А наутро началась моя новая старая жизнь. Я обрел статус полноценного спортсмена со всеми вытекающими отсюда буднями. Мне было безумно интересно все, что связано с моей профессиональной деятельностью. Я взахлеб поглотил календарь сезона и за считаные минуты буквально выучил его наизусть. Упивался предвкушением каждого матча, вспоминал, какие стадионы и какие гостиницы нас ждут. Я был счастлив тем самым пьянящим счастьем, которое испытывает живое существо, когда его выпускают на свободу! Мне хотелось всего и сразу, но в то же время я прекрасно осознавал, что «всего и сразу» не будет. Я стоял у подножия длинной крутой лестницы и отдавал себе отчет в том, что для восхождения наверх мне придется пройти по каждой ступеньке: крутые прыжки могут привести к падению.
Перед стартовым матчем чемпионата меня почему-то охватило опасение: что если игра у меня не заладится и трибуны начнут свистеть? Готовы ли люди морально к тому, что Титов на первых порах может оказаться не тот? Я и впрямь оказался не тот. Мы сгорели «Москве»: ноль-два. Просто потрясение какое-то! Сегодня горечи того поражения я не ощущаю, но мне до сих пор не по себе от того, что тот матч так и остался единственным официальным, в котором мы с Димой Аленичевым вместе появились в стартовом составе после его перехода из «Порту». Не таким нам с Аленем виделся наш совместный футбол. И того разочарования уже не исправить. Зато мне удалось подправить впечатление от своей личной игры. Я в очередной раз доказал, что могу держать удар. Сколько раз я получал в челюсть от обстоятельств, и сколько раз злопыхатели предсказывали, что следующий хук закончится для меня нокаутом, но я всегда находил в себе силы выстоять и перейти в контратаку. И уважаю себя за это. Во втором туре я забил казанцам. Радость была такой дикой, что я с трудом уберег себя от соблазна не вспорхнуть на трибуну и не приняться целовать там всех подряд. Дубль в ворота «Рубина» позволил мне отмахнуться от зарождающегося негатива общественности, я словно предоставил себе право на адаптацию на ближайшие три-четыре матча. И вот в ходе этой адаптации выяснилось много чего любопытного, в том числе и то, что футбол за год моего отсутствия заметно стал другим.
Наши великие ветераны сейчас пишут (я без иронии говорю, действительно великие): вот мы раньше играли! Но раньше не было футбола, раньше люди ходили по полю пешком. У меня есть кассеты со старыми матчами, и я среди них откопал шестьдесят какой-то год. Так там бразильцы просто вставали по точкам и вообще не бегали. Перекатывали мяч туда-сюда, потом доставляли его в штрафную, раз — гол! Или знаменитый гол Марадоны англичанам, когда он человек пять-шесть обвел. Если виртуально тот рейд перенести в сегодняшнее время, то аргентинцу еще в центре поля должны были ноги оторвать, потом при подступах к штрафной площади ему бы руки оторвали, он уже катился бы вперед, но тут ему отбили бы голову, и ничего бы не было. Я согласен, что Марадона — величайший футболист, на мой взгляд, именно он король нашего вида спорта. Но сейчас все иначе. Вряд ли и он, и Пеле смогли бы блистать сегодня, как в свое время. Я помню, как мы сражались с «Реалом» в 1998 и в 2000 годах. Первая команда была вся из звезд, вторая поменялась лишь процентов на двадцать, но играла уже совсем по-другому. И то был ошеломительный прогресс испанцев. Мне кажется, что это сборная Франции своей победой на чемпионате мира 1998-го поменяла стиль футбола. Трехцветные отделали бразильцев, которые считали себя богами, именно за счет качества игры. Они придали игре дополнительный импульс. Плюс новые технологии: в медицине, подготовке, тактике. Год простоишь на обочине, а выйдешь на трассу — ничего не узнаешь.
Фактически спустя десятилетие мне пришлось заново делать свои первые шаги в Премьер-лиге. Имеющийся опыт не особо-то помогал. Да, многие соперники при встрече обнимали и радовались тому, что я вновь в строю. Было приятно. И вне поля, безусловно, я чувствовал себя уютно. На поле же все давалось с большим трудом.
