носки круче. В 2002 году произошел ошеломительный по своей нереальности случай. Был у нас в дубле один многообещающий во всех смыслах защитник. Как-то, будучи на базе, он нарядился в футболку своего любимого киевского «Динамо», но весьма некстати наткнулся на Стаса Черчесова, который чуть с ума не сошел от такой наглости и тут же объяснил Андрюхе — так звали защитника — «политику партии и правительства».

 Сегодня подобные вещи исключены. Во всем у нас существует свой регламент. За несколько часов до каждой тренировки на этажах и в холле жилого корпуса вывешиваются специальные листочки, где не только все четко прописывается, но даже рисуется форма одежды, в которой все до единого обязаны выйти на поле. При Старкове несколько раз были случаи, когда игрока, облачившегося не в те гетры или не в те шорты, выгоняли с занятия.

 Другое принципиальное отличие между нынешними временами и прошедшими заключается в том, что теперь каждый должен тренироваться в щитках. Поначалу некоторые ребята сопротивлялись, но был издан клубный приказ и определена система штрафов за неповиновение. Сегодня уже невозможно представить, чтобы кто-то щитки проигнорировал.

 «Спартак» всегда был передовым клубом в России не только по результатам, но и по организационным моментам. Форму за нас стирали, мячи нам подавали, фишки за нас расставляли, однако в 1990-х годах сетку с мячами таскали сами игроки. А поскольку долгое время я являлся самым молодым, то с этой авоськой буквально сроднился. В новейшей истории клуба молодежь уже не знает, что такое носить мячи. Весь инвентарь доставляют на поле администраторы, но я все равно иной раз, когда иду на занятие пораньше, хватаю столь милый сердцу багаж и не вижу в этом ничего зазорного.

 На поле я всегда ступаю с левой ноги и так же с левой поле покидаю. Это мой маленький секрет, ритуал, если хотите. Больше примет в моем арсенале нет. Зато я, как правило, очень внимательно слушаю свой организм. И если за день-два до матча чувствую себя на тренировках в порядке, то уже знаю: сыграю хорошо. Конечно, человеческий организм настолько непредсказуем, в нем еще столько нераскрытых тайн, что ошибки случаются. Бывает, вопреки всякой логике в руках и ногах поселяется вялость, и ты уже ничего не можешь с ней поделать. Я общался на эту тему со многими опытными игроками, и все они жалуются на подобные «сюрпризы». Конечно, случается и наоборот: на тренировке еле-еле по газону бегаешь, а со стартовым свистком судьи вдруг замечаешь, что у тебя выросли крылья.

 И все же с возрастом становлюсь все более точным предсказателем самого себя. В 2006-м я, по-моему, ни разу не промахнулся в своих прогнозах о том, как для меня сложится игра. — настолько тренировки являлись абсолютным критерием оценки собственных возможностей.

 Я научился сам подтягивать свою функциональную готовность. Умею, если необходимо, избавлять себя от лишних нагрузок. Сегодня мне даже не нужны тренер по физподготовке и все богатейшие методики по контролю за организмом спортсмена. При этом я убежден, что в любой команде должен быть наставник по «физике» и у него под рукой должна находиться великолепная аппаратура.

 Когда в свое время Скала привез Джованни, я испытал шок от истинного профессионализма итальянца. В своем деле он был маэстро. Никогда прежде мне не было так любопытно истязать себя, как тогда. И я безумно сожалею, что из-за дисквалификации не сумел проверить результаты предсезонной работы. Да, я сам себя могу готовить к сезону, но у нас единый коллектив, потому я должен пахать вместе со всеми. Мне страшно интересно трудиться над собой и постигать что-то новое. Я умею найти свою прелесть чуть ли ни в любом футбольном элементе и считаю это умение своим достоинством.

 Хотя до той степени интереса, которая присутствовала у меня при Романцеве и Ярцеве, вряд ли когда-то дотянусь. Да, из-за своей любви к этим наставникам, допускаю, я что-то прозевал, занимаясь в сборной у других тренеров. У каждого свои нюансы. Безусловно, я старательно выполнял все те упражнения, которые давали Бышовец, Газзаев и Семин, но не пропускал многие вещи через себя. Я знал, что лучший наставник в России — это Романцев, и, следовательно, его методика не имеет себе равных. Поэтому-то все другое и не воспринимал должным образом.