Огромная сложность заключалась в том, что Старков начал меня учить играть в футбол, а предыдущие лет пять-шесть никто не давал установок: мне доверяли. Тут же Александр Петрович, сторонник наличия в составе двух опорников разрушительного плана, стал требовать от меня прежде всего игры в обороне. Идеальным вариантом для него была бы схема «четыре-четыре-два», где в центре полузащиты действовали бы Моцарт и Ковач (Ковальчук). Но отказаться от меня он тоже просто так не мог. Вот и пытался сделать из меня Ковача — после каждой атаки я обязан был, как сайгак, нестись назад и блокировать наступление соперника. Поскольку я человек очень ответственный, то всячески старался выполнить установку наставника, и зачастую сил на созидание у меня не оставалось. Да при том объеме функций их и не должно было оставаться на что-то путное. У Романцева я тоже когда-то был опорником, но там мы с Цымбаларем или Аленичевым заменяли друг друга по ситуации. Здесь же мою зону никто не страховал. Фактически я должен был быть Макелеле (по воле тренера) и Зиданом (по воле народа) в одном лице, а погоня за двумя зайцами, как известно, оборачивается печальными последствиями. То и дело доводилось слышать крики с трибун, читать статьи в газетах о том, что я кончился. Когда чаша терпения переполнялась, я напрочь отключал эмоции: в состоянии апатии человек непробиваем. Я вновь держался. Летом Александр Петрович невольно нанес мне очередной болезненный удар, и тогда многие посчитали, что теперь-то я точно упаду. Главный тренер усадил меня на скамейку запасных. Самолюбие мое было уязвлено настолько, что боль разрывала изнутри. Расспросы окружающих о том, почему это произошло, подливали масла в огонь. Это был сущий ад! К моей чести, я справился и с этим испытанием. Отвоевал себе место в основе и второй круг провел на высоком уровне. Серебряный поединок с «Локо» стал апофеозом сезона. Для того чтобы спустя четыре года завоевать путевку в Лигу чемпионов, нам достаточно было взять одно очко. Такой поддержки, как была у нас в Черкизове, не было со времен битвы против «Арсенала».
Мой гол получился похожим на кубковый гол «Ростову» в 2003-м, только более усложненным по исполнению. Мяч летел сбоку, периферийным зрением я видел, что Босс стоит по центру. Значит, надо было либо чуть-чуть задеть мяч, чтобы он улетел в дальний от меня угол, либо бить сильно — в ближний. Но бить сильно было рискованно — такой мяч плохо видно, запросто можно промахнуться. Поэтому я лишь немного его подправил, так получилось, что попал хорошо.
Газет после той игры не покупал. Телепередач тоже не смотрел. Даже ничего о том матче не прочитал и не узнал. Смешно получилось на сайте наших болельщиков. Они определяли лучший гол ноября: а там их всего два было, и оба мои — сумасшедший выбор. И в итоге написано: «Большинством голосов лучшим признан гол Егора Титова в ворота «Локомотива».
После матча эйфория была у всех, ко мне столько народу приезжало с поздравлениями! Говорят, что у победы много отцов, так вот у этого нашего успеха в тот раз были и дедушки, и прадедушки. Почему-то, кстати сказать, все восприняли эту ничью как победу. Подходили люди, говорили спасибо за победу над «Локо». При чем тут победа? Видимо, эмоции все перекрыли.
Моя эйфория закончилась на следующий день. Я солидарен с Димой Аленичевым, что для настоящего спартаковца существует только первое место. Второе не для нас! Я сел переосмыслить сезон. Обладая склонностью к оптимизму, нашел в нем позитивные моменты, такие как сокрушительная победа над «Динамо» со счетом пять-один и завоеванное право выступать в самом престижном турнире. Но вместе с тем я еще и максималист, и этот факт не позволял мне радоваться. Я провел год не так, как мне хотелось, был уверен, что способен на большее. Я сделал надлежащие выводы и сказал себе: «Проехали! Теперь надо хорошенько отдохнуть в отпуске с Тихоновым и начать готовиться к новому сезону». В 2006-м я рассчитывал наверстать упущенное. И в общем-то надеялся не зря!
